- А разве ты уже достаточно здорова, чтобы напиваться?

Кэтрин хитро прищурилась.

- А разве тебе есть до этого дело?

Брови Стефана изумлённо поползли вверх. Он удивлялся непробиваемой броне сарказма, присущей этой девушке. Пьяная или трезвая, здоровая или умирающая, вампир или человек, Кэтрин всегда была остра на язык, и никогда за её едкими словами нельзя было разглядеть её настоящей души. Стефану это удалось всего несколько раз: дважды когда Кэтрин под его опекой металась между жизнью и смертью, слишком слабая, чтобы удержать привычную маску, и несколько раз, когда она вдруг являлась, чтобы попробовать спасти ему жизнь. Удавалось ли это другим?

- Может быть, я беспокоюсь, - небрежно ответил он после недолгого молчания.

Она вдруг наклонилась вперёд, ближе к нему, карие глаза впились в его лицо внимательным, ищущим взглядом.

- Ты – беспокоишься?! – воскликнула она изумлённо.

- В конце концов, я спас тебе жизнь. Не хотелось бы, чтобы мои усилия были напрасными.

В глазах Кэтрин что-то словно бы погасло. Девушка опустила ресницы и отвернулась. Указательный палец Пирс что-то бессмысленно чертил на гладком стекле стакана.

- И всё же, - уже мягче спросил он, - что за повод?

- Можно подумать, у меня их нет, - хмыкнула она всё также в сторону. – Я старею и умираю, чего, я думала, со мной всё же не произойдёт. И я совершенно не подхожу на роль матери – моя дочь меня ненавидит.

Похоже, именно последнее и подкосило Кэтрин. Невольно Стефан заметил их сходство: оба балансирующие на грани жизни и смерти, растерянные, вынужденные привыкать к своим новым непривлекательным судьбам, одинокие, отвергнутые самыми близкими людьми, снедаемые страхом неизвестности. Всё, на чём строилась их прежняя жизнь, разрушилось, а их мир перевернулся с ног на голову. В голову Стефану пришла совершенно неуместная мысль, что только они могут помочь друг другу, потому что только они понимают, каково другому. Но вампир поспешил отвергнуть эту опасную мысль.

- Ты не знаешь её, а она – тебя. И потом, разве ты не отвергла её? Чего же ты хочешь?

- Да, но я признала, что это была моя ошибка. Выпьем же за это, - Стефан тоже налил себе и выпил. – После того, как я едва не умерла дважды за такое короткое время, я решила всё же немного пересмотреть свою жизнь. И я отправилась к Наде с повинной, ведь вряд ли у меня осталось много времени. Конечно, было сложно: она уже большая девочка, ей четыреста лет. Но мне пришлось убить её парня, - Кэтрин криво улыбнулась, - так что, думаю, наши отношения испорчены навсегда.

- Убить её парня? Хорошенькое начало.

- Это долгая история, но для тебя она не должна иметь значения. Говорю же, роль заботливой матери не для меня, не стоит и стараться. Возможно, это просто ещё одно подтверждение того, что Кэтрин Пирс – бесчувственное, эгоистичное чудовище. Но ты это давно знаешь, ведь так? – это вышло почти грубо, и она тут же смягчилась. – Ну, а ты? Ты бессмертен, тебя не ненавидит большинство окружающих тебя людей, больше того – у тебя есть семья, и нет детей, с которыми нужно наладить отношения. Что за беду ты топишь в стакане, Стефан?

- У меня есть брат, с которым я не могу наладить отношения. Несмотря на то, что я всё вспомнил, я до сих пор не могу понять, любит меня Деймон или ненавидит, боится и хочет избавиться или наоборот. И я не знаю, люблю его я или ненавижу. Возможно, это именно из-за того, что я всё вспомнил.

- И? – она жестом попросила его продолжать. У Стефана возникло неприятное чувство, что Кэтрин способна читать его мысли.

- И много раз на дню я снова и снова тону, закрытый в сейфе. Но ведь ты это и так знаешь, - он в упор посмотрел на неё.

Конечно, она это знала. Как и все обители особняка, Кэтрин не раз слышала, как он кричит, когда теряет связь с реальностью и снова оказывается на дне карьера в металлическом гробу. Конечно, она слышала звон стекла и треск дерева, когда он хватался, за что ни попади, надеясь удержаться в реальном мире и не низвергнуться в пропасть отчаяния и боли. Похоже, ей доставило бы извращённое удовольствие, если бы он стал рассказывать ей обо всём этом. Но он не собирался откровенничать. Ни с нею, ни с кем-либо ещё.

- И? Есть ведь что-то ещё.

Стефан в упор посмотрел на неё поверх бокала с виски. Нет, знать о том, что ещё одной нерешённой проблемой вампира была она, Кэтрин определённо не нужно. Об этом бы стоило забыть даже ему самому, сконцентрировавшись на вещах более важных, чем отголоски угасших за долгие десятилетия чувств. Волнение, которое он испытывал рядом с нею, Сальваторе-младший приписывал сперва жалости, которую естественно испытывать ко всякому слабейшему существу, затем – её невероятной схожести с Еленой. Но также Стефан отлично видел, что одинаковые черты лица и цвет волос не делают из девушек двух копий, что Кэтрин разительно и во всём отличается от Елены. И именно Кэтрин волновала его. Но это осознание он постарался упрятать в самые глубины своего разума, чтобы ни одна живая душа, а тем более сама Пирс не догадалась об этом. Как он и сказал ей, у него были проблемы поважнее.

- Не хочешь говорить – не говори, - примирительно проговорила Кэтрин. – И, кстати, - она изящно склонила голову на бок, - разве блондиночка не сказала тебе, что этот способ совсем не работает?

- Вот как? А сама-то? – он кивнул на вновь наполненный бокал девушки.

- А что мне остаётся? Боюсь, это всё, что мне доступно теперь, - с нескрываемым сожалением произнесла она. – И всё же я знаю, что это не работает.

Стефан нахмурился. Он и сам это понимал, но он должен был что-то делать, чтобы хотя бы создать видимость борьбы – пусть даже надираться в баре. И он вовсе не желал слушать поучения той, кто, не заработав за всю свою жизнь ни уважения, ни привязанности, всё же была обязана ему своей жизнью.

- Много ты понимаешь.

Как-то странно взглянув на него, Кэтрин резко отодвинула от себя бокал – напиток выплеснулся на стол, распространяя хмельной аромат – и поднялась, слегка покачиваясь.

- Когда мне было семнадцать, мой отец раз и навсегда вырвал из моих рук новорождённую дочь и прогнал меня прочь. Потом всю мою семью до последнего человека вырезал один известный нам обоим психопат и принялся гоняться за мной так усердно, что мне пришлось провести полтысячелетия в бегах, растеряв всех, кого я любила. Теперь я умираю, а моя дочь возненавидела меня за то, что я спасла ей жизнь. Конечно, Стефан, разве я что-то понимаю в стрессах, тоске, горе и отчаянии и в том, как со всем этим бороться?!

Выплеснув на него эту наполненную горечью и ядом отповедь, девушка решительным шагом двинулась прочь. Ошеломлённый страстью, которую он не ожидал найти в этой расчётливой душе, Стефан попробовал задержать её, схватив её за руку повыше запястья. Но не тут-то было: откуда-то в Кэтрин нашлись силы, чтобы выдернуть свою руку из его хватки и, даже не взглянув на вампира, продолжить свой путь. А в его ушах ещё долго звенел стук её каблучков.

- Двойной виски девушке, - произнёс над ней мужской голос, а следом на барную стойку упала купюра.

Подняв голову, Кэтрин с изумлением узнала Метта Донована. Парень неловко, словно бы нехотя улыбнулся ей, и она вопросительно подняла бровь: Метт никогда не скрывал своего к ней отвращения, и Кэтрин не видела его с того момента, как он безуспешно охранял её в лесу от Сайласа. И уж конечно, она никогда не предполагала, что увидит рядом с собой в баре, и что он станет оплачивать её выпивку.

- Я угадал с напитком, надеюсь? – по-своему истолковав её молчание, с сомнением произнёс он.

- Никогда не поверю, что Метт Донован угощает меня виски просто так, - она так и не притронулась к стакану. – Что в нём? Яд? Снотворное? Что?

- Предложение мира. Или перемирия. И просьба о помощи, - едва слышно проговорил он.

- Вот как? – пусть не совершенный, но всё же острый слух Кэтрин уловил последнюю фразу. Всю её неприязнь к Доновану затмило разыгравшееся любопытство. – Что же ты не обратился к Елене или к братьям Сальваторе – они-то дадут куда более правильный и куда менее аморальный совет.