— Вам не показалось, просто причина для радости у него совсем другая, — подхватил его под локоть Князь и потянул в сторону бокового выхода из залы. — Я просил его быть серьезнее, но что ему мои просьбы?

— Дети редко слушаются своих родителей, — поддержал светскую болтовню Гарольд, послушно следуя за Князем. Лучше идти с ним, чем смотреть на Артура, обнимающего жену.

— Еще реже родители слушаются своих детей. По странному стечению обстоятельств сегодня именно такой день.

— Раз мы идем с вами под руку в противоположную сторону от праздничной вечеринки, логично предположить, что эти обстоятельства имеют отношение ко мне.

— Вы очень проницательны, Судья, — открыл дверь в свой кабинет Князь. Пропустил Гарольда и закрыл за ним дверь на замок. — Я должен передать вам то, что так сильно радовало сегодня моего сына.

— Почему это не может сделать он сам?

— Потому что не хочет злить Императора, — ответил Князь, проходя к своему рабочему столу, на котором лежала прямоугольная деревянная шкатулка, испещренная искусно вырезанными узорами. Подвинул ее в сторону подошедшего следом Гарольда. — Это ваше. Официально — в благодарность от меня за быстрое и справедливое возмездие вору и шантажисту, занимавшему должность Наместника на планете Эмейзин, принадлежавшей моему мужу, а теперь сыну.

— А неофициально?

— Вам виднее, — улыбнулся Князь.

Гарольд открыл шкатулку и не сумел удержать восторженный стон мальчишки, голубая мечта которого неожиданно исполнилась, потому что на подушке из черного бархата переливалась изумрудами рукоять твердотельного лазерного меча — роскошной, смертельно опасной игрушки Ордена Святого Грааля. И неважно, что от Ордена остались жалкие останки, сгинувшие в глубинах Вселенной, важно то, что по легенде их оружием можно было творить невероятные вещи.

— Я думал, технология производства этих мечей утеряна, — взял в руку бесценное сокровище Гарольд. Нажал на камень у основания рукояти, включая меч, не сдержал очередного восторженного стона при виде материализовавшегося изумрудного лезвия и сделал пару пробных движений. — Потрясающе!

— Я сумел воссоздать технологию несколько лет назад, но не стал это афишировать. При желании вы сможете трасформировать меч в любой удобный для вас вид оружия: сабля, шпага, катана… Не важно. Рукоять выполнит любую вашу прихоть.

— Она бесценна!

— И уязвима. Сердце рукояти — изумительной чистоты изумруд, с которым следует обращаться с уважением, как и с любым сердцем, которое вам дарят.

Гарольд выключил меч, положил рукоять в шкатулку, закрыл ее и только после этого посмотрел Князю в лицо:

— Сердце Артура в надежных руках.

— Не сомневаюсь.

— Что вы знаете обо мне?

— Все, что знает Император, — ответил Арман. После откровенного разговора с Артуром, вернувшимся с Эмейзин помятым, испещренным засосами и безнадежно счастливым, у него не осталось выбора. — Но это не помешает мне выступить на вашей стороне, когда придет время. Счастье моего сына куда важнее моего собственного.

— Ему с вами чертовски повезло, — склонил голову в непритворном уважении Гарольд.

— Мой вам совет, Судья: не поддавайтесь на его провокации, не соглашайтесь на встречи и не отвечайте на звонки до тех пор, пока не выполните задуманное хотя бы наполовину. Артур принимает решения слишком быстро, а потому не всегда верно.

— Это я уже заметил, — взял в руки шкатулку Гарольд. Прижал к сердцу. — Позаботьтесь о нем, пока меня рядом с ним не будет.

— Вряд ли он мне это позволит, — двинулся на выход Князь. Открыл дверь, посторонился, пропуская Гарольда, и добавил негромко: — Рад был… увидеться снова.

— Рад был… узнать вас лучше. Мне жаль того времени, что я потратил на ненависть к вам.

— Мудрость приходит с годами, — сказал Князь, выходя в коридор и надевая привычную маску человека, у которого дел по горло. — Не смею вас больше задерживать.

— Спасибо за уделенное время, — склонился в поклоне Гарольд, уведомил Центр о том, что уходит в отпуск, и растворился в необъятных просторах Вселенной без следа. С подарком Артура следовало разобраться в первую очередь.

…

Дальнее Порубежье. Планета Тсарьград. Левадия. 5 лет спустя.

Осень на побережье Южного океана в этом году выдалась на редкость безмятежной: роскошь желтеющей листвы, чистая теплая вода, белоснежный песок, легкий бриз и абсолютная релаксация. Казалось бы, чего еще желать? Элизабет тронула ногой песок, задавая движение креслу-качалке, в котором последние несколько месяцев проводила большую часть своего времени. Когда нечем заняться, смотри на океан, с ним скучно не будет. Отчасти это было правдой, но лишь отчасти.

Опальной Императрице — умной, любвеобильной и сексуальной женщине было чего желать, о чем вспоминать и по кому скучать. С тех пор как Генрих развелся с ней и отправил в ссылку, ее жизнь превратилась в подобие сладкого желе, в тепле и сладости которого вязнешь по уши, даже если сопротивляешься изо всех сил. Никаких разбитых сердец, потрясений, интриг, кинжалов в спину и подлянок. Ни слова поперек. Ни единого недовольного лица. Всеобщая любовь, беспрекословное подчинение, искреннее обожание в глазах красивых, умелых и страстных любовников…

Элизабет обменяла бы все это на месяц в столичном гадюшнике. На неделю с сыновьями. На день в обществе Генриха. Или хотя бы на час в постели вечной занозы ее сердца — Филиппа де Губертена.

— Ваше Величество, к вам посетитель, — прервал безмятежное существование Элизабет Дживс — личный камердинер, величайший в мире сноб и язвительная заноза в ее прекрасной заднице.

— Имя у него есть?

— У всех есть имена, но этот свое называть не стал.

— Забыл?

— Хуже. В ответ на предложение представиться, он сказал, что вы ждете его с тех пор, как ваш старший сын сбежал с Сант-Кевентина.

— А, очередной кандидат в опальные Наследники Императора, — оживилась Элизабет. — Как он выглядит?

— Почти так же, как предыдущие десять, — неодобрительно поджал губы Дживс. — Высокий могучий мужик в черном плаще с капюшоном.

— Ты сказал «почти так же». В чем отличие?

— В умении получать то, за чем пришел, — ответил за камердинера тот, кого обсуждали, бросая под ноги Элизабет охранника одной рукой и приставляя к ее виску пистолет другой. — Прикажи своим людям отойти подальше. Они не должны слышать то, о чем мы будем говорить, иначе мне придется их убить, а я не люблю убивать без веских на то оснований.

— Это что-то новенькое, — взяла бокал с красным вином со столика безмятежная, как океан в полный штиль, Элизабет. — Дживс, будьте любезны очистить периметр от любопытных ушей. И нет, вам оставаться не нужно. Я справлюсь с воинственным посетителем сама. Ему нет резона меня убивать, я же его любимая мамочка!

— Да, Ваше Величество, — склонился в поклоне камердинер.

Помог подняться на ноги охраннику, оглушенному железной рукой незваного гостя и, поддерживая его под локоть, двинулся в сторону особняка, царящего над побережьем ажурным памятником мастерству каменщиков далекого прошлого.

— Вы можете убрать пистолет и снять капюшон. Здесь вам ничто не угрожает, — сказала Элизабет, когда слуги удалились на достаточное расстояние.

— Капюшон снять я всегда успею, — опустил руку Гарольд. Покопался в складках плаща, меняя пистолет на компактную мощную глушилку, поставил ее на стол и с довольным вздохом устроился в соседнем кресле. — Поговорим?

— Поговорим. Отчего бы не поговорить?

— Камердинер сказал, что я не первый Гарольд, который к тебе приходит. Сколько их было?

— Десять. Если считать с тобой, то одинадцать.

— Надо же. Я популярен.

— Мой сын популярен, — поправила гостя Элизабет, пряча за бокалом с вином разгорающийся в душе огонек надежды.

Неужели она дождалась?! Много лет утекло с тех пор, как она последний раз видела Гарольда, но ни один из предыдущих кандидатов не смог ее обмануть. Не было в них того, что было в Императоре и его Наследнике — ауры человека, которому подчиняются все и вся, вне зависимости от своего желания. В них не было, а в этом человеке она была помножена на монументальность.