Исида под тяжелым покрывалом,

Усыпанный брильянтами наряд

Из бархата. Ты слышишь хлопот крыльев?

Завеса открывается и вдруг

Она закрыта снова. Тишина.

И в этой темноте ведет на небо

Сияющая лестница, которой

Богиня служит: ворон или ястреб,

Кто ласточкой кружился надо мной?

Безумная мистерия, в которой

Ты падаешь сквозь узкий ход под землю,

И видишь разноцветные картины,

Ужасную богиню, диких змей

Переплетенье, ты вставляешь розы

Как факелы горящие Хатхор,

Ты делаешь, что должно, но запретно,

Где ямка – опускаясь на колени,

Так, что на черной ткани облаченья

Предательски белеет пыльный след.

Ты делаешь, что можешь, но не знаешь,

Струится свет сквозь верхнее оконце,

В солярной комнате читаешь этот гимн,

Для золотой и сладостной богини.

Ты делаешь так мало, меньше всех,

И в тот момент, когда в тебе играет

Мелодия, божественно проста,

Ты засыпаешь и тебе приснится

Одна лишь нота, но все боги в ней.

Обойдемся без страшных трагедий,

Без увядшей листвы во дворе,

Мы с тобою куда-то уедем

В сентябре, в октябре, в ноябре.

Пусть забывчивый дворник усталый

Подметает заброшенный парк,

Мы уедем от листьев опалых,

В мир опалов, агатов, и мрак

Будет только внутри, не снаружи.

Тяжко жить и любя, и скорбя,

Но как древние знали, где глубже —

Там и тонешь, судьбу теребя.

Рыба ищет, где нерест. Чем хуже

Внешний мир, тем прекраснее души,

Там, где мы, там и мир, там где пуджа —

Там и боги. Кто молит, тот нужен…

Но уехать нельзя от себя.

Что связано с любовью или болью,

Что связано с победой, с пораженьем,

Что связано и с сахаром и с солью,

Приводит ум твой в странное движенье.

И черное есть белое, осудят

За эту неразборчивость оттенков,

И жизнь есть смерть, и вещи тоже люди,

Тюрьма – свобода, а простор – застенки.

Любимый, старый, бедный и больной,

Сиятельный, что держит ключ от мира,

Когда Гермес склонится над тобой,

Скажи ему: где струны, там и лира!

Когда Орфей нагнется над тобой…

Меж сфинксов выползающие змеи —

Их мальчиком играющим я видел

В футбол, когда играли мы в аллее

И сфинксы были как ворота поля.

Все было здесь занесено песком,

Заставлено постройками, все просто

И страшно было здесь, сейчас не так.

Так говорил хозяин ресторана,

Пока мы в нем сидели, «Нефертити»,

И молча наблюдали освещенных

Огнями, раскуроченных, живых,

Без пасти и без лап, без бока, целых,

Львов и людей, отчасти птиц, отчасти

И нас самих. Мы тоже здесь стояли

В немой процессии меж храмами Карнака

И древних Фив, а в наши дни – Луксора.

Шли годы и столетья, проходили

Эоны, пролетали между нами,

Как мяч, что попадал в ворота между

Двух сфинксов, как ползущая змея,

Чья шкура цвета пыльного пустыни,

Чешуйками отдельными ползет,

Но в миг из поля зренья исчезает.

И ведьма, и медведь, и краснолицый Марс,

И изумрудный Зевс, и рыжий рог коровы,

И ирбис, снежный барс, и каждая из нас,

Все слушают тебя и ко всему готовы.

Хрустальный стук дождя, асфальта оксамит,

И пицца, чтоб творить, и площадь, и палаццо,

Все слушают, что он сегодня говорит,

Не зная, где шутить, не зная, где смеяться.

Открой свои глаза, пускай войдет Гермес,

Крылатых ног его смешливый колокольчик

Звенит издалека, с седьмых летя небес,

Как мальчик и старик, как точка и укольчик.

Нет истины и лжи, нет правды и вранья,

Нет больше ничего, у обнаженной жрицы

Нет тела и лица, нет крова и жилья,

Но лишь колено есть, чтоб перед ним склониться.

Те Черновцы, в которых никогда

Не побываешь, чёрный люк чугунный,

Волюты и розетки и вода,

В которой рог коровы виден лунный.

И оперы не ступишь на порог,

Границу между Летой и Аидом,

Тебя не тронет нежный ветерок,

Вокзал не удивит волшебным видом.

Там он родился двести лет назад,

И, может быть, поныне обитает,

Там грешная душа его летает,

Из рая в ад, из рая прямо в ад.

Листочки клейкие шумели за окном,

Березы и каштана и сирени,

Вся жизнь твоя была кошмарным сном,

Орфей, где чёрные кружились тени.

Понять – забыть – произнести – молчать.

Вся жизнь твоя соединенье клавиш,

Где чёрные и белые опять

Ты жмёшь и нажимаешь, гладишь, давишь,

Чтоб вспомнить звук как падает звезда,

Кричит, поёт, слышны её рыданья.

В тех Черновцах, в которых никогда

Ни песни, ни стихи, ни заклинанья

Не прозвучат. Полуночный Орфей,

Намазанный волшебным притираньем.

Лети сюда, лети сюда скорей,

Не опоздай на летнее свиданье.

Как смерть страшна,

Держись её подальше,

Забудь её совсем, укройся в тени,

В листве кустов, деревьев и растений,

В рассветной правде и в закатной фальши.

Прижмись рукой к серебряной коре,

Почувствуй лбом прохладу барельефа,

Потрогай пальцами. По кроличьей норе

Лети, беги, ползи от плача к смеху.

И соловьиный свист, и трели, и щелчки,

И дождь, и этот шум, и мокрый блеск асфальта,

И новый клейкий лист, и золотая смальта –

Все жизни суета, подначки и тычки.

Виси вниз головой, и падай, и страдай,

И смейся, и пляши, лети рассветом алым.

Отдай одну любовь, но навсегда отдай.

Твоя Исида спит под этим покрывалом.

Кто тут змея? – скажи мне, господин,

Хозяин увядающего лета.

Кто здесь она? Кто дожил до седин?

Кто стар и грустен? Кто увидит Сета?

Я мимокрокодил, струил Арбат

Своей реки серебряные струны.

Все арки в эту осень были юны,

Сентябрь как некрасивый сводный брат.

Свобода вам не дарит ничего.

Лети как лист в последнем стоне света.

Есть сон, есть мир, есть просто колдовство.

Осирис победивший – это лето.

Кто здесь змея? Кто в бархате факир?

Кто знает алфавит? Кто помнит слово?

Что делает суккуб, кто губит мир?

Все умерли давно, и что такого?

Как камень розовый, как грозная скала,

Как гроб откинутый, в котором спал Осирис.

Прекрасна дева, что тебя ждала,

Учитель мудрости, изысканный как ирис –

Твой младший брат. В молчании храни

То слово, что для многих было свято.

Ты сирота среди своей родни,

В тебе узревшей нового солдата.

В чем сила, брат? В молитве и посте –

Люби, молись, борись, пока есть силы.

Осирис умирает на кресте.

И гроб его покинутый вдоль Нила

Плывет туда, к истокам, у реки

Созрел тростник, ослы упрямо, туго

Везут обозы. Славят рыбаки

Воскресшего певца, солдата, друга.

Ты ветрена – семь пятниц на неделе,

Но дева ты скорей, а не блудница.

В твоем благоуханно-нежном теле

Источник наслаждения таится!

Сатиры припадают к ягодицам,

На флейте языка играют фавны.

Твои движенья медленны и плавны,

Ты хочешь насладиться всем, царица!

Урания, смешливая девица,

Что ищешь ты, то найдено, и славно.

Твой день столетьем солнечным продлится,

И ни одна тебе не будет равной

Богиня. В золотом потоке света