– Отпусти ты меня, старуха Анна Григорьевна, в Зеленое озеро с изумрудной водою, дорогой за себя дам откуп. Откуплюсь, чем только пожелаешь.

Ну, Анна Григорьевна и молвит:

– Трофим Денисович, судачок, хочет, во-первых, дом большой с бассейном. Во-вторых – яхту. В-третьих – квартиру во весь этаж в высотке на Котельнической набережной, с видом на Кремль. В-четвертых, хочет он, чтобы ты, судачок, сделал его олигархом под пятым номером из списка «Форбс». В-пятых, он хочет быть депутатом Государственной Думы от «Единой России» и главой комитета по контролю за говорящими судаками.

– За говорящими мудаками он будет наблюдать, Анна Григорьевна, – перебил ее судачок.

– А еще, – продолжала Анна Григорьевна, – он хочет, чтобы ты его со мной развел, а ему пригнал молодую, грудастую и губастую блондинку с длинными ногами.

– А пошли ты его, Анна Григорьевна, на хуй, старого долбоеба. Он же тебя, Анна Григорьевна, замучил давно. Сделаю я все по-своему. Ступай, старуха, себе домой с богом, – сказал судачок и нырнул в изумрудные воды Зеленого озера.

Долго сказка сказывается, да быстро дело делается. Так оказался Трофим Денисович в немецкой психиатрической клинике у знаменитого доктора-психиатра Алоиса Альцгеймера со старческим слабоумием. Собственно говоря, слабоумие Трофима Денисовича и получило название болезни Альцгеймера.

А Анна Григорьевна стала длинноногою блондинкой с красивыми формами. Мало того, стала она звездой Голливуда и обладательницей «Оскара» – не без помощи, конечно, Харви Вайнштейна.

Ну что вам еще сказать… Бывают такие чудеса. А кто в них не верит, тот пусть телевизор смотрит – там правду говорят чистую.

Шел четвертый год пятой Мусорной войны.

Почему Мусорной? Сейчас уже трудно ответить на этот вопрос. То ли потому, что столкновения с сословием «мусоров» (полицаев) стало явлением обыденным и повседневным, то ли потому, что мусор заваливал города, засыпал реки, высушивал моря и его горы закрывали чистое голубое небо.

Мусорные полигоны, захоронения или пирамиды поджигали. Дым серо-фиолетово-желтым одеялом накрывал отечество.

В некоторых местах он был сладок и даже приятен. Были, и немало, любители втянуть его в себя и поймать «ломовой кайф». Такие маргиналы съезжались в эти места со всего мира и селились около гор тлеющих просроченных лекарств, которые стекались в страну, Идущую Своим Путем, со всех континентов.

Мусорные бизнесмены построили там мусорные отели, хостелы, паркинги и палаточные городки.

«Сладкий дым выбирай – вдохнул и попал в рай!», «Этот дым сладок и приятен! Если не веришь – проверь, приятель!», «Полной грудью дыши – дым для души!» – такие билборды стояли на каждом шагу.

Однако был и такой дым, который вызывал не «сладкий кайф», а агрессивность на фоне дурашливости. «Здесь дышать без противогаза запрещено!!!» – гласили плакаты. Что за мусор дымился в этих кучах – загадка. Но то, что он был связан с оборонной промышленностью, не вызывало сомнения ни у кого. Дым-невидимка был еще и без запаха.

Москва не являлась исключением. Она была завалена мусором, и его горы со снежными шапками высились там, где когда-то был Кремль. Как из засранного Лувра Людовик IV переехал в Версаль, так из старой Москвы знать переехала в новую, вторую, закрытую Москву, которую построили в степях Сибири, куда мусор ввозить было запрещено.

В Москве № 2 все было, как в той, старой, Москве.

Был Арбат и Лужники, Красная площадь с мавзолеем и Лениным (вывезли), Кремль с царь-колоколом и царь-пушкой.

Элита страны, Идущей Своим Путем, с прислугой и секретарями переехала в Москву № 2 и оттуда управляла страной, зарабатывая на сдаче земли под мусорные отходы.

Новая столица была построена из китайского, экологически чистого деревозаменителя.

В тот день дул сильный ветер с запада и облака дыма-невидимки достигли Москвы № 2. Губернатор и мэр в одном лице узнал об этом, но отменять грандиозного приема в своем особняке, уменьшенной копии Версаля, Павел Афанасьевич Фамусов не стал. Денег было потрачено много, да и паники не хотелось: дыма-то не видно.

Это был прием, который вошел в историю страны, Идущей Своим Путем, как Кровавый дым.

Кто только не был приглашен губернатором Фамусовым.

Эскорты и экипажи подъезжали к дворцу один за другим.

По красной дорожке, усыпанной черными тюльпанами, райской розой «Пьер де Ронсар» и «Царицей ночи», шли председатель пенсионного фонда и министр социального развития Родион Романович Раскольников; детский омбудсмен Евгений Онегин; министр культуры Иван Александрович Хлестаков; министр здравоохранения Павел Иванович Чичиков; предсказательница будущего Старуха Изергиль; министр обороны Сергей Сергеевич Скалозуб; главный психиатр Лев Николаевич Мышкин; девелопер Кирилл Петрович Троекуров; герой всех Мусорных войн, дамский угодник Григорий Александрович Печорин; популярные кинорежиссеры Владимир Ленский и Грушницкий, председатели общества «Геи с человеческим лицом»; крупный владелец шоу-бизнеса Семен Захарович Мармеладов с дочерью певицей Сонечкой; председатель следственного комитета Порфирий Петрович; министр образования Анна Аркадьевна Каренина; любимец женщин, светский лев, звезда кино и бузотер Владимир Андреевич Дубровский; вольнодумец и путешественник Александр Андреевич Чацкий и многие другие знатные персоны.

Красавица Сонечка Фамусова была центром всеобщего внимания. Стриженная наголо, с открытой до самых ягодиц спиной, на которой красовалось тату – двуглавый член с крыльями, – с проколотыми бровями, губами и кольцом в носу, она вызывала однозначный интерес мужчин.

Ленский сразу начал к ней клеиться. Его, видимо, прельщало в ней и мужское и женское начало, так сильно взаимодействующие друг с другом. Дополняющие и исключающие одновременно.

Выпив изрядно водки, покурив травы-муравы и пройдясь по «снежной дорожке» (но мы-то знаем, что причина странного поведения в другом), он зажал Соню в коридоре и затащил в мужской туалет. Надо сказать, что Фамусова не сопротивлялась. Однако вошедший туда Евгений Онегин решил, что Владимир Ленский пытается изнасиловать дочь губернатора. Он оттолкнул Ленского, не заметив, как режиссер достал пистолет и выстрелил в него. Евгений упал на колено и рухнул на пол из белого итальянского каррарского мрамора. Соня не успела закричать. Ленский обнял ее и страстным поцелуем заткнул ей рот.

В этот момент в туалет зашел Грушницкий. Он увидел Соню в объятиях Ленского и детского омбудсмена Онегина, лежащего на белом мраморе в красной кровавой луже. Здесь надо сказать, что Грушницкий тайно любил Евгения. Он выхватил у целующегося Ленского пистолет и выстрелил во Владимира. Но промахнулся и угодил в Соню, ранив ее в спину – попав в правое крыло двуглавого члена.

Герой и бывалый офицер Печорин, услышав выстрелы, моментально оказался на месте боевого столкновения. Увидев Грушницкого с пистолетом, труп Онегина и раненую Соню, он принял решение обезвредить противника. Грушницкий схватился за сердце, как бы прикрывая его ладонью, но пуля прошила насквозь кисть руки, сердце и сливной бачок. Кровь и вода хлынули одновременно.

Печорин и Ленский уложили Соню на диван и побежали за министром здравоохранения Чичиковым и главным психиатром Мышкиным. Лев Николаевич, увидев кровь, сразу упал в обморок, а Павел Иванович сказал, что он скорее экономист, чем врач.

Губернатор и мэр Фамусов, услышав пальбу, посовещался с министром обороны Скалозубом, и они приняли решение наступать. Павел Афанасьевич взял автомат Калашникова, а Скалозубу выдал «Узи». Они сразу, как им показалось, поняли, что произошло. «Печорин и Ленский стреляли в Соню», – сделал заключение Сергей Сергеевич и со словами: «Наши дети – наше будущее! Смерть педофилам!» – открыл огонь по преступникам. Ленский упал сразу. Печорин стоял на ногах долго, с достоинством, получая пулю за пулей. А потом, смеясь в лицо Скалозубу и Фамусову, упал лицом вниз на Ленского.