Раненый монстр уже исцелился. Бронированная шкура затянулась настолько безупречно, что сложно определить, где была рана.

Глаза гиганта отсвечивают оранжевым в прямых солнечных лучах. Из пасти у него течет слюна.

– Отведай-ка вот это угощение! – выкрикиваю я и наношу удар секирой по зираптору. Тот отскакивает и снова атакует меня. Одна из его когтистых лап дотягивается до нагрудной пластины моего доспеха и высекает сноп искр. Явно напуганный хищник издает злобный клекот при их виде. Я использую его замешательство и наношу еще один удар.

Топор врезается в плечо, и краем глаза я замечаю, что второй зираптор готовится напасть снова. Одним слитным движением я резко высвобождаю оружие, разворачиваюсь и отрубаю меньшему из монстров голову.

Остается только огромный самец.

Он настороженно осматривает двух мертвых товарищей, которых я убила, и…

Убегает в ту сторону, откуда мы с Торрином пришли.

– Эй, немедленно вернись! – изо всех сил кричу я ему и делаю шаг в сторону беглеца.

Торрин хватает меня за руку и останавливает.

– Оставь его в покое, Расмира. Давай лучше проверим, удастся ли нам дойти до центра лабиринта к концу часа.

Я вытираю свой окровавленный топор о его кожаные штаны над поножами. Он отстраняется:

– Фу, ну и гадость!

Я ухмыляюсь.

– Беги первым.

До центра лабиринта оказывается совсем недалеко. Мы выскакиваем на широкую площадку, на которой, похоже, собрались уже все остальные парни. Они сражаются с зирапторами, некоторые сразу с двумя или тремя. Торрин немедленно вступает в схватку, будто и не пострадал от ран. Я следую его примеру. Час скоро должен истечь, и я не собираюсь упускать ни минуты бесценного опыта. Это прекрасная возможность показать всем, на что я способна.

Зирапторы повсюду. Чудо, что мы встретили нескольких хищников в глубине лабиринта. Но у них нет ни единого шанса уцелеть: последние десять лет нас натаскивали их убивать.

Топоры взлетают и головы катятся с плеч. Коричневая кровь повсюду. Это отвратительно и возбуждающе, и дарит пьянящее чувство свободы. Мне все равно, что волосы слиплись от крови. Все равно, что Хавард пройдет испытание и продолжит усложнять мне жизнь. Все равно, что мать меня не поддерживает. Через несколько секунд меня признают полноправной женщиной, и я буду вольна жить отдельно. А Торрин будет за мной ухаживать.

Все изменится.

Я наступаю на валяющуюся под ногами голову и чуть не теряю равновесие. Выдавливаю сердитый смешок и иду дальше в сторону ближайшего монстра.

Торрин незаметно подбирается совсем близко ко мне. В обеих руках он держит по голове зираптора.

– Расмира, – произносит он тонким голоском, шевеля одной из голов, словно слова исходят из ее пасти. – Торрин прикончил восемь монстров. А ты?

Я безуспешно пытаюсь не рассмеяться, глядя на это представление.

– Мы вынуждены их убивать, но это не означает… – начинаю я.

Меня прерывает громкий вскрик. Все зрители наклоняются вперед и стараются рассмотреть что-то в дальней части открытой площадки. Там Хавард сражается с зираптором.

«Неужели его укусили?» – задаюсь я вопросом, в равной степени желая этого и жалея парня.

Но нет. Это был всего лишь боевой клич. Почти наверняка предназначавшийся, чтобы все могли полюбоваться на его безупречную технику при отсечении головы самого громадного зираптора в лабиринте. Того самого, с кем я сражалась до этого. Он каким-то образом пробрался в центр лабиринта. В наступившей тишине мы все слышим, как отрубленная голова звучно падает на каменные плиты.

Мою левую руку пронзает острая боль. Я резко вдыхаю и опускаю голову, однако ничего не замечаю. Осматриваюсь кругом. Ни одного зираптора поблизости. И все же, когда я рассматриваю руку, то вижу…

Нет. Не может быть!

Первое, что я делаю – разглядываю сидящих, заметил ли кто-то, что случилось? Однако все смотрят на Хаварда, наблюдая за его победой.

Все, кроме матери. Она внимательно следит за мной, словно на арене больше никого нет.

Я начинаю паниковать. Не понимаю, что произошло? Откуда на коже появились отметины от зубов? Кожаный рукав между пластинами доспехов порван. Каким образом…

Наконец, мой взгляд падает на зажатую в руке Торрина голову зираптора. Только теперь ее клыки покрыты красным. Моей кровью.

Поначалу я имею глупость думать, что напарник случайно на меня наткнулся. Но затем я собираю остатки воли в кулак и поднимаю глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. От его выражения мой мир разлетается на мелкие осколки. Оно холодное. Безжалостное. Триумфальное.

Поймав мой взгляд, он произносит:

– Твоя жизнь окончена, Раска-Ласка.

Горн возвещает окончание обряда инициации. Подъемные механизмы убирают разделяющие перегородки лабиринта, и опытные воины высыпают на арену, чтобы покончить с уцелевшими зирапторами. Через амфитеатр то и дело прокатываются одобрительные выкрики зрителей, которые отмечают каждого убитого хищника. Отец с сестрами отделяются от толпы и спешат ко мне.

В глупой попытке оттянуть неизбежное я прячу левую руку за спину, будто это может спасти от распространения яда по венам.

Торрин неспешно подходит к Хаварду и дружески хлопает его по спине, затем что-то шепчет на ухо. Они оба поворачиваются в мою сторону и смеются.

Я должна хоть что-то сказать. Что-то сделать. Но я ничего не предпринимаю. Тело до сих пор охвачено горячкой сражения, желанием бежать и убивать. Однако разум словно в спячке. Я могу лишь беспомощно смотреть на Торрина с Хавардом в попытке осознать произошедшее. В попытке понять, что же теперь меня ждет.

Затем начинает действовать яд.

И я мешком оседаю на землю.

Мышцы горят от боли, она жалит все сильнее, постепенно охватывая все тело. Руки и ноги сводит, доспехи скрежещут по камням, а голова безвольно перекатывается из стороны в сторону.

Небо сливается в одну голубую полосу.

Во рту – вкус земли.

Карие глаза Торрина.

– Расмиру укусил зираптор! – объявляет он во всеуслышание.

Приветственные крики и топот стихают, все внимание переключается на меня.

Мне становится дурно. Но не от яда. От унижения.

Какой же я оказалась наивной!

Торрин – великолепный актер. Все задиры открыто меня презирали, и мне даже в голову не приходило, что их ненависть может прятаться за фасадом дружбы.

Пока я лежу на земле, не в состоянии контро-лировать свое собственное тело, перед глазами мелькают не замеченные ранее сцены: Торрин с Хавардом планируют предательство, Торрина передергивает, когда он берет меня за руку, ехидные улыбки Хаварда при виде нас с Торрином, Торрин и Хавард смеются над моей доверчивостью.

Теперь истина становится совершенно очевидной.

Торрин терпел мое общество целых шесть недель, притворялся другом и даже больше чем другом, я подпустила его достаточно близко в день инициации для осуществления их замысла.

А я еще планировала на сегодня свой первый поцелуй!

В горле стоит ком, и я начинаю задыхаться, по-прежнему глядя в небо, не способная пошевелиться.

Пока кто-то не приходит мне на помощь и не переворачивает на бок.

– Разойдитесь! – выкрикивает Иррения. – Вы что, все с ума посходили?

Она укладывает мою голову себе на колени, придерживая ее, и мы ждем, пока действие яда закончится.

Где же отец?

– Все будет хорошо, – успокаивает меня сестра, гладя по волосам. – Через несколько минут все пройдет.

Она – целитель и видит множество укусов каждый день, навещая воинов. Но зачем она меня обманывает? Судороги, может, скоро и прекратятся.

Но ничего хорошего меня точно не ждет.

Наконец я начинаю вновь чувствовать свое тело. А вместе с тем и оглушительную боль в мышцах, которые горят, словно в огне. Я измотана и с трудом шевелюсь, но поднимаюсь на ноги в попытке вернуть себе хоть часть достоинства. Я утираю натекшую во время паралича слюну рукавом.