Значит, завтрака нет. Трубиков взглянул на плиту и увидел сковородку. Поднял крышку и глупо хихикнул: жареная картошка, еще пар идет. Ясно, оставлено ему, сына-то на каникулы к бабке в деревню отправила.
Почесал затылок, судорожно сглотнул слюну и тут же начал хватать картошку руками, стоя у пллты. Когда показалось дно сковородки, сел к большому кухонному столу, нашел хлеб и вилку. Пережевывая черствые ломти, посматривал на пакетик, завернутый в газету. Интересно, что там могло быть? Не доев, потянулся и разверч нул пакет. Замусоленные и новые справки на прописку, паспорт. Все это было знакомо и неинтересно. И вдруг даже дыхание перехватило: из паспорта выглядывал светло-зеленый уголок. Ясно, деньги оставлены на прописку.
Он повертел в руке находку, сам не веря в подвалившее счастье, пощупал хрусткую бумажку, причмокнул от удовольствия.
- Ну, Николай Андреевич, держи хвост пистолетом, - сказал самому себе Трубиков. - Для начала на маленькую имеется, и на прописку рублевку сэкономим.
Трубиков не зря говорил жене о знакомых в милиции.
В райотделе он знал одного сотрудника, Федорчука. Знакомство, правда, было своеобразным: два года назад капитан Федорчук вел следствие по делу о краже спирта из лаборатории завода. А обвиняемым по тому делу был не кто иной, как сам Трубиков. Вот и запомнился ему капитан милиции.
Трубиков вышел на улицу, свернул в знакомый переулок, издалека увидел светлую вывеску отдела милиции.
У входа в здание постоял, взялся за ручку двери, помедлил. Наконец вздохнул и решительно потянул ее на себя.
В коридоре второго этажа, где обычно толпились посетители, никого не было. На одной из дверей висела табличка - расписание приемных дней и часов. Трубиков долго и тщательно всматривался в строчку: "Среда - с 15.00 до 18.00". Оглянулся вокруг, будто ожидая, что вот сейчас откроется дверь и его пригласят войти. Но никто не выходил.
- Не везет, - пробормотал он и пошел к выходу.
2
- Ты, Андреич? - по-свойски спросила Лиза, поправляя выбившиеся из-под белого кокошника крашеные волосы. - Что в такую рань?
Видно было, что она приятно удивлеиа визитом.
- Ранняя птица больше корма клюет, - заулыбался Трубиков, посматривая искоса на разноцветные стеклянные конусы, наполненные соками, и от нетерпения проглотил слюну. - Пересохло, Лизавета, промочить треба.
- Рано ведь, меня оштрафовать могут, - не удержалась буфетчица.
- Для начала дай томатного, что ли, внутри горит.
Лиза понимающе кивнула, налила сок в стакан, аккуратно размешала ложечкой соль.
- Давно надо на сок переходить. От него румяным будешь, полненьким. Женщинам нравиться будешь. А то вод какой желтый да худущий. - Она покачала головой и добавила: - Что тот Кащей из сказки...
- А меня и зовут - Кащеем! - резко перебил он. - Больше вопросов не будет? - И, чтобы загладить вспышку, вдруг объявил: - Я только что из милиции.
- Ой, мамонька, неприятности какие?
- Прописываться ходил. Надо ведь, а то вытурят из города.
- И то правда, - согласилась буфетчица. - Но там сегодня после обеда принимают.
- Ты-то откуда знаешь?
- Я все должна про милицию знать, работа моя такая, - загадочно склонила голову Лиза.
Трубиков вздохнул.
- Чего мучаешься, Андреич? С женой, сказывают, не ладишь?
Он неопределенно махнул рукой:
- Когда-нибудь расскажу. Не у. дел я пока... Не работаю.
- Подумаешь! Там-то за два года наработался небось?
- Не два. Год, восемь месяцев и три дня.
- Вот видишь! Вкалывал, наверное, как вол.
- Зазря раньше срока не выпускают.
Он посмотрел на нее, помолчал.
- Умная ты баба, Лизавета. Все понимаешь, - уважительно произнес он.
- Такие, как ты, Николаша, на дороге теперь не валяются, если хочешь знать...
- Так уж и не валяются.
- В твоем возрасте мужчине одному прозябать невозможно. Даже вредно. Ни пожрать по-человечески, ни вышить, когда захочется.
Трубиков незаметно сглотнул слюну, что тоже не ускользнуло от внимания Лизы.
- Я сейчас, - вполголоса сказала она.
Лиза вернулась с серой картонкой, на которой корявыми буквами было написано: "Ушла на базу". Она вышла из-за прилавка, заперла изнутри дверь и прицепила картонку на стекле.
- А теперь пойдем в мой кабинет. Что-то и у меия во рту пересохло.
В подсобном чуланчике она расчистила место для Трубвкова среди ящиков из-под конфет и папирос, быстро возвела из тех же ящиков сооружение, похожее на стол, достала с полки заранее припасенную поллитровку.
- Разливай, Николаша. Ты мужичок, тебе и положено этой приятной работкой заниматься, - предела она. - Да сбрось сначала плащ свой иэвоачичий! Будь как дома, не робей!
- Ты ж хозяйка, - скромничал Трубиков.
- Нет, нет! Открывать водку обязательно мужчина должен.
- Будь здоров, Николай Андреевич, - первой произнесла буфетчица, когда стаканы были налиты.
Они тихо чокнулись, молча выпили. Но Трубиков не удержался, громко крякнул от удовольствия. Лиза зашипела, прикладывая к губам палец: потише, мол, а то с улицы слышно. Ее пухлые, сложенные в трубочку губы, озорно блестящие глава и таинственное шипение неприятно подействовали на Трубикова. "Хоронится, будто воровать пришли", - недобро подумал он, но тут же и успокоился, поглядывая на початую бутылку. Все-таки игра стоила свеч.
- Чего-то сразу, в голову ударило, - тихо сказал он.
- Голодаешь, как собака бездомная, вот и ударило, - категорично заключила Лиза, отряхивая пепел в пустую папиросную коробку. - Жаль мне тебя, Андреич.
Пропащая твоя доля с Нинкой. Какая-то она у тебя неприспособленная к жизни. Бегает, бегает, а толку мало...
- Ты ее не трожь, - твердо предупредил Трубиков, - и не лезь в чужую душу.
- Господи, - заулыбалась буфетчица, переводя разговор на шутливый тон, - нужна мне твоя Нинка. Наверное, тебя стесняется, не приходит ко мне убирать... А то, бывало, дам ей трешку - она и уберет мои залы.
- Работать не зазорно. Это воровать стыдно...
- Постой, постой, ты не учить ли меня собираешься?
- Нет, по-моему ты слишком ученая.
- Вот-вот, а потому и помолчи.
- Я и молчу. Только скажу тебе прямо: Нинка запросто здесь за стойкой - может стоять, а вот попробуй ты на ее место стань.
- Была нужда, - фыркнула Лиза.
- Ну-ну, - примирительно заулыбался он, похлопывая Лизу шо мягкому плечу.
Выпили еще раз. Трубиков погрузился в долгое раздумье. Уставившись в стенку, он медленно жевал бутерброд, не замечая присутствия женщины.
- Скучаешь все, - нарушила молчание Лиза. - А может, заболел?
Он вдруг глухо сказал:
- Болит у меня вот здесь. - И постучал кулаком по груди.
И столько тоски и злости было в этих словах, что Лиза вдруг протянула руку и погладила его по плечу,
Он оглянулся на дверь и тихо сказал:
- Срок-то я не свой отсидел.
Буфетчица отшатнулась, глядя на него, как на сумасшедшего:
- Как не свой? Так в жизни не бывает...
- Не бывает, а вот - было...
Она молча ждала рассказа.
- Ты помнишь, работал я на заводе, в литейном? - начал он.
- Конечно, двух лет ведь еще не прошло.
- Зарабатывал до двухсот, - продолжал он, - да премии там всякие, прогрессивки. Ничего набегало.
Сама понимаешь, в литейный не каждый пойдет, горячо там.
Он презрительно покосился ва стакан и сказал в сердцах:
- Употреблять я начал тоже там. Давно это было...
Теперь я человек конченый, тыщу раз пробовал бросить - не выходит. И лечили меня... Сдачала вроде помогло, месяцев пять держался. А потом опять. Что хочешь через нутро прошло. А спирт... Вот из-за него я и погорел. Бутыль десятилитровую мы из лаборатории украли. Полная была, под пробку. В ночную смену мы тогда работали. Не утерпели. Выпить хотелось, как перед смертью. Накрыла нас милиция, до сих пор не знаю, как они пронюхали.
