Мы притихли, все трое, а потом я выхватила палочку и пошла проверять, что там творится. Скорее всего, нас этот посторонний обнаружить не мог, но для успокоения совести…

— Эй! — все так же надрывался голос. — Э-э-эй!!!

Странно, но за границей круга никого не обнаружилось. Правда, уже стемнело, так что разглядеть что-либо в неверном свете луны было проблематично, но я убедилась, что защитный периметр никто не пересек, и уже собиралась вернуться в помещение, когда снова раздалось отчаянно-надрывное «Э-э-эй!!!». Теперь оно звучало с хрипотцой, как будто несчастный доорался до того, что сорвал себе голос. И тут я вспомнила о Мерзавчике. За всеми этими домашними хлопотами мы совсем забыли о купленной сове, а он, когда налетался, видимо, нашел нас этим своим «совиным чутьем», а вот за периметр пробраться не смог. Бедняжка!

Стоило мне шагнуть наружу, как на меня налетел клокочущий от негодования и обиды комок перьев. Я подхватила дрожащее тельце на руки и стала убаюкивать, тихо шепча успокаивающие слова, что его никто не бросил, его любят и, конечно же, ждали, вот только думали, что он будет летать немного дольше. Сов слабо ухнул что-то согласное и растекся по моим рукам безвольной умирающей тушкой. Именно так он и пересек границы сначала защитного барьера, а потом и полога палатки. Но увидев совершенно чудовищную картину внутри, тут же ожил и, соскочив с моих рук на пол, угрожающе встопорщил перья и медленно, но постепенно ускоряясь, двинулся в сторону наглого вторженца. Пока он там один, в глуши, брошенный, забытый и покинутый, мерз и терпел лишения, тут, в тепле и комфорте сидело нечто и жрало (!!!) в три хари всякие деликатесы! И плевать, что сам бы Мерзавчик на них в жизни не польстился бы, это ничего не меняло. Я успела поймать птица лишь в последний момент, уже в прыжке, и его растопыренные когти сошлись в хватательном движении буквально в сантиметрах от замершей соляным изваянием скульптурной композиции Северус и Бенни. Мерзавчик шипел и изворачивался, пытаясь дотянуться до предателей чем угодно, а я пыталась его утихомирить. Подтащила беснующегося ревнивца к саквояжу и еле нащупала одной рукой коробку с находящимся под чарами консервации парным мясом. Птиц притих, заинтересованно приглядываясь. Воспользовавшись этим затишьем, я заклинанием порезала мясо и аккуратно скормила первый кусочек нашему доморощенному Отелло, приговаривая, что он у меня — самый любимый, самый замечательный и самый-самый, и что я-то никогда не буду кормить с рук никого, кроме него. Сов прикрыл глаза и раскрыл клюв, этой пантомимой показав мне, чтобы я говорила-говорила, но не отвлекалась.

Северус благоразумно вернул нюхлера под защиту клетки и подсел к нам, отчего Мерзавчик настороженно покосился на него, но промолчал.

— А меня? — спросил Северус, недовольно надувшись.

— Что — тебя?

— Покормить!

— Но мы же поужинали в парке.

— Но ведь это я у тебя самый любимый и замечательный, да? – въедливо и ревниво уточнил он. Мерзавчик напрягся и даже перестал жевать.

— Конечно, — кивнула я и тут же пояснила им обоим, пока разборки не пошли на второй круг: — Ты — мой самый любимый и единственный сын, а Мерзавчик — мой самый любимый и единственный сов. И кроме вас двоих мне никто не нужен.

— Допустим, — недовольно кивнул Северус, и сов согласно ухнул. — Но тогда и я так хочу!

— Как «так»? — я все еще не понимала, в чем именно проблема.

— Есть с рук и на коленках! — он ткнул обвинительным пальцем в Мерзавчика, и тут же отдернул его от клацнувшего в миллиметрах острого клюва. — Если ему можно, то и я так хочу! Или ты любишь меня меньше?

— Северус, — я опешила, пытаясь придумать, что сказать на эту сентенцию. — Но вас же нельзя сравнивать! Он — птица, а ты — человек. А воспитанные взрослые люди не едят, сидя на коленях у своих мам. Ты тогда уж давай, определись: если ты взрослый, то мы поедем искать клады, я буду тебе читать про тайноискателей и зелья будем варить, как только лабораторию разместим. Но тогда кормить с рук я буду только Мерзавчика. А если ты тоже будешь обедать, сидя на коленках, то никаких кладов, и читать будем исключительно сказки для самых маленьких.

Северус понял, что бунт не прокатит, и сдулся, как воздушный шарик, но быстро утешился, когда я докормила птица и предложила устраиваться спать. Мы почистили зубы, а когда вернулись, застали умилительную картину. Мерзавчик, полностью оправдывая свое имя, распушил перья и гоголем выхаживал перед прутьями клетки, самоутверждаясь за счет запертой внутри Бенни. Он кидал на нее взгляды, полные превосходства, и время от времени хрипло ухал что-то презрительно-ехидное. Северус хмыкнул, обходя его стороной, и влез на свой гамак. Огромное, пышное перьевое одеяло, увеличенное магией, теперь напоминало перину, и он утонул в нем, замотавшись в эдакий кокон, из которого торчали только нос и поблескивающие в свете магических огней глаза. Я же перед тем, как тоже улечься и открыть заложенную закладкой книгу, снова взяла в руки палочку и произнесла довольно сложные для моего уровня чары. Одни из них заставили гамаки слегка покачиваться, имитируя морскую качку, другие стали воспроизводить шум волн, который изредка разбавлялся тихим поскрипыванием дерева, криками чаек и шумом ветра, хлопающего парусами. Северус издал удовлетворенный вздох и прикрыл глаза, наслаждаясь полным погружением в атмосферу.

— Читать сегодня будем, или так заснем? — спросила я, отчего он вздрогнул и с возмущением посмотрел на меня, не представляя, как у меня вообще язык повернулся спросить такое!

— Будем, конечно! И не меньше одной главы!

Я кивнула и тоже влезла в свою перину. Все-таки идея с гамаком была гениальной: дешевле, чем кровать, в разы, комфортно и необычно, да и ребенок счастлив. Чего еще надо?

Прямо на открытую книгу спикировал Мерзавчик и, не обращая внимания на мой недовольный возглас, начал топтаться по животу, явно собираясь устраиваться на ночлег. На все мои слова о том, что у него есть шикарная клетка, отдельно стоящий насест и подстилка на выбор, не прореагировали, так что я смирилась с неожиданным соседством и все-таки начала читать. А потом, когда эта глава и еще одна, вдогонку, закончились, заклинанием потушила свет и заснула.

Долгий день, переполненный впечатлениями и событиями, сыграл со мной злую шутку. Во сне я оказалась в кабаре Мулен Руж, в котором была однажды во время туристической поездки во Франции. Зал, освещенный приглушенным светом красных абажуров, был полон разодетых в шикарные наряды дам, а на сцене под известную задорную и динамичную мелодию лихо отплясывали канкан… Одетые в шикарные парадные мантии волшебники. Как ни удивительно, но мантии идеально заменили юбки, а под ними периодически оголялись те самые разнообразные боксеры-семейники-трусы… были даже полосатые кальсоны с начесом, в них щеголял Дамблдор. А звездой однозначно был танцующий в центре Абраксас со своими шелковыми боксерами, хотя и молодой Том Риддл в шелковых же семейниках с отстрочкой кокетливым черным кружевом мог составить ему достойную конкуренцию. Дамы вокруг визжали от восторга, а кто-то даже порывался влезть на сцену, а я, разбалованная мужским стриптизом (выбирались пару раз с подругами еще во времена бурной молодости) и эротическими сценами в фильмах, не находила в этом настолько возбуждающего зрелища. Хотя ножки у Малфоя, конечно, очень даже… да и зад неплох, стоит признать.

Проснулась утром отдохнувшая и готовая к великим свершениям. А дурацкие сны постаралась выкинуть из головы. И чем меня так этот Малфой зацепил? Красив, зараза, но ведь это не повод, чтобы начинать сниться честным порядочным девушкам, да? А, с другой стороны, Северусом теперь грезить уже не получается (все время появляется какой-то налет… неловкости, что ли), так что он просто занял вакантное место. Ужас! У меня, кажется, начал портиться вкус. Надо с этим что-то срочно делать. Но сперва злободневное, а самокопанием и самоанализом можно будет и через несколько дней заняться.