«Под кручей – соминая яма…» Под кручей – соминая яма, Над тучей – орлиная синь. Куда путь лежит? К солнцу прямо. Гуртами чернеет полынь. Сжат воздух до боли, до хруста. Кто степью, пластаясь, летит, Срывая ревнивое чувство У броско раздетых ракит? Наверное, витязь отважный Из тех позабытых времён Вновь явлен, как отблеск вчерашний То ль стягов, то ль русских знамён. «Святые горы…»
В степях Азовских – путь к Донцу, К Святым горам, где монастырь, Как встарь, внимает чернецу, Читающему вслух псалтырь. Возможно, Игорь тем путём Однажды с войском проходил. И долго слышал я потом Великий плач среди могил… Развеял ветер пыль и прах, Но путь остался, он – живой. И в небесах мелькает стяг Всех тех, кто не пришёл домой. Молчат курганы и века, Но память прошлое хранит. И сквозь тоску издалека Ко мне бессмертный зов летит. «Во мрак я вглядываюсь долго…» Во мрак я вглядываюсь долго: Летят века в дыму, в огне. Мелькнёт твой лик в тумане волглом, И станет вновь тревожно мне. Что значит вещая тревога? О чём шумит во мгле ковыль? Никто не скажет. Лишь дорога Поднимет к смуглым бёдрам пыль. В ней знак моей судьбы таится, В ней плоть проглянет, светлый дух. Заржёт призывно кобылица, И вечность отзовётся вдруг. Как всадники, застыли тени В яругах, балках и кустах, На купах призрачных растений, Возросших на былых костях. – Ты ждёшь меня? – я слышу голос Как будто бы из-под земли. Прижат шеломом пышный волос, В глазах пылают ковыли. – Вот меч тебе. Держи покрепче, Тебя обучат им владеть. Он быстро грусть твою излечит, Душа обязана лететь. Она бессмертна, как равнина, Как звёзды, что видны в ночи. Уносит жизнь судьбы стремнина, А не разящие мечи. Коня подводят мне, и вместе Мы скачем в зареве огней. И путь наш долог, неизвестен В просторах родины моей. 23. 12. 91 Иловай Как предки, чту я свято рубежи Твоих лесов и праведных степей. Событья давних лет во мне свежи, Как будто сам я гнал твоих коней. Как будто я скакал к твоим лугам, Рожок играл тревогу, скорый сбор. И тучи стрел взлетали к облакам, И звон мечей ломал сосновый бор. Лишь раз тебя не смог я отстоять. Ты был в крови, клубился чёрный дым. И, отбиваясь, отступала рать, Чтоб вновь вернуться к берегам родным. Кто я по крови? Русич, славянин, Ещё течёт кровь скифская во мне. В крови ковыльный дух твоих равнин Летит, как встарь, на бешеном коне… Ты говоришь, что я теперь поэт. Что ж, поругай. Прости мои грехи. Я знаю: без тебя пути мне нет. Вон коршун чертит надо мной круги… Я слышу, как журчит твоя струя, Теряясь в заповедной глубине. В ней растворилась молодость моя. Но я с тобой, и ты навек во мне. «Гусли славили Бояна…» Гусли славили Бояна, Замирали и звенели, Где Донец блестел водою И туман рождался белый. И под клики лебедей Каждый думал неотступно: Завтра снова в путь-дорогу К половецким рубежам. Гасли звёзды, меркли дали, Рокотали тихо струны О земле, омытой кровью, Об уснувшем ковыле. Кто дремал под волчьей шкурой, Кто свой меч острил с надеждой, Кто молился, как язычник, На червлёный тусклый щит. Плач Ярославны На Дунае голос Ярославны, Что зегзица, кычет поутру. От стены Путивля красноглавой Он летит и плачет на ветру: «Полечу кукушкой утром рано И рукав бебряный омочу Я в Каяле. Им я князю раны На могучем теле залечу». Лишь рассвет в степи откроет дали, И заря в Путивле потечёт, Плачет Ярославна на забрале, И слеза красу её сечёт: «Что ты, ветер, хиновские стрелы Мечешь всё на русские полки? Что не мчишь их дальше, за пределы Смертоносной, гибельной реки? Разве тебе плохо в поднебесье С облаками рядышком летать Иль над синим морем реять песней, Корабли беззлобно колыхать? Что ж сорвал ты Игоревы стяги, Стрелами пронзил его щиты? Разве князь мой не испил отваги, Разве кровь в степи не видишь ты?» Лишь заря покажется в тумане И в Путивле скрипнет створ ворот, Плачет Ярославна. Утром рано На забрале горько слезы льёт: «О Славутич-Днепр, ты наш могучий, Каменные горы ты пробил, Святослава уносил за кручи, Что полки Кобякова побил. Прилелей же, господин, милого, Защити его в земле чужой, Чтобы князя я смогла живого Увидать. И не скорбеть душой». И опять в Путивле, на забрале, Лишь заря засветится в бору И прольётся на степные дали, Ярославна плачет поутру: «Светлое, тресветлое ты, солнце, Всем с тобою красно и тепло. Что же осушило ты колодцы, Войско князя жаром обожгло? И зачем в степи безводной луки Жаждою скрутило, а колчан Горем переполнило? Что ж муки Ты не шлёшь на грозных половчан?» |