– Дед умер.
Сона закрыла лицо руками и зарыдала, уткнувшись в грудь отца.
– Чем я могу помочь? – растерянно спросил Гурген.
– Ничем. Езжай домой. Нам нужно побыть с семьей.
Перед Гургеном закрылась дверь. Из квартиры раздавались рыдания. То затихали, то нарастали с новой силой. Постояв еще несколько минут, он спустился вниз. Был теплый весенний вечер. Зажигались первые звезды – холодные и яркие, неся свое сияние через миллионы световых лет.
Гурген по-прежнему забирал Сону с учебы. Разговор на тему «хочу жениться» постоянно возникал у обоих. Но они понимали, что сейчас говорить с отцом просто не имело никакого смысла. В данный момент обязательно будет отказ. А чувства бурлили. Сона прижималась к Гургену, сама себя отрывала от него и шла домой. Юность, горячая кровь и первые сильные чувства. Руки жили отдельной жизнью, гуляли под одеждой, открывали новые тайны. Сона краснела, но ничего не могла с собой поделать. Поправляя растрепанные волосы, она отнимала от себя нежные любимые руки и, возложив их на руль, командовала: «Поехали». Катались везде. Потому что не хотелось идти домой. Не хотелось расставаться. Хотелось быть вместе, двадцать четыре часа познавать друг друга, тонуть в ласках, поцелуях и нежности. Хотелось любить, как пить при сильной жажде.
Возраст – как река, берет начало из истока. Слабого и робкого ручейка. Перерастает, перерождается, набирает силу, знания, опыт, кипит, бурлит, проходит пороги, отбрасывая или принимая опыт. Запоминая или отвергая уроки жизни. Превращается в мощный поток. И вот она, зрелость – море. Море побед. Море ошибок, море друзей, море чувств. Но все это еще очень далеко. И Сона лишь в семнадцати метрах от ручейка – вчерашний ребенок.
– Сона, – как-то решился Гурген. – Я тебя украду.
– Как это? – раскрасневшаяся пылкая Сона сидела на переднем сиденье после жаркого поцелуя, и его лицо было так близко. Его любимое лицо. – Укради.
– Прямо сейчас! – твердо заключил Гурген. – Поедем в Ереван ко мне домой. И все. Кто нам уже сможет помешать или возразить?
– Я согласна. Я не хочу ждать. Ничего не хочу ждать. Хочу замуж за тебя.
– Любимая…
Они решили даже не заезжать домой. А зачем? Чтобы передумать или найти ненужный предлог? Нет. Красть так красть. Ленинакан – Ереван. Два часа счастья. Они смеялись и громко слушали музыку. Навстречу им открывались горы, теплый ветер ласково трепал волосы, и все было здорово: их идея, их дерзость, любовь, кураж, азарт.
– Проходи, – тихо сказал Гурген, слегка подталкивая Сону. – О, родители еще не пришли. Наверное, сложный случай. Они как уходят ни свет ни заря, так и приходят к ночи. Спасают жизни. Что поделать? – И он нежно обнял Сону.
Она заглянула ему в глаза и спросила:
– А ты уже спас кого-то? Ну хоть разок? – И она зажмурилась, словно боялась услышать «Нет» и разочароваться. Ей очень хотелось гордиться ИМ. ИМ, своим любимым.
– Конечно!
Сона тут же засияла, словно солнечный лучик:
– Кого?
– Я спас котенка. Снял его с дерева. Вот с этого. Идем покажу. – Он подвел ее к кухонному окну, напротив которого, бесцеремонно раскинув широкие ветки, цвел каштан. – Вот с этого самого дерева.
Сона рассмеялась.
– А что? Разве кошачья жизнь не в счет?
– Конечно, в счет. – И Сона чмокнула его в щеку. – Я есть хочу.
– Это я мигом! – Гурген распахнул холодильник, но, кроме куска засохшего сыра и пары помидоров, там ничего не нашлось.
– Ерунда! – махнула рукой Сона. – Давай все это добро, и еще пару яиц прихвати.
Через несколько минут на сковороде шкворчала яичница с помидорами, а сверху тягучей массой расплывался сулугуни.
– Ничего себе! – присвистнул Гурген. – Ты еще и готовить умеешь…
– А как же?
Они с аппетитом съели все прямо со сковороды.
– Слушай, Гурген, а вдруг твои будут против?
– Сона, ты меня любишь?
– Конечно.
– И я тебя. А это главное. А против они или нет – совсем не важно. Куда денутся? Никто не захочет разговоров. Сами договорятся с твоими, и все. Пойдем в комнату, я устал.
Сона с интересом рассматривала семейные фото. Вот родители Гургена совсем молодые. Вот он, их мальчик – маленький толстенький карапуз. Она легла на диван, и глаза сами собой закрылись. Гурген прилег рядом и обнял ее. Ее – свою любимую Сону. Он украл это сокровище у родителей, но ничего себе не позволил. Он готов жениться и нести за нее ответственность всю жизнь. С этой мыслью Гурген заснул, нежно положив руку на хрупкое тельце.
Надо ли объяснять, что творилось в этот момент в Ленинакане дома у Соны? Жанна обзвонила всех однокурсников. Никто Сону не видел. Ученики Виталия, молодые ребята, спортсмены-дзюдоисты, прочесали весь город вдоль и поперек. Особенно старался Арам. Но Соны словно след простыл. Как могли, гнали от себя все недобрые мысли. И решили подождать еще пару часов до заявления в милицию. Не хотелось предавать дело огласке и поднимать шум – мало ли что.
Ануш с мужем пришли домой к полуночи. Устало скинув с себя ненавистные туфли, она села в кресло в коридоре.
– Гурген, наверное, спит уже. Завтра выходной, хоть отдохнем. Поставь чайник, я сейчас переоденусь, и что-нибудь перекусим.
Сашик кивнул, аккуратно сложил обувь и зашел в гостиную. В сумерках было заметно, что на диване спит их большой мальчик, почти мужчина. Отец тихонько прикрыл дверь и вышел.
– В гостиной заснул. Пойдем чай пить. Я в буфете успел пирожки купить.
– Вот это здорово! Я сейчас могу только чашку ко рту поднести, не более.
Пока они хлопотали на кухне, послышались тихие робкие шаги. Затем шум воды в ванной – и снова робкие шаги. Совсем не похожие на увесистые шаги Гургена. Ануш приоткрыла дверь в кухню и замерла. В коридоре, словно застигнутая врасплох, стояла Сона. Босая, заспанная, помятая.
– Добрый вечер, – робко сказала она.
– Сашик… – только успела вымолвить Ануш.
– Я вам сейчас все объясню.
– Гурген! – громко закричала Сона.
Гурген вскочил, растрепанный и заспанный, ничего не понимающий. На него пристально смотрели три пары глаз, жаждая объяснений.
– Сейчас! – останавливающим жестом, словно на него могло что-то обрушиться, он выставил вперед левую руку, а правой потянулся за стаканом воды. Залпом осушив его, Гурген откашлялся и выпалил. – Это Сона, вы ее знаете, она вас – тоже. Мы сбежали, точнее, я ее украл и привез к себе домой, потому что хочу жениться.
– У тебя пока нет дома, мальчик мой. Ты живешь в нашем доме, ешь нашу еду и тратишь наши с отцом деньги. Сашик?!
– Что Сашик?! Ты зачем ее украл? Это что, средневековье? Ты руки не мог попросить нормально, по-человечески?
– Я пытался, но они не отдали бы. А что такого? Я же женюсь!
– А-а-а… Женилка выросла… Ты понимаешь, что ты наделал? Там родители с ума сходят, нам ничего не сказал, им ничего не сказал! Ты мог нас с отцом спросить? Посоветоваться? Мы бы посватали ее.
– У них дедушка умер, – тихо буркнул Гурген.
– Тем более! Осел! Траур у людей, а ты еще такое!.. Сашик, что делать?
Сашик молча закурил.
– Сона, дай свой номер телефона. Надо позвонить и объясниться с родителями.
– Нет, не дам. Если я поеду назад – будет скандал.
– Ну, Гурген все объяснит. Он же мужчина, а мужчины отвечают за свои поступки.
– Нет, не звоните, пожалуйста! – взмолилась Сона.
– Вот видишь, что ты наделал?
Гурген сел, повесив голову. Сона подошла к нему и тихонько дернула за плечо.
– Гурген, ты передумал? – Он молчал. – А как теперь быть? Что теперь будут говорить обо мне соседи? Что Сона болталась где-то всю ночь? Это я – дура, поверила тебе и согласилась. А ты… А ты… Эх, ты… – не найдя слов, с горечью произнесла она. – Я позвоню моим, только вы сами объяснитесь, пожалуйста. Я не смогу. У меня сил нет.
– Конечно, девочка, не волнуйся. – Ануш взяла телефон и вышла в другую комнату.
Изредка доносились громкие восклицания и выкрики. Было понятно, что на том конце провода никто не рад произошедшему. Более того, то, что Сона нашлась, причем в другой семье и в другом городе, уже услышали все соседи, активно принимавшие участие в поиске. Ментальность кавказцев не имеет иных форм трансформации: украл – женись. Возврат невесты – несмываемый позор. Оказалось, что она, Сона, теперь не нужна. Никто не собирался ее оставлять в новой семье, потому что никто не был к этому готов. Да и, похоже, сам Гурген передумал. Сона села в кресло, сжалась в комок и тихо заплакала.
