- Ты знаешь, где Клаус? – спросил он тотчас, как она подошла к нему.
Не такого приветствия она ждала. Кэролайн почувствовала, что и её сердце каменеет под пристальным взглядом оборотня. Она не заслужила такого обращения, она не предавала его! Но, похоже, Тайлер видел в ней сейчас лишь способ узнать местонахождение Первородного. Ни о каком совместном Рождестве и речи быть не могло.
- И тебе привет.
- Кэролайн! Ты знаешь, как это для меня важно! И я знаю, что ты знаешь, где он, - в его голосе сквозила мягкая, но всё-таки угроза. Что случилось с этим человеком, которого она так любила? Они все теряли близких, умирали и были свидетелями смерти, но почему именно его сердце так сильно ожесточилось?
Она не хотела говорить. Не хотела говорить вообще ни о чём, что было связано с Майклсоном, хотела вычеркнуть его из своей жизни, своей памяти. И из памяти Тайлера тоже, но это было невозможно.
- Клаус в Новом Орлеане. Наверное. Теперь уже навсегда. Короче, где бы он ни был, он не приблизится ко мне. Никогда.
Лицо Тайлера приняло изумлённое выражение. Кэролайн шумно вдохнула: чего он ожидал от неё?! Что она променяла его на Первородного?
- Оставь это, Тайлер, прошу, - её тон сменился на мягкий, умоляющий. – Не ради него, конечно, нет; ради себя.
На миг Кэролайн замолкла, ожидая, что парень ответит ей. Но он молчал, и под внимательным взглядом тёмных глаз Тайлера Кэролайн решилась. Она должна была образумить его любой ценой, потому что от этого зависела, быть может, сама его жизнь.
- Послушай, - продолжала она, - ты слишком сильно рискуешь. Ты один, Тайлер…
- Один, - эхом отозвался он, но это эхо напомнило вампирше громовый раскат.
Она мотнула головой. Она твёрдо намеревалась показать Локвуду, что сейчас у него всё же есть выбор: посвятить свою жизнь бессмысленному мщению сильнейшему из сверхъестественных существ или насладиться вечностью в компании друзей и девушки, которая его любит; позволить своему сердцу очерстветь окончательно или сохранить в нём любовь к матери; наконец, уподобиться ли Клаусу, упивающемуся кровью своих врагов, но никогда не утолявшему эту жажду, или остаться тем Тайлером, который им всем был так дорог. Кэролайн никогда не видела, чтобы взгляд оборотня полыхал таким огнём, но, не убоявшись этого убийственного пламени, она подошла совсем близко к нему.
- О, ты понял всё не так. Я с тобой, ты не одинок. Но у Клауса есть армия, которая может расправиться с тобой в два счёта по одному щелчку его пальцев. Ты не заслужил этого, а он – того, чтобы торжествовать победу. Слышишь? Ты меня слышишь?! – с этими словами Кэролайн вцепилась в полы его куртки и легонько встряхнула молодого гибрида.
- Я тебя слышу, - но ни одна чёрточка на его лице не отозвалась на слова Форбс.
Девушка вздохнула и попробовала переменить тактику. Если его сердце ещё не совсем очерствело – а она верила, что это не так – то в нём ещё жива любовь к ней. А если он её любит, то…
- Послушай. Останься в Уитморе на Рождество. Всего на один вечер, - и у неё будет несколько долгих часов, чтобы вернуть Тайлеру вкус к жизни, - и, кто знает…
Кэролайн почти прикоснулась губами к его губам. Она уже почувствовала его дыхание на своих губах, но Тайлер остался холоден и мягко, но решительно отстранил её. На губах его играла горькая улыбка.
- Чудеса не случаются, Кэролайн, ни в Рождество, ни в другие дни. Мы все должны были бы это понять. Если я и верю теперь в магию, то только в чёрную.
И он пошёл прочь. На глаза Кэролайн навернулись слёзы: она не могла позволить всему кончиться вот так. А её терзало дурное, как никогда, предчувствие. У неё оставался всего один козырь, самый болезненный, но, может быть, и самый действенный. И после недолгих колебаний она решилась воспользоваться им.
- Но что бы сказала твоя мать, если бы увидела, на какой путь ты встал?! – в отчаянии выкрикнула она.
Это возымело действие: Локвуд остановился и обернулся. На какой-то миг девушка возликовала, но радость эта улетучилась, как только она рассмотрела выражение его лица.
- Мне остаётся только догадываться, - его голос был спокоен, но под этим спокойствием клокотали боль и ярость. – И за это Клаус тоже должен заплатить.
***
Самая большая комната старинного дома, который когда-то стал началом колледжа Уитмора, а теперь был и административным зданием, и жилищем для некоторых преподавателей, была ярко освещена десятками свечей. В углу Кэтрин заметила роскошную рождественскую ель, убранную в сдержанных красно-золотых тонах; в нагретом свечами воздухе плыл тяжёлый хвойный аромат. Девушка вдохнула поглубже, без помех переступая порог залы, и подумала о том, что эта вечеринка разительно отличалась от той, что происходила сейчас в спортзале кампуса, сверкая яркими электрическими огоньками, красочными бумажными стаканчиками и шарами, пестря карнавальными нарядами студентов и благоухая всеми ароматами алкоголя от пунша до виски. Елена Гилберт, должно быть, ненавидела подобные вечеринки и должна была благодарить Кэтрин за то, что ей не нужно тут появляться. Впрочем, сама Пирс ненавидела подобные лицемерные сборища не меньше.
Здесь не было и того веселья, которым буквально искрился спортзал, и эти искры долетали сюда, разбиваясь, впрочем, о холод этого приёма. Каждый из гостей мог назвать своих предков до седьмого колена, истории их семей доказывали, что люди с этими фамилиями топтали красную землю юга Америки ещё со времён колонизации, и каждый человек здесь был уважаем городом и остальными за какие-то заслуги перед историей. Кэтрин никогда не понимала такой безумной любви южан к прошлому, от которого другие обычно пытались лишь сбежать; они копили воспоминания, свои и своих родителей, дедов и прадедов, чтобы на досуге пересматривать их, как фотоальбом, или кичиться перед другими древностью и благородством своего рода. И братство Августина было одним из таких жутких воспоминаний Уитмора. Она взглянула на циферблат старинных напольных часов, прикидывая, когда ей можно будет сбежать отсюда без вреда для репутации Елены. Краем глаза она заметила, что к ней приближается сам хозяин вечеринки.
- Рад вас видеть, мисс Гилберт! – Уэс Максфилд одарил её лучезарной улыбкой.
- Не могла пропустить! – девушка вернула ему улыбку. – Это большая честь для меня, мистер Максфилд. Но я до сих пор не понимаю, чем заслужила эту честь!
- О, вы такая замечательная студентка и дружите с Аароном, - Кэтрин кисло улыбнулась парню, который махал ей из дальнего угла комнаты – должно быть, это и был Аарон Уитмор. – И в память о вашем отце и его заслугах перед нашим сообществом я не мог вас не пригласить. Столько людей из братства желают с вами поговорить!
Кэтрин удивлённо подняла брови. Что бы сказал отец Елены, если бы узнал, что его дочурка стала бессмертной кровопийцей, на которых он, кажется, когда-то охотился?
- Боюсь, те, кто знали моего отца, будут разочарованы, пообщавшись со мной.
- Не говорите так! – притворно нахмурился мужчина.
Он был обаятелен, и любая другая девушка в любой другой ситуации утонула бы в этих блестящих глазах. Однако Кэтрин была начеку: мало того, что разоблачение было опасно как для Елены, так и для неё, но, кроме этого, она чувствовала себя словно в ловушке в этом доме, среди этих людей, живущих для того, чтобы уничтожать вампиров. Быть может, эта старая традиция и осталась в далёком прошлом, но она как никто другой хорошо знала, как легко на Юге возрождаются традиции и как плохо они умирают. Конечно, она не была больше вампиром, и, формально, они не могли ей угрожать… Но, похоже, она слишком долго жила в вампирском обличье, и сейчас она могла не чувствовать опасности для человека, но опасность, грозящая вампиру, нервировала её и заставляла её ежесекундно готовиться к битве и бегству. Похоже, Грейсона Гилберта все эти люди и впрямь любили: они подходили к ней, выражая скорбь по её «отцу», говоря, как она на него похожа и прочие приличествующие моменту слова. Никто, конечно, и словом не обмолвился об истинном назначении Августина, и всё выглядело так, словно она просто оказалась в толпе старых знакомых. Но Кэтрин постоянно чувствовала на себе взгляд Уэса – он неотрывно следил за нею, и от этого ей было не по себе. Что он надеялся увидеть, что у неё вдруг полезут клыки, и она вопьётся кому-то в шею? Она бы с удовольствием сделала это, да больше у неё не было такой возможности. Теперь она была беспомощной улыбающейся куклой в стане врага.
