Стефан молчал. Он не спал всю ночь, снова и снова задавая себе этот же вопрос. Но ответа на него он так и не нашёл. Лишь странные мысли, которые ему было тяжело принять, и которыми совершенно невозможно было поделиться с Кэтрин Пирс, порхали в его голове подобно беспокойным птахам. Утром он встал с постели измученный думами, но всё так же сомневающийся. Кэтрин ждала его ответа – он чувствовал на себе её пытливый взгляд.
- Думаю, ответ не понравится ни тебе, ни мне.
К его вящему удивлению, Пирс приняла этот ответ молчанием. Стефан уже жалел, что позволил этому откровению слететь со своих уст. Некоторое время они провели в тишине. Сальваторе упорно не смотрел на девушку, хотя и знал, что Кэтрин не сводит с него взгляда. Наконец, Кэтрин заговорила.
- Как бы то ни было, твой способ совершенно не помогает, не вызывает желания жить.
- Мне дневники помогли.
- В самом деле? – в голосе Кэтрин слышался смех. – Скажи, ты начал вести дневники до или после того, как стал отрывать людям головы?
Он мог бы соврать, но она, как и он, знала ответ.
- До.
- Вот именно! Так что, поскольку ты предлагаешь мне способы, которые не работают, и не отвечаешь на мои вопросы, я тоже попробую помочь тебе так, как считаю нужным.
- Мне не нужна твоя помощь. Я научился контролировать…
- Да-да, я слышала, - перебила она его, - а Деймон потом ворчал целый час из-за того, что ему пришлось сжечь в камине антикварную мебель. Если мне нужна твоя помощь, то и тебе нужна помощь ничуть не меньше. Будет считать, что так я выполняю свои обязательства перед тобой, - и она, ловко вскочив с дивана, помчалась в прихожую.
В самом деле, стоило Кэтрин оказаться у двери, по дому разлилась бодрая трель звонка. А на пороге обнаружилась Кэролайн со своей неизменной улыбкой на устах. Позади неё Стефан с ужасом разглядел мрачную громаду сейфа, в котором томился долгие месяцы. В глазах поплыло, в ушах зашумело, и Сальваторе поспешил сконцентрировать взгляд на Кэролайн и Кэтрин. В жизни он видел разные союзы, порождённые любовью, стремлением к богатству, желаением отомстить и даже ненавистью, но более странного тандема ему ещё видеть не приходилось. Конечно, Кэтрин может быть весьма изощрённой в стремлении кому-нибудь навредить – и за слабостью последних дней он совсем позабыл об этом – и могла бы использовать сейф, зная, какое он имеет влияние на Стефана, но Кэролайн… Её присутствие совсем сбивало Стефана с толку.
- Говорят, у тебя тут проблемы с обретением самоконтроля, - бодро отрапортовала Форбс, предвосхищая все его вопросы, и быстро стрельнула взглядом в Кэтрин, чтобы у Сальваторе не осталось сомнений в том, кто же «говорит».
Но Кэтрин даже не взглянула на блондинку, всё время неотрывно следя за выражением лица Стефана. Она читала по нему, как по открытой книге, и нахмурилась, когда он не сумел скрыть ужас и тревогу.
- Об этом, - она кивнула на сейф, - мы не договаривались.
- План «Б». На случай, если твой не сработает, - Кэролайн сказала это таким тоном и с таким лицом, словно ни на секунду не сомневалась в том, что план Пирс не сработает.
- Не думаю, что это хорошая идея.
Остальные слова застряли у Стефана в глотке. Он никогда бы не мог подумать, что Кэтрин с Кэролайн могут быть хоть в чём-то похожи, но сейчас на их лицах застыло одинаково решительное выражение, а в глазах горел одинаковый воинственный огонёк. Вампир понял, что против них обеих у него просто нет никакого шанса.
- Сперва мы поступим по-моему, - твёрдо заявила Кэтрин.
И они заставили Стефана усесться на диван, закрыть глаза и воскресить в памяти всё то, что он испытал за время своего плена в сейфе. Словно бы мало было ему переживать едва ли не ежедневно отчаяние, боль, тоску, ненависть к Сайласу, заточившему его! Словно недостаточно было тягостным ожидание спасение, словно недостаточно болезненным осознание, что о нём забыли самые близкие, словно недостаточно были горячими его молитвы о спасении! Кэролайн заявила, что он должен будет добровольно впустить их в свой разум, а затем, собрав всю свою волю в кулак, так же сознательно справиться с ними. Как будто это было так легко! Он боролся с подступающими воспоминаниями уже на уровне инстинктов, но всё же не смог пересилить их, как и случалось всегда. Он почувствовал, как лёгкие его заполняются водой, он хватал воздух ртом в отчаянии, он чувствовал, как железные стенки сейфа словно бы сжимаются, сдавливая его, лишая разума. Он больше ничего не видел вокруг себя и не понимал, где находится. Весь мир сжался для него до размеров металлического гроба, заполненного не то водой, не то огнём. Вдруг в этот полный ужаса и боли мир ворвалось чьё-то ласковое прикосновение. Он всем своим естеством потянулся к нему, и сквозь шум воды в ушах Стефан услышал шум тёплой, живительной крови в человеческих венах. Человек, живое существо на дне карьера? Это было невозможно. Его разум отвлёкся, и граница между мирами стёрлась. Это был рефлекс: Стефан протянул руку и схватил кого-то. Клыки прорезались сквозь его дёсна, и он уже как будто чувствовал на языке солоноватый вкус крови.
- Нет, так не годится! – кто-то с силой встряхнул его, и вампир распахнул глаза, возвращаясь в реальность.
Кэтрин осторожно расцепила его пальцы, сжимающие её руку. Стефан сглотнул. Он вопросительно взглянул на Кэролайн, ожидая её вердикта. Затем он вернулся взглядом к Пирс, присмотрелся к ней более пристально, чтобы убедиться, что она в порядке. На руке её там, где он схватил её, проступили красные пятна, и, конечно, появятся синяки. Но, казалось, Кэтрин сейчас это совсем не заботило.
- Твой страх пересилила только жажда крови, - подытожила Кэролайн, и вывод этот её явно не устроил. – Сейчас ты чуть не съел Кэтрин…
- Уверена, ты бы не слишком расстроилась, - вставила девушка.
Форбс только отмахнулась от неё.
-…но что случится, если этот приступ повторится где-нибудь в людном месте? Ты можешь быть опасен, Стефан. И вообще, это не тот выход, какой мы ищем.
В полной тишине девушка прошествовала к стоящему в стороне сейфу. Сальваторе с тревогой следил за её действиями. Сердце его зашлось в безумном беге, когда Кэролайн отпёрла сейф, откинула металлическую крышку и заявила.
- Полезай.
Он мог бы поспорить, отказаться и вовсе уйти, оставив девушек наедине с их безумной затеей. Но Стефан знал: если он хотя бы не попытается, он больше никогда не сможет уважать себя. Мысль о его двойнике вспыхнула ярким огнём в его разуме; Сайлас был мёртв, но он всё ещё держал Стефана в своих железных руках и отравлял его жизнь, дёргая за ниточки, словно марионетку, с того света. Чтобы избавиться от этого призрака раз и навсегда, ему было необходимо пересилить свои страхи. Набрав побольше воздуха в грудь, словно перед прыжком в глубокий водоём – а так оно и было – он забрался в сейф, и Кэролайн безо всяких сожалений, заперла его внутри узкого железного ящика. Прошло немного времени, прежде чем вся его тревога и отчаяние вернулись к нему. И снова в ушах зазвучало, словно похоронный звон, журчание воды, снова воздух стал предательски быстро заканчиваться. Только теперь никого не было с ним рядом, чтобы протянуть руку, вытащить его из слишком реального мира его ужаса. Он бился о металлические стенки, сжигая воздух в груди, царапая холодное неподатливое железо. Никто ему не ответил. Он был один. Стефан сделал ещё один глубокий вдох, который не принёс облегчения, и сердце его остановилось.
- Ничего не выйдет.
- Так – нет, конечно. Признай, что твой план провалился.
- К чёрту все планы! Мы подвели его!
- Я знаю, что нужно делать. Стефан – герой. Он, быть может, позволит погибнуть себе, но не кому-то другому. И мы должны это использовать.
- Откуда ты знаешь, что это сработает?
- За минувшие несколько дней он несколько раз спасал мою жизнь. Он не позволит мне умереть из-за того, что его страхи всё ещё с ним.
Её идеальное вампирское зрение оставило её, но проникающий сквозь щели в сейфе свет позволил Кэтрин рассмотреть Стефана. Из-за того, как причудливо падали лучи, его лицо казалось искажённым в какой-то невероятной муке, а, если смотреть под другим углом – безмятежным и невинным, как у безгрешного человека. Похоже, вновь побеждённый своими страхами, вампир на некоторое время потерял сознание, и эти драгоценные секунды давали Пирс возможность снова задуматься над тем, что она делала.
