18 янв[аря], пятница
Встал в 8 ч[асов]. После Hanover Bakery lunch’a[270] на bus’е поехал по 5th Avenue за Метропол[итен]-музей довольно далеко, слез и долго шел по парку[271] под солнцем к музею. Зашел в парке в одну из оранжерей, где много цветов. В музее смотрел картины до 2-х часов, там и завтракал в ресторане музейном. Вернулся на bus’е в отель. Приехал Гришковский, и началось опять совещание. К 9 вечера на империале bus’a по набережной Hudson River’a поехал к Сомовым. Этот берег реки – красота. У Сомовых был гость – близкий их друг Афоня – фамилии его пока не знаю[272]. Была милая беседа. Этот Афоня лет 35–40, славный, калмыцкого типа, некрасивый, но стройный. Засиделся у них я до часа ночи. Ехал я с ним по subway’ю домой – он меня провожал. Рассказывал мне про обычаи Нью-Уорка. Сам он поехал ночевать в Turkish bath[273]. В нью-уоркские бани можно приехать ночью – мыться, поесть, пить и спать до утра. Заснул я около 3-х часов ночи.
19 янв[аря], суббота
Утром ездил в магазин красок Devoe[274]. Потом к Жене на Liberty Street. С ним и Трояновским пошли в Custom House[275]. Выяснилось, что, вероятно, на наши картины не будет пошлины. Потом с Brinton’ом еще смотрели помещение на Park Ave-nue и окончательно его одобрили. Всей компанией, но без Жени, но с Бринтоном завтракали в италь[янском] рестор[ане] Napoli. Я ел spaghetti и omelette’у. С Гришковским и Виноградовым ходили по лавкам, в 10 cents store’e[276] Woolworth’a и в два магазина красок, в одном из которых выбирали всё нам нужное часа два. Около 5-ти к Гришковскому на Park Avenue пить чай. Нас встретила в его скромной и малюсенькой квартирке его жена Екатерина Ивановна[277] – молодая и очень красивая блондинка, очень милая и любезная. Гришковский показывал мне книгу о Баксте, очень роскошно изданную; это 2-й том – первый вышел еще до войны, и я видел его в России[278]. Прекрасный он художник, все хорошо, кроме его портретов, в которых он слаб. Домой вернулся «без задних ног». Но надо было неожиданно для меня к Рахманиновым, куда через Женю получила приглашение вся наша компания[279]. Были у них около 10-ти. Туда приехала и Елена Константиновна, жена Жени. У них было за чаем просто, уютно, приятно. Рахманинова видел впервые так близко. Сидел я между хозяйкой и ее сестрой Соф[ьей] Александровной Сатиной, ученой женщиной-ботаничкой[280], вдали от Сергея Васильевича. У него две дочери: одна интересной наружности[281], другая, младшая, скорее, laideron[282]. Нас угостили спиртуозным и шампанским. Лег поздно, часа в 2. Сегодня за завтраком у Бринтона возникла мысль, что poster для выставки должен сделать я; Грабарь и Виноградов подхватили эту мысль, и мне отказаться было неловко, как ни неприятно мне это было.
20 января, воскресенье
Встал в половине 9-го. Взял ванну в нашем apartment’e. Долго до завтрака писал Анюте письмо, начатое еще 17-го. Завтракал вдвоем с Захаровым в нашей гостинице. К 3-м часам с ним в Метроп[олитен]-музей. Смотрели картины современных американских художников; табакерки, миниатюры и драгоценности, пожертвованные P. Morgan’ом[283]; комнаты XVIII века. С ним частью на bus’e, частью пешком к Жене. Там пили чай и разговаривали. Приехали туда и другие наши. Засиделись до 10-ти час[ов]. Они ушли раньше меня, я остался еще ненадолго, чтобы ехать домой одному. Я позлословил, ругал Грабаря; критиковал современную живопись – художников лентяев и шарлатанов. Вернулся в отель на bus’e по берегу Hudson’a и по 5-й Avenue.
21 янв[аря], понед[ельник]
Утром ходил с Захаровым пешком на 7-й Avenue в Lee’s Art Shop[284]. Я купил себе красок Blox’a и 3 кисти. В магазине Вульворса[285] купил себе носки. Опоздал на свидание, назначенное у нас в отеле. Поехал к Жене в контору, ждал его там, разговаривая с Афоней = Иваном Афанасьевичем[286]. С Женей ходил в Custom House[287].
Рахманинова Татьяна Сергеевна (в замужестве Конюс; 1907–1961). С 1917 г. в эмиграции вместе с родителями и сестрой. Училась в США. Жила во Франции, занималась общественной деятельностью. НМ. Т. 3. С. 440; РЗФ. Т. 1. С. 730.
Были там долго. Любезные чиновники все время нами занимались, мы с ними даже говорили о русс[ком] Худ[ожественном] театре, играющем теперь в N[ew] York’e[288]. С Женей опять в его контору, где прочел в Vogue небольшой article[289] Бакста о женской моде, очень пошлый. Ходили потом с Женей к адвокату Thacher’у[290], который поручился за нас, что будут присланы декларации из Риги. Вернулся домой с Женей, все были уже в сборе. Началась дискуссия, длившаяся до 11-ти ч[асов] вечера с перерывами для обеда. Трояновский горячился, ругался, нападал на нас за инертность будто нашу, вел себя бестактно. Я еще пошел за фруктами. Сегодня мороз и дикий, ужасный ветер.
22 янв[аря], вторник
Утром с Н. О. Гришковским ходил сначала к секретарю Charles’a Crane’a[291]. Ожидая, пока он нас примет, я читал еще статью Бакста о моде (вчера прочел другую в Vogue). Шарлатанство! Потом с Ник[олаем] Осиповичем же – смотрел две квартиры – мы собираемся сообща нанять таковую, чтобы не жить в отеле, где и дорого, и неудобно. Одна была чудесна на 72-й West ул[ице][292] окнами на Гудсон[293].
Но слишком для нас дорога – кажется, 400 д[олларов] в месяц, меблированная.
Завтракали на Circus Circle[294] в self service[295]. Там познакомились с братом архитектора Мельцера[296]. Знакомство мимолетное и неинтересное: [ни] я не сказал ему ни одного слова, ни он – мне. Ходил смотреть выставку Renoir’ов, видел одного хорошего Cl[aude] Monet и несколько второстепенных Degas’ов. Усталый, домой. Немного дремал. Заехал Женя, и стали говорить о делах. После 7-ми с ним пошел в self service, где ел Spanish omelet, egg-salad[297] и кофе. Прошлись с ним по знаменитому вечером своими огнями White Way’ю[298]. На subway’е к Рахманиновым.
Чудесный уютный вечер: они одни и мы одни – я, Женя и его жена. Говорили о живописи и о музыке. Во время чая играло прекрасное механическое фортепьяно – прелестные новые вещи легкого пошиба – танцы, foxtrot’ы, между другими – превосходно аранжированная в танец песня индийского гостя Р[имского]-Корсакова[299]. Так блестяще, что выходит лучше самой песни. Потом records[300] Шаляпина: «Эй, ухнем», «Маша»[301] и «Дон Кихот»[302]. Вернулся к часу ночи. Сегодня в газетах известие о смерти Ленина[303].
