С трудом успокоив взбудораженного и возмущенного до глубины души нашим предательством Мерзавчика, я подсадила его на его любимое место — мое плечо — и мы двинулись к выходу из автомобильного отсека на главную палубу.
Два часа пути пролетели мгновенно. Ну, здравствуй, Франция! Достав карту этой страны, на которой уже были отмечены зоны нашего интереса и несколько красных точек, я передала ее Северусу. Теперь, после месяцев путешествия, он освоился и неизменно работал моим навигатором, отслеживая маршрут и указывая повороты.
На этой карте, помимо уже привычных нам точек, добавились новые. Виноградники. В свое время на волне увлечения Ганнибалом я читала про правильный выбор вин и просматривала таблицы миллезимов по странам, так что Омут памяти помог и сейчас. Итак, я знала, что по винам Франции существует двадцатибальная шкала оценки, и меня интересуют исключительно вина премиум-класса, то есть 19-20 баллов. Дальше внимание обращается на примечания. Например, символы, сопровождающие численную оценку качества вина, в таблице Паркера, следующие:
C — Внимание, может быть слишком старым (Caution, may be too old)
E — Рано созревшее и открывшееся (Early maturing and accessible)
I — Нестабильное, даже среди лучших вин (Irregular, even among the best wines)
T — Остаточные танины, молодое, или недозревшее (Still Tannic, youthful, or slow to mature)
R — Можно пить уже сейчас (Ready to drink)
А вот винный фонд Berry Bros & Rudd распределяет вина по шкале от 1 до 10, сопровождая свои оценки рекомендациями по своевременности употребления вина — от «пить сейчас» до «хранить».
Правда, информации по шестидесятым у меня было на порядок меньше, хотя и по ним кое-что найти удалось. Так, например, лучшее качество винограда, выращенного во Франции, для красных вин Бордо было в 1899, 1900, 1904(?), 1918, 1920(?), 1921, 1928, 1929, 1934(?), 1937(?), 1945, 1947, 1949(?), 1953(?), 1955, 1959 и 1961 летах, для сотернов и барсаков — 1893, 1896, 1900, 1904, 1906, 1921, 1929, 1937, 1942, 1945, 1947, 1949, 1950, 1953, 1955 и 1961; для красных бургундских — 1864, 1865, 1893(?), 1904(?), 1906, 1911, 1915, 1919, 1920, 1921, 1928, 1929, 1934, 1937, 1943, 1945, 1947, 1949,1959 и 1961; для красных вин Роны — 1904, 1911, 1923, 1924, 1928, 1929, 1934, 1937, 1943, 1945, 1947, 1949, 1952, 1953, 1955 и 1961; для вин Эльзаса (из винограда позднего сбора) — 1921, 1928, 1929, 1937, 1945, 1947, 1949, 1952, 1953, 1955, 1959, 1961, 1964 и 1966. Лучшими годами для миллезимных шампанских вин были 1945, 1947, 1949, 1952, 1953, 1955, 1959, 1962, 1964 и 1966.
Еще важным фактором является срок хранения вин разного типа. Большинство божоле живут всего год-два, да и для долгоживущих типов вин нет единого стандарта. В частности, для Эльзаса срок жизни сухих вин вряд ли превышает 30 лет, но лучшие десертные вина из винограда позднего сбора (ванданж тардив и селексьон де грэн нобль) могут жить значительно дольше. Но для меня данный вопрос сейчас почти не стоит: когда можно убрать вина под чары консервации, беспокоиться об их сохранности не стоит.
Итак, наше путешествие по Франции прошло под заглавной темой «Вино и замки», что не удивительно, ведь большинство виноградников в этой стране сосредоточено вокруг замков, которые являются основным местом производства вин. Даже сейчас, в середине зимы, замки смотрелись величественно-романтично. Несмотря на то, что я опасалась преследования из Англии, их красота и безмятежность благотворно влияли на мое настроение и самочувствие. С каждым прожитым без происшествий днем напряжение все больше отпускало, а тугой комок, в который, казалось, превратились внутренности, понемногу распутывался. А взгляд на аккуратно составленные и уменьшенные винные стеллажи буквально заставлял мурчать от удовольствия. Мне не нужно было даже их пить, одно любование прекрасным (как и в случае с пребыванием в библиотеке), уже вызывало ощущение тихого счастья. Моя заначка!
Северус часто шутил, что не понимает мою логику. Как соотносятся эти покупки с тремя прикрепленными на видных местах (на ветровом стекле в кабине Студебеккера, над моим спальным гамаком и рядом с кухонным консервационным шкафом (магическим аналогом холодильника) мотивационных плакатах, которые я сделала вечером нашего первого дня пребывания на земле Франции. На белом листе формата А4 крупными буквами было выведено «НЕ ПИТЬ!» (подразумевалось «Не пить Феликс Фелицис», но лично мне для напоминания было достаточно и первых двух слов), а чуть ниже уже более мелко дополнялось «в крайнем случае, уменьшить дозу». В первый раз увидев надписи, Северус довольно кивнул, явно вспомнив пьяные выходки отца, но на следующий день мы посетили первый из многих виноградник, и его надежды на трезвую маму разбились вдребезги. И хотя я объясняла, что часто употреблять это не буду, что это запас, такой же как и с едой, которого хватит на долгие годы, мелкий поборник трезвости лишь скорбно поджимал губы и смотрел укоризненно…
Во время экскурсий и разговоров с продавцами или местными жителями нас очень выручали переговорные амулеты. Услышав слова родной речи от иностранцев, и тем более англичан, все французы сразу становились ужасно приветливыми, радушными и гостеприимными. Нередко нас с Северусом приглашали на чашечку чая или бокал вина, расспрашивали о новостях с островов (я столько раз успела порадоваться, что читала маггловские газеты и могла достойно поддержать беседу), кормили вкуснейшей выпечкой и неизменно звали «заезжать еще». Помимо вин, мы закупились огромным количеством фуа-гра; утиного и гусиного конфи (а также такой экзотикой, как конфи из крольчатины); паштетами и терринами всех видов; черными и зимними трюфелями (их на местных ярмарках в промышленных масштабах закупал мистер Купер, чтобы не вызвать неудобных вопросов о том, откуда у вдовы Снейп столько денег); оливковым маслом, настоянным на трюфеле; лионскими, арльскими, тулузскими колбасками; майенскими, кольмарскими, страсбургскими копчеными окороками; арденскими сосисками; байонской ветчиной; всевозможными сырами (кроме плесневых, их я никогда не понимала); соусами (в том числе тапенадой) и горчицей; прованскими травами и многим, многим другим. Как-то сам собой вспомнился Слагхорн, когда мы посетили аналог Косого переулка в Париже. Через находящиеся здесь международные камины можно было заказать доставку любого груза в любую страну Европы. Так моему бывшему декану отправилось небольшое письмо и корзинка с несколькими бутылями хороших вин и деликатесами под чарами консервации.
Заодно зашли в местный центр колдомедицины: хотелось удостовериться, что Северус действительно здоров (еще по своей прошлой жизни знаю, что многих проблем можно избежать, если диагностировать их на ранних стадиях развития заболевания). Вердикт улыбчивого и крайне любезного колдомедика был хорошим, а, разговорившись, я задала давно интересующий меня вопрос относительно дозировок и возможности постоянного применения Умострильного зелья (помнится, в одном своем рассказе я писала, что из-за сочетания с другим зельем оно стало токсично и вызвало большие проблемы для здоровья главного героя, так неосмотрительно им воспользовавшегося).
— Да, я прекрасно понимаю ваши опасения, миссис Снейп, — закивал француз. — Это так замечательно, что вы ответственно подходите к воспитанию и здоровью сына. Скажу так: если зелье сварено идеально, что, увы, случается нечасто, то никаких проблем от постоянного применения не будет. Оно также не войдет во взаимодействие с другими зельями, так как уже провзаимодействовавшие друг с другом компоненты станут полностью инертны. Но цена на пузырек отличного Умострильного сейчас неоправданно высока, так что у большинства магов просто нет возможности пользоваться данным зельем так часто.
— А вы не могли бы проверить качество данного зелья, — попросила я, достав из сумочки заранее приготовленный пузырек.
Он кивнул и, протянув руку, взял его и повернул к свету. Бормоча какие-то отрывистые замечания, взболтал, потом открыл, капнул чуть-чуть на палец, попробовал и вынес вердикт:
