Обед давно закончился, но покидать буфет нянюшка не собиралась, громогласно объявив всем, кто хотел слышать (или не хотел, но непредусмотрительно оказался на расстоянии менее тридцати метров), что мастер-класс по использованию в лечебной кулинарии химерьих яиц будет только вечером, а на всю остальную чушь она не намерена тратить свое драгоценное время. Уж лучше потратит его на общение с приятным господинчиком… как там тебя? Ты ведь не женат, красавчик? Впрочем, какая разница, когда и кому это мешало, правда, май хер?!

При этом она многозначительно причмокнула и подмигнула, так плотоядно колыхнув трехслойным подбородком, что Вениамин Игнатьевич содрогнулся и почел за лучшее даже не пытаться удрать — ведь для этого пришлось бы протискиваться к выходу из-за столика не просто в в опасной близости от чрезмерно общительной и игриво настроенной нянюшки, а буквально в нее вжимаясь.

К тому же нянюшка, несмотря на пугающий вид и не менее пугающее дружелюбие, оказалась неплохим специалистом в своей области. Пусть и довольно специфической, но лишние знания по смежным предметам редко бывают действительно лишними для корабельного врача. Главное — придерживаться чисто профессиональных рамок и корпоративной вежливости.

— Корень мандрагоры, вы говорите, коллега? — спросил Вениамин Игнатьевич, напуская на себя подчеркнуто деловой вид. — А как именно его следует применять и эээ… употреблять? В сыром виде, выжимка, экстракция, настой? Перорально, поверхностно, внутримышечно, внутривенно? В какой дозировке и с какой регулярностью?

— Орально, это ты правильно сказанул, красавчик! — басовито хохотнула коллега, отчего направлявшуюся к соседнему столику парочку сдуло к самой стойке. — Орали они знатно, это да, все пятеро. Зато потом как огурчики! Мощные такие огурцы, ну ты меня понимаешь, красавчик! И в пупырьях!

Она снова подмигнула и попыталась игриво пробить Вениамина Игнатьевича в печень, но тот успел отшатнуться. И торопливо уточнил, возвращая разговор в относительно безопасное русло:

— То есть использовать как пищевые добавки? Употреблять через рот, то есть?

— Можно и через рот… — Нянюшка как-то сразу поскучнела, задумалась. Потом кивнула уже более уверенно, и даже ладонью по столу прихлопнула, подытоживая (стол попытался поджать ножки. Но не преуспел): — Через рот тоже сработат, мандрагора, она такая. Как хошь, так и сработат. Но через зад сработат лучше, точно тебе говорю, май хер!

Доктор открыл рот. И закрыл его, так ничего и не сказав. Но нянюшке, похоже, его ответа не требовалось:

— Можно и корень имбиря, но его лучше тертым, тоже воздействует будьте нате, преорально! Орут как резаные! И все мужские соки прочищаются и так и брызжут. Так и брызжут! Но мандрагора все ж таки лучше. Она ведь еще и кусается, мандрагора-то! Главное — пропихнуть ее по самую маковку, поглубжее, значит, чтобы куснула куда следоват! Ну что, будешь мандрагору брать? У меня хорошие, отборные есть. Кусучие — страсть! Младшая невестка собирала, не помню, как там ее, чуть без пальцев не осталась. Хорошие мандрагоры!

— Знаете, хм-м… коллега… — доктор слегка отодвинулся вместе со стулом. — Мне такое, пожалуй, что и без надобности. Понимаете ли, хм… в дальних перелетах перед экипажем … ну и мною, как корабельным врачом… встают проблемы скорее обратного… хм… свойства.

— Проблемы? — опять хохотнула нянюшка, наваливаясь на столик мощной грудью и сдвигая его в сторону доктора. — Какая же это проблема, ежели оно встает?!

Вениамин Игнатьевич панически заметался взглядом по сторонам в поисках выхода… И обнаружил. что его перекрывает смутно знакомая тощая фигура в черном плаще с капюшоном.

часть 3. НЯНЮШКА И ЕЕ КОТИК

— Ты можешь сколько угодно смотреть на кота и говорить себе, что это не кот, ведь на кота он совсем не похож, ну и кто в итоге будет прав? — Нянюшка хохотнула, ерзнув на стуле. Стул жалобно скрипнул, но выдержал. И доктор отлично его понимал: вряд ли стоило бы завидовать участи мебели, которая бы посмела подвести нянюшку Ягг. — Хороший котик! — добавила нянюшка и потеребила свою грязную драную горжетку за грязным драным ухом. В ответ раздалось шипение и воздух со свистом рассекла когтистая лапа. Но нянюшка уже отдернула руку, еще раз басовито хохотнув, и лапа проскрежетала по столешнице, оставив на ней глубокие борозды.

Это действительно было котом. В какой-то мере. Однако мера та была достаточно условной. Когда доктор задумывался о том, с каким именно животным он мог бы себя проассоциировать, то с изрядной долей самоиронии останавливался на котике. Совершенно не похожем на Котьку. Толстом, ленивом всем довольном вечно улыбающемся дымчато-песочном любителе теплых пледов и мягких диванчиков. С появлением на корабле Сени доктор стал подумывать в ту сторону, что его родовой тотемный зверь вполне мог бы быть и такого черно-белого окраса. Или даже серого. Главное ведь не в цвете. И даже не в упитанности.

Нечто серое, обманчивой тряпочкой обвисшее на плечах нянюшки, это подтверждало. Нянюшка сказала, что его зовут Грибом. И доктор, с содроганием вспомнив Эдем, понял, что это конкретное нечто заслужило свое имя по праву.

Еще один повод держаться от нянюшки подальше — если бы доктору было мало всех остальных поводов.

— А у этого хера мандрагоры не бери! Они у него орут! — рявкнула вдруг нянюшка, заметив, что взгляд доктора опять упал на фигуру в длинном черном плаще с капюшоном. Доктор вздрогнул — впрочем, как и половина посетителей. Человек в черном надменно покосился в их сторону, но даже головы не повернул. И уж, разумеется, вздрогнуть и не подумал.

Увы (доктор подавил тяжелый вздох), но это действительно был всего лишь человек, а вовсе не померещившийся ему было старый знакомый. А то, что казалось капюшоном, на деле оказалось всего лишь длинными черными волосами. Старый знакомый, когда-то посетивший «Мозгоед», вполне мог бы приструнить разошедшуюся нянюшку. Человек, пусть даже и одетый в черное и с самой брезгливой гримасой на бледном лице — вряд ли.

— Отличный зельевар, на его лексус обязательно надо прийтить, — прогрохотала нянюшка, и тут же добавила, и не подумав приглушить голос: — А как человек полное дерьмо! И характер дерьмо, и мандрагоры у него дерьмо. Ты их лучше у меня бери. А с этим не знакомься. О нем нехорошие слухи ходят. Он в какой-то школе работает, в закрытой… ну ты же меня понимаешь, май хер?

Нянюшка подмигнула.

— Не очень…

— Ну что он с одним из своих учеников… — нянюшка перешла на громогласный шепот, от которого задребезжали бутылки в баре. — Сошелся, стал быть, ближе, чем предписано учебной программой. Индим-ви-дульное, стал быть, обучение. Или двудульное, это уж как пойдет. А может, и не с одним. Чего теряться-то: там целая школа!

— Какой ужас…

— Вот именно! — С искренним гневом треснула кулаком по столу нянюшка. — И чем его, спрашивается, ученицы не устраивали?!

часть 4. НЯНЮШКА И ЕЕ ЕЖИК

С этими словами нянюшка грозно нахмурилась и полезла под многочисленные юбки. Вениамин икнул, вжимаясь спиной в стену и изо всех сил стараясь по примеру правильных киборгов прикинуться мебелью. Дэну, помнится, это почти всегда удавалось, и оставалось надеяться, что доктор в этом деле окажется не хуже навигатора. Нянюшка же, покопавшись в многослойных складках (доктор постарался сразу же забыть и мышиные черепа, вместо подвесок украшавшие одну из нижних юбок, и мощную круглую коленку, больше напоминавшую навершие моргенштерна, обтянутого чулком крупной вязки в кокетливую клетку), торжествующе выдала:

— Ага!

И извлекла откуда-то из подъюбочных недр огромную плоскую фляжку, более достойную именования фляги. Свинтив крышку размером с двухсотграммовый стакан, нянюшка основательно приложилась к широкому фляжному горлышку и сделала несколько мощных глотков. Запахло жидкостью для натирки полов и клубничной эссенцией. Удовлетворенно рыгнув, нянюшка завинтила пробку и снова закопала фляжку под чулочную резинку (доктор, конечно, не мог бы дать руку на отсечение, но ему показалось, что в качестве оной использовалась шина от автотранспортного средства размером как минимум с камаз). После чего хрястнула по столу ладошкой и вопросила у окружающего пространства: