Так что я тихо приоткрыла дверь и выскользнула наружу, хотя можно было особенно не таиться: ветер шелестел кронами деревьев и травой и гнал по улице несколько газетных листов, так что шуму было достаточно, чтобы скрыть мои легкие шаги. К тому же и сами рыбаки топали, как стадо слонов, ржали каким-то своим шуткам и перебрасывались веселыми фразами. Как я и предполагала, ушли недалеко: они следовали по руслу реки и как только вышли за черту городка, где было запрещено разводить костры и распивать на улицах спиртные напитки, расположились в уютной излучине на берегу. Здесь уже было кострище, так что место было, что говорится, прикормленным.
Рыбаки действовали слаженно, видимо, собирались такой компанией уже не впервые. Один из них достал из рюкзака рогульки, которые воткнул в землю, другой начал распаковывать удочки, третий пошел за сушняком для костра, а Тобиас поместил весь принесенный ими алкоголь в рыболовный садок и погрузил в воду, чтобы он остудился. Вскоре они закинули все удочки и уселись у весело потрескивающего костра, решив перекинуться партийкой в покер. По кругу, на манер трубки мира, ходила бутылка виски.
Я же мерзла в засаде в кустах, проклиная непогоду, свою несообразительность (это надо же было не подумать пальто накинуть!) и свои не менее дурацкие идеи. С каждой минутой план казался все менее гениальным и вообще неосуществимым. Ну вот кто даст гарантию, что они смогут наклюкаться достаточно, чтобы все прошло без вопросов? А дома Северус один. В тепле. И чай там тоже горячий. Живот согласно пробурчал, что идея отказаться от завтрака (я накрутила себя заранее, и кусок в горло не лез) была совершенно идиотской. Да я и не спорю!
Рыбалка, в принципе, мне нравилась. Но в нормальную погоду и когда ловлю именно я, а не как сейчас. Время тянулось резиной, от холода и необходимости сохранять одно и то же положение стало клонить в сон, а эти рыбаки, хоть и постоянно бегали к садку за горячительным, сильно опьяневшими не выглядели. За несколько часов они поймали в общей сложности лишь несколько достойных упоминания рыбин. Причем, что удивительно, замерив каждую, счастливчик, ее поймавший, аккуратно, чтобы не повредить губу, снимал ее с крючка и отпускал обратно в реку.* Еще бы поцеловал перед этим! Странные они, эти британцы.
А вот когда начало накрапывать, стало веселее: над своим бивуаком они соорудили небольшой навес и все втиснулись в него, продолжая играть в карты и пьянствовать. За удочками теперь почти никто не следил, и если раньше на каждую поклевку сбегались посмотреть всей кучей, то теперь «неудачника» — хозяина удочки — почти пинками выгоняли на промысел, сами оставаясь в сухом и теплом месте. Похоже, погода все-таки будет мне на руку.
Дождавшись, когда горячительное пойдет по очередному почетному кругу, я с помощью чар Левитации сымитировала поклевку на удочке Тобиаса, а все остальные еще минут десять назад зачаровала так, чтобы они точно не начали клевать в неподходящий момент. Минута — и мой муж, чертыхаясь и ежась под порывами злого ветра и холодными каплями, бьющими в лицо, оскальзываясь на скользкой траве крутого берега, спешит к удочке. Поклевка, которую я показала, была так себе, и ожидать какого-нибудь сома или другую удачную добычу не приходилось, так что Тобиас шел нехотя. Вот он достиг берега, нагнулся над удочками…
Дальше я действовала, как в балете: быстро и четко. Конфундус на трех оставшихся рыбаков, чтобы они на время действия заклинания вышли из строя и не поняли, что произошло. Заклинание Парализации на Тобиаса и легкий толчок Левиосой, чтобы столкнуть его в воду и продержать в ней нужное время. В среднем взрослый здоровый человек может не дышать под водой 40-60 секунд. Японские профессиональные ныряльщицы могут находиться там до четырех минут, а установленный рекорд был величиной в девять. Десяти минут вполне хватило: Финитой я отменила все наложенные заклинания и тихо удалилась. Причем, когда я уходила, собутыльники мужа еще так и не поняли, что их стало на одного меньше. Впрочем, меня это уже не касалось. Домой, в тепло, к Северусу!
Дома я быстро высушила себя заклинанием, убедилась, что с Северусом все в порядке, и принялась за уборку: к приходу в дом посторонних этот самый дом должен сиять. Нужно было ломать устоявшееся мнение о семье Снейп, потому что репутация забитой жены алкоголика не нужна ни мне, ни тем более Северусу. Радовало еще, что мой благоверный никогда не приводил домой друзей. Может, стеснялся грязи, а может еще по какой-нибудь другой причине. Теперь уже неважно. Но этот факт точно поможет поставить факты с ног на голову. А уж правильно подавать ситуацию мне и на работе постоянно приходилось. Справимся.
Итак, мы пошли по комнатам, чистя-восстанавливая-расставляя по местам все, что попадалось на глаза. Всего каких-то пара часов, а дом было не узнать: чистые окна, выстиранные занавески, сияющий паркет, налакированная мебель, выбитые коврики, свежий, слегка отдающий корицей и выпечкой воздух (по такому делу, чтобы успокоить себя, еще с вечера я поставила тесто на пироги, а, закончив уборку, мы сели кулинарничать). Закончив лепить пирожки, я умыла угваздавшегося тестом Северуса, умылась сама и переоделась в более-менее приличную одежду (Репаро на ткань тоже подействовало, хотя я и опасалась обратного, помня описание залатанных вещей на Уизли у Роулинг). Длинные волосы заплела в роскошную косу, чтобы не мешались.
Последняя партия пирогов еще допекалась в духовке, когда в дверь позвонили. Я пошла открывать, а Северус, с которым мы несколько раз обговорили ситуацию, поспешил к себе в комнату. Там он должен был снять халат (мой, специальным заклинанием подогнанный под его размер, так как своего у него не было), оставшись в ночной рубашке, залезть под одеяло и изобразить спокойный сон. Он же у меня простудой болеет.
Открыв дверь, я увидела на пороге сконфуженно мнущихся рыбаков в обществе полисмена. Говорить начал именно он.
— Миссис Снейп?
— Да, это я, — я слегка улыбнулась. — А что случилось?
— Вынужден с прискорбием сообщить, что произошел несчастный случай, в результате которого…
Полисмен продолжал говорить, а я пошатнулась и оперлась о косяк, старательно вгоняя себя в истерическое состояние. Это было не сложно: как я поняла еще в первый день, Эйлин была чрезвычайно тонко чувствующей натурой, и слезы моментально могли появиться на ее глазах по самым разным поводам. Сейчас, например, я просто перестала отгонять от себя мысли, что я всю жизнь обречена со стороны наблюдать за тем, как будет жить мой Северус. Что он вырастет, влюбится, женится, и это точно буду не я. Я никогда не смогу поцеловать его так, как мне бы хотелось, прикоснуться… он никогда не посмотрит на меня, как на свою возлюбленную… И все, что мне останется — это молча загибаться от ревности. Слезы брызнули из глаз, как только я успела спрятать лицо в руках. Я не пыталась побороть чувства, наоборот, самозабвенно отдалась им, позволила накрыть себя с головой. Сквозь сотрясающие меня рыдания я почувствовала, как меня осторожно взяли за плечи, развернули и куда-то повели. Я не сопротивлялась. А потом как-то резко оказалась на кухне, держа в руках стакан воды. Послушно сделав глоток, услышала стук зубов по стеклу. Тяжело выдохнула и посмотрела на сидящего на корточках передо мной полисмена. За ним скорбными тенями маячили собутыльники мужа, что, впрочем, не мешало им с интересом оглядываться.
— Успокоились? — с участием спросил он. — Вот и хорошо. Мэм, мне нужно, чтобы вы проследовали со мной на опознание тела. Я все понимаю, но необходимые процедуры…
— Да-да, — растеряно кивнула я, проводя рукой по лицу. — Я понимаю. Но мне не с кем оставить Северуса. Он простужен…
— Моя Аннет может прийти: мы тут рядом живем, — тут же предложил один из рыбаков, долговязый и совершенно не знающий, куда деть мешающиеся ему руки. — Я Джон, кстати, — он протянул мне одну из них, слегка трясущуюся от волнения, и жалко улыбнулся. — Мне так жаль, Эйлин… Тобиас, он… ну, мы только отвернулись на минуту, а потом смотрим, а его нигде нет. Кричали, ныряли… нашли, но поздно уже было.
