Вел промолчал и остался. А вот сын меня не понял. Узнав о смерти, он примчался ко мне в столицу и обвинил меня в убийстве Натана. И не только потому, что я отпустил его душу, хотя маги жизни давали ему ещё пару лет. Сын обвинил меня в том, что я убивал Натана всю его жизнь, что он был живым человеком, что ему хотелось чувств, а я обращался с ним, как с вещью, и даже в имение сослал под конвоем своего верного пса Вела, чтобы, не приведи демоны, он и глаз ни на кого поднять не мог.

Я глянул на Вела, который плотно сжимал губы, и промолчал. Я не стал объяснять сыну, в чём он не прав. Огненный маг — что возьмёшь. Он сначала говорит, а потом думает. А я не желал, чтобы трепали светлое имя Натана. Пусть он лучше останется для всех несчастным, забитым мужем некроманта, чем сын однажды ляпнет, что Натан, будучи в законном браке, таскал в постель дружинников.

Смерть Натана сблизила нас с Велом. Поняв, что идти ему, собственно, некуда, и дружинник сорока восьми лет, давно не державший оружия в руках, никому не нужен, Вел остался со мной в столице. Через пять лет он стал моей правой рукой и любимой мозолью, которая постоянно ноет, но деваться от неё некуда.

— Хоть бы «ученика» себе завёл, что ли, — ворчал он. — Скоро ты, господин главный некромант, сам на своих химер похож будешь.

— На себя посмотри, — фыркнул я. — Сам бобылём ходишь. Чего себе никого не заведёшь?

— Не могу я, — тихо признался Вел. — Все не такие, и всё не так. Но я-то любил, а ты, господин Дарман?

— А я нет. Не умеют некроманты любить.

— Глупости. Любить все могут. Ты просто не встретил того, за кого жизнь отдать захочешь.

Такие разговоры время от времени случались у нас, но всё оставалось по-прежнему.

Ноэль Марлеран

Я был тем самым редким исключением, что иногда рождались в аристократических семьях. И даже моя магия не способна это исправить. Я — старший ребёнок в семье и должен был быть наследником. Если бы не одно «но». Я родился больным. Когда моей носящей пришло время оставлять ребёнка, отец пригласил мага жизни, чтобы засвидетельствовать завершение контракта. И вот тут родителей ждала неприятная новость.

— У мальчика неправильно сформированы кости, — заявил маг после моего осмотра. — При должном лечении и уходе ходить он сможет. Наверное. Но недолго и только с опорой.

Вызванная из монастыря проверяющая с даром жизни подтвердила вердикт коллеги, и моя участь была решена. Родители получили разрешение на второго ребёнка за полцены, а я лишился звания «старшего сына» ещё в колыбели. Через год у меня появился совершенно здоровый брат, который и стал официально наследником.

Не скажу, что моя семья меня не любила. Меня лечили, учили, к десяти годам поставили на ноги. Но я всегда чувствовал к себе снисхождение и жалость. За успехами двух младших братьев родители следили. Хвалили их, гордились ими, ругали их. А я? Я был как семейный призрак: не можешь — ладно, не хочешь — не старайся, получается — сойдёт. Живой ещё — ну и живи.

В детстве братья часто меня обижали своими грубыми жестокими шутками, но со временем прошли даже они.

— Ну что вы обижаете убогого? Ноэлю и так несладко, — часто слышал я, как родители распекают братьев.

А мне хотелось другого. Не их равнодушной защиты, а любви. Чтобы и моими достижениями гордились, чтобы и мне ставили цели и задачи, а не просто принимали моё существование как факт. А ведь я старался! За то, что давалось братьям легко — я боролся, превозмогая себя. Но разве может оценить обычный человек достижение, когда ты без остановки и помощи сам спустился с лестницы? Вряд ли. Вот и родители этого не видели.

А учёба? Учёба мне давалась легко. Только сиди, запоминай и повторяй. Это братьям всё некогда. То им по поместью побегать надо, то на лошадях на прогулку собрались. Не до книг им и не до знаний. У них другие развлечения. А я почти поселился в библиотеке, и книги стали моими самыми лучшими друзьями. В них я жил, в них путешествовал, в них воевал и спасал нашу империю.

На свой первый «бал женихов» я не поехал. Зачем? Сидеть в углу и смотреть, как танцуют другие? Я бы и рад был сам потанцевать, но сложно это сделать, когда при каждом шаге ты опираешься на трость. Да и кому нужен инвалид? Разве что посмеяться над ним.

А вот на следующий год ехать пришлось. Риван, мой брат, наследник Марлеран вступил в пору первого совершеннолетия. И семья не могла оставить это событие незамеченным.

— Ты не переживай, Ноэль, — сказал мне Риван, придерживая под руку, когда мы входили в зал приёмов императорского дворца. — Если ты не найдёшь себе жениха до тридцати лет — я не стану насильно выдавать тебя замуж. Выделю поместье, содержание, и будешь жить, как захочешь.

Прекрасное заявление! Нет, не спорю, многие из младших сыновей были бы рады услышать такое от своих родителей и братьев. Но для меня оно прозвучало как приговор: «Ты никому не нужен, Ноэль!» А ведь я живой человек. И мне тоже хочется любви. Я хочу быть нужным не просто как обязанность, а сам по себе.

Риван честно уделил мне полчаса времени. Ходил со мной по залу, изучая сам и показывая мне. Познакомил с друзьями, пытался развлечь, принёс бокал вина и закуски. Но быстро заскучал со мной и предложил проводить меня на балкон. Правильно, у него другие интересы. С молодым наследником с первой минуты начали флиртовать потенциальные женихи. И моя убогая тушка им сильно мешала.

— Иди, Риван, — с улыбкой сказал я, усаживаясь в кресло. — Я посижу, у меня уже ноги устали.

Я любил брата и был ему благодарен. Не его вина, что он не видит и не чувствует моей боли. Что душевной, что физической. Ему свою жизнь строить надо. И брат-калека в ней лишний. Я лишний для всех, но никто не скажет мне это в лицо. Но несмотря ни на что, моё сердце хочет любви, а моя душа желает счастья.

========== Глава 2 ==========

Дарман Салем

Хочешь не хочешь, а пост главы гильдии и должность придворного некроманта императора обязывал меня не только иметь собственные покои во дворце, но и регулярно посещать официальные мероприятия и балы. А я этого не любил. Следующего супруга я себе заводить не планировал, а громкая музыка, шум и суета меня раздражали. Поэтому я давно обустроил себе тихий уголок на внутреннем балконе, куда и сбегал сразу после выхода императорской семьи.

Вот и сегодня, отстрадав положенное, я поднялся наверх, уже предвкушая бокал хорошего вина и редкие виды сыров, что привозили специально для меня со всей империи. Вот только излюбленное место оказалось занято. В моём кресле вальяжно расположился юноша, небрежно положив запястье на изогнутую ручку трости. Подставленное слугами для меня блюдо с сырами было ополовинено, а рядом пристроился бокал с моим любимым белым божо.

От вида такого хамства я даже опешил на секунду. Хмыкнул, вскинул бровь, и ехидно поинтересовался:

— Молодой человек, а не слишком ли нагло вы заняли чужое место?

— Простите? — вежливо улыбнувшись уточнил юноша. — А разве кресла здесь именные?

Да, вот оно новое поколение, что совершенно не приучено почитать старших. И дело тут совсем не в том, что любому аристократу здесь известно, что этот уголок мой, а в том, что этому хаму даже не приходит в голову оторвать свой зад и уступить место.