Впрочем надолго парня не хватило, и он с досадой уселся прямо на пол, бездумно глядя на выпавший из папки документ. Его содержание не имело никакого смысла, так как Хизока не пытался вчитываться, посчитав невыполнимой задачей ломать голову над тем, из какого он раздела. Дедушка, казалось, не обращал на состояние внука внимания; парень принимал это на свой счет, и никакие уверения не разбавляли его отравленное мнение о себе.

— Это ведь все из-за меня? — спросил Хизока тихо, все еще глядя на несодержательные буквы в документе, и Арэта медленно и устало вздохнул, словно уже не раз слышал этот вопрос.

— Ты просто испугался. Я ведь уже сказал, что не стану наказывать тебя, — не преисполненный осуждения добрый голос дедушки не успокоил юношу, и его взгляд вновь заметался, судорожно хватаясь за все, что могло распалить его страх еще больше.

— А что если наша семья… Что если деревня…

— Никакого проклятья нет, — настойчиво произнес Арэта, совсем немного изменив тон, и Хизока перестал дрожать, испуганно взглянув на дедушку. Разумеется, он не поверит ему. По крайней мере до тех пор, пока смерть не оставит попытки откормить отчаянное суеверие людей во что-то более ужасное, чем уже есть. — Люди успокоятся, когда шиноби найдут лекарство. И все наладится.

Вероятно, это прозвучало слишком холодно и недостаточно убедительно, поэтому парень вскочил на ноги, сжимая кулаки от нахлынувших эмоций и тщетно пытаясь подобрать слова для претензий. Арэта отвлекся от бумаг, взглянув на своего внука спокойно и понимающе, чем и уничтожил всю его уверенность: Хизока бесполезно открыл и закрыл рот, принуждая себя сделать усилие и выплеснуть накопившееся возмущение, но ничего не вышло. Он покинул кабинет, не забыв хлопнуть дверью, и Хофу вновь устало вздохнул, откладывая кисть и потирая виски.

Он уже сделал все, что было в его силах. Не то чтобы делать вид, будто все так же, как и всегда, имело смысл, но Арэта предпочел не забрасывать свою будничную работу, дабы не усложнить жизнь в тот момент, когда она вроде как должна была бы наладиться. Старик поднялся, подойдя к окну: из верхнего этажа резиденции особенно хорошо открывался вид на оазис, на питающее Хофу старое и больное сердце. Правда, всю эту красоту можно увидеть лишь при свете дня, и сейчас Арэта не наблюдал ничего, кроме чернильно-черного рваного пятна. Он отошел на шаг от окна, собираясь возобновить брошенную внуком работу, но остановился, недоуменно глядя на возникший перед ним темный силуэт. Фигура сделала резкое и почти неуловимое в своей скорости движение, отчего старик не успел понять, что произошло. Послышался треск, затем отчетливый звук удара металла о металл. Хофу инстинктивно прикрылся руками и зажмурился, чувствуя, как сердце в груди начинает выколачивать боязливые ритмы.

— Осторожней, дед, — прозвучал знакомый голос за спиной, и Арэта открыл глаза, опасливо пятясь в сторону от увиденного. Огромная кукла, вытянув руку, парировала удар кунаем и попыталась задеть нападающего другими своими конечностями, но противник вовремя отпрянул назад, метнув еще три лезвия перед тем, как полностью исчезнуть. — А вот это уже совсем интересно, — сидящий на подоконнике Канкуро спрыгнул на пол, оглядывая помещение, и взгляд его как раз кстати зацепился за поблескивающий в воздухе лист с печатью. Прошипев ругательства, шиноби схватил старика, вытаскивая его в окно, и раздавшийся за спиной взрыв выбросил их из здания. Приземлившись, Марионеточник обернулся, к своему удовлетворению подмечая, что пострадал только кабинет.

Арэта не удержался на ногах, падая на пятую точку и отползая назад: он не верящим взглядом смотрел на то, как горит верхний этаж резиденции, и не сопротивлялся, когда Канкуро схватил его за шиворот.

— Так, не будем тянуть кота за яйца, — он поднял старика обратно на ноги, гневно смотря прямо в глаза. — Вас предали?

— К-кто?

— Наемники или кто там ещё. Ваша семья ведь замешана в этом?

Несколько мгновений Хофу не мог переварить смысл его слов, но осознание нисколько не прояснило ситуацию, оставляя старика в растерянном непонимании.

— Хотите сказать, что я заплатил этим шиноби, чтобы они уничтожили мою деревню? — спросил он с нотками истерики, и Канкуро сбавил пыл, недовольно скривив губы. В этом и в самом деле было не очень много смысла.

— А что с письмом? Кто его отправил?

— Мой внук. Он поверил в то, что нас и в самом деле настигло проклятье.

Вздохнув, шиноби отпустил старика, позволяя ему вновь усесться на землю. Арэта схватился за голову, пытаясь оправиться от шока, и какое-то время Канкуро высматривал в нем хоть что-то похожее на притворство, но разрабатывать эту теорию было бесполезно. Вскоре рядом с ними появилась Темари, и уже по ее виду Марионеточник мог сказать, что нападающего они благополучно упустили.

— Вы не пострадали? — спросила куноичи, садясь рядом с Арэтой и начиная осматривать его на наличие серьезных ран.

— Он сказал, что письмо писал внук, так как поверил народу и испугался.

— Вряд ли он лжет, — пожала плечами Темари, и вся эта ситуация выбесила Канкуро еще больше. Он вновь подошел к старику, хватая его за шиворот, и не постеснялся повысить голос, несмотря на статус главы деревни и элементарный шок.

— И что теперь? Почему вас пытались убить? Предположения есть? — он хорошенько встряхнул его, и это подействовало. Взгляд Хофу прояснился, и, еще раз посмотрев на горящую резиденцию, он окончательно понял, что же все-таки с ним произошло. По крайней мере Канкуро так показалось, но речи старика больше не руководствовались здравым смыслом, как раньше.

— Я… Чтобы уберечь нашу семью, пришлось сделать ужасный выбор. Меня вполне могут презирать и ненавидеть за это, но я ведь не мог… Я ведь и так старался все сделать как можно милосердней, — сказал он полушепотом, и Темари настойчиво сжала плечо брата, дабы тот прекратил допрос. Канкуро отпустил старика и поднялся, скрестив руки на груди.

— Вы про покойного сына Хироми? — спросила куноичи осторожно, и Арэта закивал.

— Я знаю, что это бесчеловечно. Держать ребенка взаперти столько лет… Но я лишь прятал его от мира, который бы никогда не принял такого, как он. Который никогда не принимает таких, как он, — ответил Хофу с большим трудом, и оба шиноби переглянулись.

— То есть вы не убивали его? — задал вопрос Канкуро, и старик вздрогнул, испуганно воззрившись на него.

— Боже, конечно, нет!

***

Прячась среди сваленных балок, девочка прижимала колени к груди и боязливо вслушивалась в учащенный стук собственного сердца. Земля перестала содрогаться, а гигантское чудовище не преследовало, не искало ее больше, исчезнув в лесу округлых домов деревни. Ребенок не шевелился, воображая, что если покажется, то встретится с ужасными глазами из страшилок, которые в Суне знали все. Тихие шаги по остывшему песку, и возникший силуэт, обведенный лунным светом, заставил девочку вздрогнуть и шумно вздохнуть.

— Отец?

Знакомые черты усмирили страх перед смертельной опасностью, но не принесли облегчения; мужчина медлил, как всегда, тщательно подбирая ответ, как ему казалось, для несмышленого маленького создания. Ребенок привычно дожидался выговора и инстинктивно отпрянул назад, вжавшись спиной в балку, когда отец протянул свою руку. Что-то произошло, приведя с собой последствия; не зная, как стоит поступать, девочка сжала пальцы мужчины своей маленькой ладонью и поднялась, испуганно озираясь по сторонам. Если бы он сказал ей, что все эти страшные звуки — плод ее воображения, то она бы поверила, не задумываясь. Однако отец ничего не говорил, ведя дочь за руку по опустевшим и изувеченным улицам. Сначала все вокруг казалось лишь чуточку потертым, местами щедро засыпанным песком, но затем пришлось пробираться через обломки; взгляд цеплялся за подозрительные темные пятна, источающие неприятный запах, лохмотья одежды, за людей, разгребающих завалы и вытаскивающих пострадавших оттуда. Девочка знала — чудовище разозлилось на них, и странное чувство боязливого предвкушения понуждало ее разглядывать раненых с любопытством.