«Укрылось солнце тучею, остыть…» Укрылось солнце тучею, остыть Боясь. Куст трепетал стоустый. В такой вот день мне был дарован ты Наградою за все безумства. Прощай, мой друг. Прошу ещё… Вот только Чего бы мне ещё желать? И было ливня столько, сколько Один лишь он умел послать. «Тогда сам бог дождя пролился на жару…» Тогда сам бог дождя пролился на жару, На раскалённый камень подо мною. И если я когда-нибудь умру, Пусть не забуду этот день с тобою, Как воздух плыл кругом, и как рекой Гудели лужи в люках водосточных; Как ветер распахнул рукой балкон В небесной горнице, и с голубиной почтой Пришло письмо: «Люблю навеки точка». И грады сыпались в ладони целиком, И золотой песок в часах песочных. «Как руки, ветки тянутся ко мне…» Как руки, ветки тянутся ко мне, Лица коснутся, обнимают плечи. Иду тропинкою, как в сладком сне, В том самом сне, в котором ты навстречу Бежишь, смеясь, летишь и близко ты, Кружится куст, наломанный у дома, — Дурман знакомый, белые цветы… Любой дурман мне кажется знакомым. Дрожит сплетённая для мошек паутина, И близится загаданный мне год, Как лапы елей, аромат жасмина И ласточки стремительный полёт. «Мы страшный перешли рубеж…» Мы страшный перешли рубеж — И веры нет пока, что живы И вместе что. Нет клятвы лживей, Чем клятва жизнью. Ветер свеж И голову назад относит, Но не перевернуть главы. Давай у Господа попросим Немного солнца и травы, Благоухающей дурманом сладким Того желанного навеки сада, И тот покой, какой доступен смертным. …И окна взгляд бросают незаметный На нас с тобой, ещё идущих рядом. «Ещё тепло, но день счастливый каждый…» Ещё тепло, но день счастливый каждый Уже прожит, уже отсчитан мной. Разбита гладь свинцовая одной Рукой неосторожною, и важный Паук ведёт хозяйский смотр сетям, И дождь холодный листья окропил Перед паденьем долгим, и сентябрь Не на ногу, а просто наступил. «Стемнело очень рано почему-то…» Стемнело очень рано почему-то, И ничего не видно из-за туч. Но вот сверкнул, сверкнул во тьме кому-то Последний солнечный, последний луч. Он осветил тебя, но не заметил, Что корчится неладное с тобой. По небу чёрному летит холодный ветер В прозрачной – призрачной – накидке голубой. «…И нет уже ни правых, ни виновных…» …И нет уже ни правых, ни виновных. Уже темнеет рано. Звёзд и тех Не видно в небесах, таких покойных, Что неприличен даже вздох во сне. А утром – чай, на травах заварённый. Потом – морозный воздух, белый снег… Как небеса, ты вечный и спокойный. И нет вины. И невиновных нет. «А ведь на улице зима…» А ведь на улице зима И снегу, снегу – по колено. Какое счастье из окна Глядеть и наслаждаться пленом Жилища ветхого и рук, Скрещённых на груди холодной. Превыше всех щедрот и мук Есть упоенье – быть свободной. Быть ро вней – ветру; снегом белым На землю падать. Из окна Глядеть и наслаждаться пленом Сугробов, выросших с дома. «Последний солнца луч скользнул на столик…» Последний солнца луч скользнул на столик, На мандарины в яркой кожуре — Всё жертвы ждал. Страданий ждал и боли. Но рассиялись звёзды во дворе. А боги, даже мёртвые, тиранят Ослушницу, и нестерпим их дар. И радужной свивается спиралью От зелья сонного тревожный влажный пар. «Она уже не улыбнётся. Свиток…» Она уже не улыбнётся. Свиток — Весь перечень обид – в руке её. А у меня свои богатства свиты Из паутины дней. И в сундуке моём Накоплены мильоны оправданий — Всё кесарю добро. Но что с того, Когда предстанет высеченным в камне Предначертаний зыбких торжество. «Марионеточный и звонкий…» Марионеточный и звонкий, Ты, голос, невесомым стал. И балаганные постройки Холодный ветер разметал. Как будто бы, в сопровожденьи тени По лестнице взбираясь со свечой, Ступаешь в высь, а там – там нет ступени, Там звёзды разлетаются в смятеньи И только ночь подставила плечо Безмолвное, как преданный лакей, Хранящий под ливреей ужас знанья; И чувствуешь на собственной щеке Истории горячее дыханье. |
