По человечеству Фай и он шли рядом. В чем заключалась разница, Максим не мог определить, но она лежала на виду, такая же как между лопатой и кетменем.

Он вспоминал все, что знал об орудиях, выстраивая их в ряд. Все начиналось с палки. Ее заостренный конец делал лунку. Максим услышал об этом в школе, ее называли копалкой. Потом люди придумали деревянный кол. Он походил на лом, только лом сделан из железа и потому тяжелый, а кол не имел силы. На него надевали камень с отверстием, который заключал в себе необходимую массу. Известно, что масса впитывает энергию, как сосуд воду. Кол с утяжелителем вбирал силу рук, отдавая ее земле в момент удара. Мотыга появилась намного позже, в век бронзы, и развилась в плуг, но это уже с приходом железа.

Каждому орудию соответствовал свой способ обработки, тип участка и набор полезных культур. Кол использовался при сооружении клумбы. Засеянный участок напоминал в те времена не поле и даже не грядку, а клумбу. Мотыга трудилась над грядкой. Он вдруг понял, что огородничество средней полосы с окучником и тяпкой пришло оттуда, из зоны мотыжного земледелия. Но там оно начиналось в качестве основного способа почвообработки. Сюда же докатилось в виде придатка к полеводству. Занимались им не мужчины, а женщины, и без применения животных, вручную.

Фай сообщил ему, что кроме кетменя была еще и лопата, вернее, не одна, а две – штыковая и совковая. У себя дома он работал в рисоводческой бригаде.

– Рассаду сажаешь – окучиваешь. Чек должен держать воду. Нужна стенка вдоль его границы – гряда, насыпь. Через руки проходит всякий инструмент, но кетмень главный.

– Они меняют друг друга?

– Конечно.

– Часто?

Фай смотрел на Максима, вникая.

– Тебе зачем?

– Хочу увидеть твое рабочее время.

– Разве оно оставляет след, как варан в песках?

– Если оно сплошное, то нет. В нем только начало и конец. Меняешь инструмент, оно возникает. Вот смотри, в руках у тебя кетмень, он нагребает землю на рисовый стебель. Обваловываешь чек, нужна лопата. Ты меняешь одно на другое, тут-то и возникает время.

Лицо Фая дрогнуло в улыбке.

– Понимаю теперь. Тело времени состоит из перемен.

– Вот, вот. Так часто ли это происходит? – напомнил Максим.

Фай уставил глаза в пространство своей далекой родины.

– В бригаде реже. Дома на своем огороде все у меня под рукой, чтобы не ходить взад-вперед.

– Почему?

– В колхозе земли много. Долго делаешь одну работу Из конца в конец кетмень пройдет все поле, руки не отнимешь. Время застыло, как солнце над головой. Ничуть не подвинулось, тут ты прав.

– А дома?

– Дома хорошо. Одно, другое. Жена позвала – плов кушай, дети пришли из школы.

– Время подталкиваешь?

– Само идет!

Они стояли друг против друга в воротах богатой дачи. Хозяин выстелил въезд тяжелыми плитами. Он не пожелал строить обычную дорогу из щебня и бетона. Плиты вывезли со старого кладбища, скорее всего, заброшенного. Максим пробовал читать надписи, когда-то четко выбитые, теперь полустертые. Надо было бы положить сверху тыльной пустой стороной, а лицевую спрятать, но работягам все равно – той ли стороной, этой. Теперь хозяин обратил внимание и велел переделать. Они чесали головы, как подойти и взяться. Каждая плита весила близко к полутонне.

Фай хотел поставить точку в разговоре – ему не хватало полной ясности.

– В бригаде время движется прямо, – заговорил он медленно, – дома – зигзагами, как зубья пилы.

– Объясни, – попросил Максим.

– Конец поля далеко – время прямое. Дошел до конца, повернул, его линия тоже сложилась пополам. До того была прямой, теперь пополам. А на своем участке время кривое. Не кривое, – поправился он, – резаное. Бывает масса – бывает немасса.

– Что такое немасса? – спросил Максим.

– Чего не понять, легкая вещь по сравнению с тяжелой – немасса. Масса инерционна.

Максим, конечно, изучал школьную физику, и в общем ему все было понятно, но он не удержался спросить:

– Что значит инерционна?

– Бездействует.

– По-твоему выходит, тяжелое бездействует, легкое нет.

Фай секунду помедлил и сказал:

– Легкому легче действовать, проще прийти в движение. Зато тяжелое вбирает энергию – это тебе не мяч, звонкий, но пустой. А вот гиря или лучше ядро – совсем другое дело.

Максим вспомнил, однажды на уроке физкультуры их класс отрабатывал упражнение с ядром. Нужно было научиться включать не только толчковую руку, но и весь корпус. Их подвели к высокому кирпичному забору, отсекавшему двор от улицы. Толкали в сторону забора, чтобы избежать случайного попадания в человека. Даня толкнул десятикилограммовый металлический шар мощным и резким разворотом корпуса. Тот влетел в стену. Из нее брызнули кирпичные крошки.

– Разве бомбы легкие, – продолжал Максим, – или снаряды. Ведь они летят и поражают благодаря своему весу.

– Не весу, а энергии пороховых газов.

– Будь снаряд легким, – возразил Максим, – впитал бы он эту энергию?

– Так и я про то.

– Значит, только массивные вещи вбирают энергию, и тем больше, чем они тяжелей.

– Это не новость.

– Тогда почему масса – мера инерции, по-русски – бездействия. Как раз именно действия, притом неукротимого и мощного.

– Будешь спорить с классиками?

– Хочу разобраться. У тебя за плечами физфак, – сказал Максим. – Загляни в суть. На мой взгляд, формулировка не точная. В определение массы должна войти в первую очередь и в качестве главной черты ее непосредственная связь с энергией. Нет ее, масса обездвижена.

– И как бы ты сформулировал?

– Мера энергии.

– Каждый материал имеет свою меру, – отозвался Фай. – Дрова одну, уголь другую, нефть, бензин и т. д. Все они заключены в природу химии, но есть и ядерная энергия.

– Уровни разные, – не сдавался Максим. – В соответствии с ними меняются разрешенные соотношения между веществом и его способностью нести энергию. Мировое вещество выступает в роли сосуда. Причем только перед лицом энергии. Чем оно крупнее, тем больше вмещает.

Фай устремил взгляд в пустоту, собрал лоб в гармошку и начал декламировать, как стихи:

– Всякое тело продолжает удерживаться в состоянии покоя или равномерного и прямолинейного движения, пока и поскольку оно не понуждается приложенными силами изменить это состояние.

– Откуда это? – спросил Максим, хотя тут же и догадался, потому что слова были знакомы по школьному учебнику – Хорошо сказано, – поспешил он добавить. – Одно вытекает из другого. Тело, то есть вещество, вместе с силой образует первую пару, покой и движение – вторую. Только где же здесь энергия?

– Сила, она и определяет динамику.

– Но сила есть составная величина.

– Как это составная?

– Ведь сила вектор.

– Ну и что?

– Вектору принадлежит направление, и притом одно-единственное, кроме того, он неотделим от движения. Источником движения служит не сила, а как раз энергия, у нее не может быть направления. Получит его, тогда и превратится в силу, не раньше.

Фай был слегка озадачен.

– Возьмем обыкновенную тачку, ее толкают вперед, она катится, подчиняясь силе, – продолжал Максим.

– Вот видишь, силе!

– Это потому, что человек соединяет свою энергию с целью, которую сам же и выбрал. С повозкой все обстоит сложнее. Лошадь тянет, а правит возничий или кучер, если это экипаж. Здесь сила уже расщеплена на энергию и управляющее начало. Когда дорога хорошо знакома лошади, она не спутает поворот к дому. Но лошадь животное умное. Вообще у живых существ масса и энергия сливаются. Трудность состоит лишь в определении цели – куда и на что следует направить свою волю. Если все три компонента налицо, сбывается самое главное, на чем стоит этот мир.

Фай подался вперед, взглядом вытягивая из Максима конец фразы. Его шапка волос от напряжения съехала на лоб. Скорее всего, он умел шевелить кожей головы. Максим перевел взгляд с черных его глаз на шапку. Она снова подалась назад, видно, кожу отпустило.