Это из-за него Дейенерис перестала доверять Тириону так, как доверяла в Винтерфелле. Попавшись так глупо на пути в Королевскую Гавань, Джейме мог отрицать свои намерения или обратить всё в шутку, или позволить Тириону замолвить за него словечко перед Дейенерис, когда такая возможность ещё была. Ему не следовало предавать Тириона своим побегом. Но тогда он был уверен, что должен был спасти то немногое, что у него ещё оставалось. Сестру, с которой они делили материнскую утробу. Его зачатое во грехе невинное дитя. О Бриенне, оставленной в безопасном Винтерфелле, Джейме старался не думать. Должно быть, женщина возненавидела его - должна бы, если у неё есть сколько-нибудь гордости и здравого смысла – зато останется жива и не увидит, как рушится и плавится мир вокруг него.
В подземельях Красного Замка он подгонял сестру, не желая бесцельно погибнуть, тащил свергнутую королеву за руку дальше и дальше к выходу. Раны его сочились кровью, и он чувствовал, что неотвратимо слабеет. Грейджой ранил его неглубоко, но мужчина смертельно устал, и эта усталость была опаснее любых ран. Только бы вывести её, только бы успеть… Былой любви не осталось давно, но Джейме ещё чувствовал свою ответственность за сестру. Его вторая половина, мать его детей… беспомощная женщина в водовороте огня и камня. Вдруг его пальцы ощутили пустоту: изловчившись, Серсея выпростала свою руку из его хватки. Она остановилась и заговорила. Где-то вверху что-то с грохотом обрушилось, и Ланнистер инстинктивно пригнулся; но это не заставило его сестру-близнеца замолчать и не заглушило её жестокие слова. Она говорила, что не любит его, что презирает его за то, что он покинул её и присоединился к её врагам; что давно вытравила его ребёнка из своего чрева, потому что единственный мужчина, который остался с нею, не заслуживал такого обмана. Она говорила, а Цареубийца злился, вспоминая всё то, от чего добровольно отказался, чтобы спасти Серсею. Он мог бы тоже многое ей сказать, но не успел: вся твердыня Мейегора заворочалась, словно живая, сверху посыпались мелкие камешки. А затем волна прошла по стенам и потолку, разлилась по стенам тонкими трещинками; Джейме приметил нишу, в которой, может, можно было бы укрыться. Заставив себя забыть горькую правду сестры – единственную правду, быть может, которую она сказала ему за всю жизнь – он ухватился за платье Серсеи и дёрнул её на себя. И в этот миг замок сотрясся с невероятно разрушительной силой; Серсею отбросило от него, и Джейме, не удержавшись на ногах, упал в ту самую нишу, а сверху хлынула каменная лавина. Там его и нашли спустя долгие часы Безупречные, обыскивавшие замок в поисках своих братьев. И Серсею тоже – в двух шагах от него, неузнаваемую от ссадин и кровоточащих ран, неподвижную, бездыханную. Так ему позже рассказал Тирион. Сам Джейме, по его словам, тогда тоже выглядел не краше мертвеца.
Теперь он был жив и очень одинок. Вырывая его из воспоминаний, по сходням простучали каблуки – то сёстры Старк поднимались, наконец, на борт «Дитя снегов». Ни одна из девушек не одарила Цареубийцу и взглядом. На берегу король Джон взялся за ручки кресла своего брата и покатил его в сторону Красного Замка. Никто из них не оглядывался, и Джейме не стоило. Сейчас он чувствовал себя безумно, болезненно одиноким, и впереди у него было лишь одиночество. Одиночество и служение. И этот последний долг, долг перед Бриенной Тарт Джейме собирался исполнить со всем тщанием и преданностью, на которые был способен. Быть может, тогда она сможет простить его?
***
Второй день их путешествия клонился к закату. Устав от мрачного Цареубийцы, с которым делил каюту, будучи сам в не менее мрачном настроении, Сандор вышел на палубу. Над морем алело заходящее солнце, окрашивая весь мир в цвет крови и огня. Капитан покрикивал на матросов, возившихся со снастями – ему тоже хотелось бы идти быстрее, чтобы быстрее достичь своего холодного и неприветливого дома, но зимние штормы не позволяли кораблю идти так быстро, как всем бы того хотелось. Прежде Сандор ещё никогда не плавал на кораблях и сперва боялся оконфузиться и всё плавание провести над кадкой, но Боги были снисходительны к своему неблагодарному сыну. Однако на душе Клигана скребли кошки, и это ощущение было ничуть не лучше, чем если бы его выворачивало при каждом лёгком крене судна. Теперь он уже жалел, что согласился на предложение леди Сансы; в голове его то и дело звучали слова, вчера после отплытия ненароком брошенные Ланнистером – о том, что рано или поздно Хранительница Севера выйдет замуж за того, кого подберёт ей брат, или за того, кого выберет сама. Сандору пришлось признать про себя, что он был так глуп там, в своей крошечной комнате в Королевской Гавани, когда Пташка касалась его руки, что даже не подумал о том, что ждёт её в Винтерфелле. И его тоже. Как преданный пёс, он пошёл за нею, стоило лишь ей поманить. Ему и в самом деле хотелось защищать Пташку, быть с нею рядом и, может быть, однажды – не приведи Семеро – спасти ей жизнь. Он готов был служить ей безо всякой оплаты, за одну лишь возможность смотреть на неё, любоваться и исподтишка мечтать. Но стоять за её спиной неподвижной бесчувственной статуей в тот миг, когда Санса Старк будет произносить клятву верности другому…
Позади него раздались шаги. Их он узнал сразу: лёгкую поступь леди Сансы и шаги потяжелее – её телохранительницы. Леди Бриенна была явно не в восторге от того, что ей приходится делить доверие Хранительницы Севера с таким человеком, как Сандор Клиган. Однако по большей части воительница в последние дни казалась грустной и отстранённой, словно мысли её были далеко от девушки, которой она поклялась служить. По мнению Сандора, именно так должна была выглядеть девица, обманутая в своих лучших чувствах, но наверняка он ничего не знал. По всей видимости, что-то произошло между ней и Цареубийцей; только так можно было объяснить то, что эти двое, которых редко видели порознь в Винтерфелле, теперь сторонились друг друга. Но, что бы ни произошло, Джейме Ланнистер хотя бы здесь оказался человеком чести и не проронил ни слова, если не считать того, что бормотал в горячечном бреду. Но можно ли полагаться на правдивость слов, порождённых жаром? Можно ли считать признанием все имена и просьбы, что слетают с иссушённых, потрескавшихся губ? Леди Санса тоже что-то знала, но с Клиганом делиться не спешила. Впрочем, едва ли она вообще что-нибудь захочет рассказывать своему новому телохранителю, да и нужны ли ему глупые девичьи признания Пташки?
Девушка подошла к нему, встала рядом, положив свою крошечную ручку в такой опасно чарующей близости от его огромной заскорузлой ладони. Леди Бриенна же отошла к другому борту. Запоздало Сандор подумал о том, что, к счастью, «Дитя снегов» - корабль друга; пожелай кто-то причинить леди Сансе зло, с такой рассеянной защитницей это было бы не трудно. Он старался думать только о безопасности леди Старк, которая теперь становилась его основной заботой, и только о практической стороне вопроса, но это было невозможно, когда она была вот так близко к нему. Он чувствовал травяной запах, исходивший от её волос, и морской ветер то и дело бросал огненно-рыжую прядку ему на грудь. При мысли о том, что вся эта неземная красота достанется кому-то другому, тогда как он будет лишь молчаливой вооружённой тенью Пташки, а затем её детей от другого мужчины, ему захотелось взвыть. Но, как бы это ни было горько, Сандор знал, что никуда не уйдёт от неё. Истинно пёс: ему нужна была хозяйка и её любовь, возможность просто быть рядом и защищать её. Как она будет на него при этом смотреть, уже не так важно.
- Я думала, вы не страдаете морской болезнью, - обрывая затянувшееся молчание, сказала леди Санса.
Сандор скосил на неё глаза.
- Что, простите? Миледи, - спохватившись, добавил он.
Она повернулась к нему и улыбнулась.
- Вы бледный и выглядите мрачным. Я подумала, что, возможно, вы страдаете от нашего путешествия, - сама Санса переносила плавание легко, как и её сестра. Но Сандора Клигана она не видела с самого отплытия и начала волноваться, хотя, возможно, это и было глупо. Ей недоставало силы, исходящей от него всегда, и, едва увидев его у на палубе, забыв о том, что прилично Хранительнице Севера, а что нет, Санса поспешила к нему.
