Кэролайн вдруг поняла, что и секунды больше не может провести в этой комнате, наполненной страхом, ненавистью и призраками, давно канувшими в небытие. Ей хотелось ощутить себя живой, почувствовать жизнь на вкус, а эта комната вдруг стала склепом для четырёх мертвецов, для которых реальным осталось лишь их горькое прошлое.
- Мне нужно проветриться, - быстро бросила она и, не глядя ни на кого, выскочила прочь из комнаты.
Она почти бежала по коридору, мимо студентов, удивлённо смотревших на неё или вовсе не замечавших её, в двери, ведущие во двор, по кривым усыпанным осенней листвой дорожкам, прочь, прочь от этих мертвецов, которые были так близки ей, но которых она не желала знать. Она налетела на кого-то, но была так зла, что готова была и убить его, это неожиданное препятствие на её пути; а если это снова был Максфилд, она точно убьёт его, разорвёт на кусочки, вырвет его чёрное сердце и его лживый язык…
- Здравствуй, Кэролайн, - мягкий густой голос с таким хорошо знакомым акцентом мгновенно привёл её в чувство.
Сердце Форбс похолодело, она отпрянула от Клауса, как от огня. Древний в ответ только покачал головой и улыбнулся.
- Вижу, ты не слишком рада меня видеть.
Она молчала. Ну что она могла ему сказать? Память услужливо подсовывала ей горькие слова Тайлера, его справедливые обвинения, и Кэролайн, конечно, подумала о том, что бы он сказал, если бы увидел её сейчас с Клаусом. Конечно, это стало бы подтверждением всем его подозрениям. А ведь это была лишь случайность. Что, кстати, Клаус, хозяин и король Нового Орлеана, делал в Уитморе, так далеко от своего королевства?
- Только не говори, что ты решил подтянуть своё образование, - нервно улыбнулась девушка.
- Я бы и сам многому мог научить этих студентиков, да только мне недосуг, - презрительная усмешка исказила его губы. – Я здесь не ради книжек или глупых вечеринок. Я здесь ради тебя, Кэролайн.
Она нервно сглотнула.
- Я тебя не просила.
- Нет. Но я знаю, что ты больше всего хочешь вернуть к жизни Бонни Беннет, - имя подруги отозвалось болью в сердце, но Кэролайн молчала. Подождав её ответа ещё немного и так и не получив его, Никлаус продолжил: - у меня в Новом Орлеане есть много сильных ведьм, и они сделают что угодно, если я попрошу. Я полагаю, в их силах воскресить Бонни.
Это было лишь предисловие, сладкая приманка, а самое главное последует дальше – условие, ради которого он готов сдержать своё обещание. Поэтому Форбс отмалчивалась, предоставляя Клаусу самому изложить всё от начала до конца.
- Молчишь… - он склонил голову набок, разглядывая её. – Я думал, ты хотя бы поблагодаришь меня. Мне ведь стоило труда разузнать… Ну да ладно. Я ничего не прошу у тебя взамен, Кэролайн, только хочу, чтобы ты уехала со мной. Навсегда. Я люблю тебя, Кэролайн.
От этого признания, которое обычно было самым сладким в жизни каждой девушки, веяло таким могильным холодом, что девушка едва не поёжилась. Клаус говорил складно, только верить его словам почему-то совсем не хотелось. Наоборот, что-то словно удерживало Кэролайн от того, чтобы открыться его словам, она сделалась ещё более недоверчивой, чем обычно. Что-то вдруг подсказало Кэролайн самую простую истину: Клаус не любил её – это было лишь желание обладать ею, а его предложение было лишь сделкой, а не настоящим стремлением помочь. Вот Тайлер любил её по-настоящему и именно поэтому он оставил её, чтобы она не стала мишенью для мести Майклсона. А она так отвратительно поступила с ним, она ещё осмелилась обвинять его… Это короткое воспоминание о Локвуде окончательно отвратило девушку от Клауса.
- Это невозможно, ты и сам знаешь, - отрезала она. – Никто не может повернуть смерть вспять: ни ты, ни твои ведьмы. Бонни не вернёшь, - Кэролайн наконец приняла это, хотя это было так больно и тяжело; она приняла это ради живых, того, что у неё ещё было, она пожертвовала своим надеждами ради того, что стоило попытаться спасти. – И я бы никогда не бросила своих друзей ради тебя.
Клаус поморщился от этих слов, как от неприятного укола, но в остальном его облик остался прежним. Ни жалости, ни разочарования; ни угроз, ни громких обещаний; ни ненависти, ни страсти. И это только доказало Форбс, что она поступила правильно. Она не хотела возвращаться в свою комнату, но там, во всяком случае, были Деймон и Елена, была Кэтрин; там она будет не одна. Кэролайн вдруг почувствовала себя не в безопасности в одиночестве, которое ещё несколько минут назад казалось ей спасением.
- Прощай, Клаус, - коротко произнесла она и, больше не взглянув на него, пошла прочь.
========== Глава 16. Девушка и смерть ==========
Смерть прекрасной девушки – самый поэтический в мире сюжет. (с)
Деймон выглядел очень уж весёлым для того, кто заключил сделку с самым вероломным существом на свете. Даже несмотря на то, что Стефан ещё не до конца вспомнил всё о своём брате, некое чутьё подсказывало ему, что старшему Сальваторе больше свойственна мрачная саркастичность, чем вот такое благодушие. Сейчас, разжигая огонь в камине, Деймон напевал себе под нос какую-то незамысловатую песенку из их далёкой юности. Словно не было Сайласа, заплаканной пленницы в подвале их дома, поездки в Уитмор и столкновения с призраками прошлого. Какое-то время Стефан молча наблюдал за братом, и тот, почувствовав на себе его взгляд, обернулся.
- Ты удивительно весел. Я давно тебя таким не видел. По-твоему, у нас есть повод для веселья? – сухо осведомился младший вампир, усевшись на диван.
Голубые глаза смотрели цепко, подмечая каждую складочку на лице Стефана, каждую эмоцию, скользнувшую по нему. Сперва Деймон ничего не ответил. Покончив с камином, он отряхнул руки и поднялся. Улыбнулся, глядя на брата сверху вниз.
- По-моему, да. И даже не один.
Приподнятые брови Стефана сказали ему всё лучше всяких слов.
- Во-первых, мы скоро избавимся от Сайласа раз и навсегда. Во-вторых, мы вернём ведьму Беннет. Разве это мало? А, Стефан?
- Это немало, но… - вампир вздохнул. – Ты можешь смеяться, сколько хочешь, Деймон, но у меня дурное предчувствие. Чем нам придётся заплатить за такую щедрость? – он обратил к брату замутнённый тревогой взор.
Вместо ответа Сальваторе-старший взял с широкого столика графин и два стакана и щедро плеснул себе и брату виски. Сам он сделал большой глоток, но Стефан даже не притронулся к напитку. Он ждал ответа от Деймона, это было ясно, и никакие уловки принимать не собирался. Деймон и хотел бы рассказать ему о своих замыслах – Стефан имел все права знать, ведь он был его братом, а, значит, главным союзником; Стефан больше других пострадал от рука Сайласа; Стефан любил Бонни и так же хотел её возвращения. Но старший из братьев не проронил ни слова. Не было сомнений, что к Кэтрин Пирс Стефан чувствует то же, что и он сам, то же, что чувствовал до того, как потерял память, но всё же теперь он не мог ручаться за него, как прежде. Кэтрин же была сейчас слаба, как и любой человек, беззащитна, но всё ещё хитра, как сто чертей, и с лёгкостью использовала бы свою слабость как оружие. Кто знает, не вздумается ли Стефану попробовать защитить Пирс просто из обострённого чувства справедливости, из жалости, из желания стать её рыцарем хоть на миг? Минута колебания – и всё будет потеряно, столь хрупкие договорённости с Сайласом обратятся в пыль, если не случится что-нибудь похуже. Деймон был намерен добиться своего и при том не разозлить самого сильного мага на планете. Поэтому он промолчал.
- Нам не придётся платить, - чуть погодя добавил он, стараясь успокоить Стефана.
Младший Сальваторе лишь пожал плечами. Всё, что он помнил о своём старшем брате, давало ему повод думать о Деймоне как о человеке до крайности недоверчивом, хитром, беспринципном; том, кто не станет подставлять вторую щёку, если его ударили по одной, а просто вцепится в горло. И метаморфоза, вдруг произошедшая с ним, была Стефану непонятна. Он совершенно не понимал, что заставило Деймона довериться Сайласу, который много месяцев водил всех за нос, притворяясь Стефаном, и поверить в бескорыстность древнего мага. Но он не хотел спорить. Вероятно, его брат знал, что делает и как разобраться с осложнениями, которые возникнут почти наверняка. А это случалось всегда – так гласили записи в его дневниках; множество неудач, провалов, потерь и отступлений, вершивших такие удачные, казалось, планы.
