"Дурак, - размышлял он, обдумывая, что же теперь ему предпринять. Надо было просто надеть кофту на себя, под пиджак. А теперь все сорвалось".
Его не покидала мысль любой ценой расплатиться с долгом.
- А-а, пошли вы все... - наконец вслух оказал он и с такой силой махнул рукой в воздухе, что до смерти перепуганная шавка завизжала, в два прыжка очутилась у ног хозяйки и затихла. - Проживу и без вас, без морали вашей, - заключил он и направился вниз.
- А может, не проживешь? - отозвалась сверху Нина. - Так приходи за помощью, - спокойно, будто издеваясь, говорила она вслед мужу.
И вдруг быстро спустилась вниз, догнала его, дернула за рукав и истерически закричала:
- Не приходи, если хоть сколько совести осталось, слышишь? Чтоб ноги твоей больше не было в моей квартире. Я буду знать определенно, что нет в семье кормильца! Сына буду воспитывать одна, и пусть он знает, что вырос без отца.
Трубиков втянул голову в плечи, поднял воротник, сплюнул через плечо и зашагал по лужам.
А Нина пришла домой, бесцельно походила по квартире, будто стараясь что-то отыскать, потом положила на стол отобранную у мужа кофточку, присела на постель и вдруг упала на подушку.
Кофточка... Два года она экономила каждую копейку, одевала и кормила сынишку, не балуя лишний раз. Перед приходом мужа купила две нейлоновые мужские рубашки, которые давно уже - пропиты, сыну новый костюмчик и уже в последнюю очередь эту кофточку для себя. Ночами ей представлялось, как приедет Николай, как они всей семьей принарядятся и в первое же воскресенье пойдут в кино. А потом поедут на Кировские острова посмотреть на желтеющую листву старых парков. Бабье лето... Они гуляют весь день, покупают мороженое в хрустящих стаканчиках...
И вот дождалась...
4
У входа на рынок на пустом ящике из-под маргарина сидел грузный Серега Мякиш и пел пропитым голосом.
Из кармана замусолеиного до блеска пальто Сереги торчало горлышко темно-зеленой бутылки, заткнутой самодельной пробкой из газеты. У ног валялась старая, расползающаяся по швам кепка и в ней - несколько медяков.
- Великому деятелю наше с кисточкой! - гаркнул Трубиков, деликатно выждав паузу между куплетами Мякиша.
- А-а-а, Кащей явился, - дружелюбно осклабился Серега, выставляя напоказ крупные пнилые зубы. - А мы тебе прогулы записали. Хочешь похмелиться - угощу.
Сегодня я добрый. От Сыча кое-что спозаранку переедало.
И сам трешку заработал, машину ягод разгрузил бабам...
В бутылке оказалось граммов триста денатурата. Развели водой, запили пивом. Постояв, повторили. Когда отошли в сторону от ларька к пустому прилавку, Серега приблизился к Трубикову, оглянулся по сторонам, убеждаясь, что их никто не подслушивает.
- Знаешь, с чего Сыч расщедрился? Два ящика апельсинов они с каким-то деятелем украли. Сам видел. Чисто сработали. Уже сплавили одному грузину по дешевке.
- Все ты знаешь, Серега, - польстил Трубиков. - Все новости.
- Всюду побывал, - с достоинством пошутил доволь-- вый Мякиш. Приметил новенького. На днях появился.
- Конкурентов боишься?
- Не знаю, кто он. Вроде приезжий. Сапоги хромовые, галстук блестит, цыган не цыган, не пойму я. Раньше такого не видел в нашем районе. Но Сыч, похоже, его знает - вдвоем их видел.
- Черный, говоришь? - встрепенулся Трубиков.
- Ну да.
- Здоровый такой?
- Да не слабый. Нас двоих сложить...
Трубиков допил пиво, поставил кружку на прилавок:
- Ну я пошел. Благодарствую за угощение.
- Какая муха тебя укусила? Только начали, и вдруг...
- Дела у меня, Серега.
- Какие все деятельные стали. Но учти, в другой раз попросишь - не поставлю! - произнес Мякиш.
Трубиков уже не слышал угрозы приятеля. Он врезался в рыночную толпу и исчез.
Вскоре Трубиков появился в павильоне. Проходя между рядами, пристально всматривался во встречных. Так од ходил около часа. Потом, будто что-то вспомнив, остановился, повернул за угол и направился к грузовикам с картошкой. Медленно переводя взгляд с машины на машину, он наблюдал за толпившимися грузчиками. Наконец, разочарованно сплюнул, заложил руки в карманы брюк и собрался было пойти прочь, как сзади кто-то чувствительно хлопнул его по плечу:
- Привет биндюжнику!
Около него стоял Сыч. Трубиков отшатнулся, широко раскрывая глаза. Но Федя был пьян и настроен к приятелю почти дружелюбно.
- Что, Кащей" работку ищешь? - Он кивнул на груженые машины и громко икнул. - Спать поменьше надо.
Видишь, все вакансии уже заняты. И чего ты рожу не казал полную неделю? От долгов скрываешься? Пенька боишься? Да не бойсь ты его. Он чем живет? Нашим братом. Мы работаем, - Сыч хитро подмигнул левым глазом, - а он по дешевке у нас закупит да потом перепродаст через своих...
Сыч спохватился, что наговорил лишнего, и замолчал.
- Отдам я ваши долги. Не нойте, - ответил вдруг Трубиков.
- Ух какой сердитый стал! - Сыч еще раз хлопнул Трубикова по плечу. Мне-то ты не должен. И я Пеньку не друг. Так что ты, брат, говори, да не заговаривайся.
А раз ты сейчас бедный, я могу угостить. Это запросто.
Я работку провернул сегодня приличную. - Он хвастливо поднял вверх большой палец. - А потому обмыть надо.
Вот и приглашаю. Приходи в три в "Овощи-фрукты". Там будет и новичок. Да вы с ним вроде знакомы...
Сыч легко повернулся, подставляя для обозрения Трубикову свою широкую спину, обтянутую брезентовой робой, и зашагал к машинам.
5
...Без пяти три Трубиков подошел к овощному ларьку и увидел направляющихся за угол Сыча и еще какого-то крупного мужчину, фигура которого показалась ему знакомой. Этот рослый что-то сердито внушал Сычу, а тот, видимо, оправдывался. Время от времени Сыч оглядываяся по сторонам, но Трубикова, следовавшего за ними на расстоянии, не замечал. Они уже шли по пустырю, и Трубиков окончательно убедился, что этот высокий не кто иной, как сам Журавлев. Он даже слышал его грубый голос.
Чтобы собраться с мыслями, Трубиков на минуту остановился за деревянным киоском. Потом решительно направился к ним.
- А-а, Кашей, - с улыбкой заговорил Федя. - Чего ж опаздываешь? Мы с другом ждали-ждали, да и решили без тебя сообразить. Ну, раз не прозевал, то тебе первая положена.
Трубиков никак не отреагировал на Федины слова, повернулся к Журавлеву и посмотрел ему в глаза. Тот сощурился и как ни в чем не бывало продолжал открывать бутылку водки.
- Здравствуй, Коля. Не признал? - тихо произнес Трубиков и сжал челюсти, стараясь унять нервную дрожь.
Лицо Журавлева оставалось спокойным.
- Что-то не припомню. Мало ли в жизни людей встречается... - Он вдруг отдернул руку от бутылки. - А черт, из-за тебя палец порезал. Узнаешь - не узнаешь! Пристал не вовремя...
- А пятый цех помнишь, литейный? - продолжая спрашивать Трубиков.
- Как же не помнить! Теперь припоминаю. Ты еще проворовался тогда. Со спиртом в лаборатории погорел, с костюмом... Как же, теперь вспомнил, узнаю. Уж больно постарел ты. А прошло-то не более двух лет...
Журавлев требовательно посмотрел на Сыча. Тот кивнул и начал разливать в стаканы светлую жидкость. Трубиков на мгновение оторопел - такого нахальства он не ожидал. И только спустя мгновение пришел в себя.
- Не я погорел, а все мы трое - и я, и ты, и он, тре"
тий... Все вместе гореть начали. А потом мне одному пришлось коптеть, а вы и дыма не понюхали! Ловко закладывать умеете. Кто в шкаф костюм подложил, я спрашиваю?! Да вас за такие дела! - неожиданно сорвался на фальцет Трубиков и сжал до боли кулаки.
- Не мели! Если хватил лишнего, иди погуляй по рынку, а не то я быстро мозги вправлю, - предупредил Журавлев.
- Ты-то вправишь? - петушился Трубиков. - Только чужими руками жар загребать умеешь!
Он ловко вскинул правую руку и ударил Журавлева кулаком в плечо.
- На же, получай, иуда!
Прежде чем дать сдачи, Журавлев оглянулся по сторонам. Закусив нижнюю губу, он, как клешней, схватил Трубикова за руку, повыше локтя, и резко дернул его к себе.
