Старый Пёс опасался даже хозяйского автомобиля – большого, черного, на огромных колесах. Рядом с такими колеса «каблучка», что погубил его сестренку, показались бы просто игрушечными. «Монстр и ужас» – такими словами определял хозяйский автомобиль Старый Пёс. Ни что не могло его убедить в лояльности транспорта к живности мельче человека. Он бы напрягался еще больше, если бы знал, что и для людей у автомобилей нет исключений. Успокаивался Старый Пёс только оказавшись внутри салона, потому что внутри машина была мягкой, кожаной, ласковой. «Даже если прикидывается, – рассуждал он, – всё равно классно». К тому же Хозяин рулил одной рукой, а другой исправно теребил Старому Псу холку, почесывал за ушами и вообще был крайне отзывчив на собачьи чаяния. Вероятно, потому, что улизнуть ему от Старого Пса было некуда. Не то, что в их многокомнатных хоромах. Там можно было спрятаться за газетой, запереться в ванной или делать вид, что разговариваешь по телефону вместо того, чтобы постоять со своей собакой, пока она ест.
Дома Старый Пёс не переносил одиночества во время еды. Не потому, что ему требовалось для лучшего усвоения читать вслух что-либо о высоком или говорить о нем. В принципе, смешно было представить себе Хозяина, произносящего монологи о созвездии Гончие Псы, любимых породах английской королевы и придворных породах Путина под хруст чего-то сомнительного, неаппетитного. Это хрустящее лакомство, утверждали высоколобые, умытые и аккуратно причесанные граждане, насыщает собак и облегчает им пищеварение. «Злокозненная чушь! – категорически отвергал рекламные слоганы Старый Пёс. – Это не лакомство, а дерьмо. Оно облегчает жизнь исключительно людям. И насыщает их время разной бессмысленной ерундой вместо того, чтобы отварить своей собаке кусочек нормального мяса. Или хотя бы постоять со своим псом, пока тот ест». Старый Пёс даже наедине с собой чуть-чуть темнил: дело было не только в качестве пищи, не столько в нем.
Суть проблемы сводилась как раз к вскользь, напоследок упомянутому «постоять». Пока Старый Пёс пережевывал корм в соответствии с рекомендациями производителя, то есть принудительно долго, в доме могло произойти что-нибудь важное. То, что Старый Пёс пропустить был не вправе. Ведь халатность для настоящей собаки – порок хуже неустанного лая, попрошайничества, дурного нрава, уродства и вообще – дебильности. Куда проще для собачьей нервной системы согнать на кухню обитателей квартиры и заставить дежурить, терпеливо ждать – «А что в этом такого?», – когда же их любимец насытится. Тогда казусы с людьми, а они большие мастера по этому делу, практически будут исключены. Люди рядом, на глазах, все их глупости отложены в сторонку, ждут. Всем польза. В том числе глупостям – есть возможность передохнуть. С Хозяйкой, пока та жила с ними, особых проблем не наблюдалась, она и без понуканий Старого Пса львиную долю домашнего времени проводила на кухне. С Хозяином всё было не так, неправильно как-то всё в этом плане было с Хозяином. «Люди, спрашивается, для чего заводят собаку? – размышлял на заданную тему Старый Пёс. – Чтобы собака всё держала под контролем. Раз сознательно завели, значит, по жизни сознательные, обязаны содействовать». С точки зрения пса, в его рассуждениях закономерно отсутствовали изъяны. Зато они явно присутствовали в поведении его Хозяина. Тот никак не желал взять в толк, что его обязанность не сводится к тому, чтобы тупо насыпать корм в миску и отправиться с кухни прочь по своим делам. «Какие вообще могут быть дела, когда его собака принимает пищу?» Словно читая мысли Старого Пса, Хозяин отмахивался. «Какого лешего, – так говорил, – я буду торчать на кухне, стоять руки в брюки, пока этот обалдуй поест?» Иными словами, откровенно противопоставлял себя собачьим интересам. Проще сказать – саботировал.
У Старого Пса было шесть планов, как по заслугам «отметить» Хозяина… Ну, хорошо – четыре и два «планчика», но в машине он обо всех о них забывал. Там можно было толкнуть Хозяина носом под локоть, и тот незамедлительно проявлял чудеса сообразительности, безошибочно тыкал пальцем в специальную кнопку, а в ответ сиденье, на котором возлежал Старый Пёс, немного помедлив, выдавало порцию живительного тепла. Все регулярно повторяемые Старым Псом попытки добиться аналогичного прогресса в квартире ничего не дали, хотя кресла в жилище были посолиднее, чем в машине. Правда, и не отняли тоже ничего. Подумаешь, пару-тройку раз обозвали «прилипалой настырным» и раз сорок послали «в жопу»?!
Обычно Хозяин, куда бы ни ехал, всегда брал Старого Пса с собой. В свое время, стоило открыть пассажирскую дверь, пёс бодро запрыгивал на подножку, самостоятельно перебирался на сиденье, пару раз крутился на нем, вроде как за своим хвостом, а на самом деле вил собачье «гнездо». «Угнездившись», ожидал хозяйских ласк, напоминая о себе нежным взглядом, обращенным на профиль Хозяина. В голливудском кино героини так смотрят на своего рыцаря-спасителя. Хозяин, конечно же, чувствовал гипнотизм исполненных доброты и покорности собачьих глаз, хоть и знал, что с искренностью у четвероногого пройдохи напряг. Ценил способности к лицедейству. Он послушно снимал правую руку с руля, чтобы положить ее туда, где ждали. «Вот так… Умница… Все как учили и как мы любим», – поощрял его Старый Пёс, разворачиваясь под ладонью так, чтобы она оказалась… повсюду.
Но однажды всё изменилось. Взлетать на верхотуру автомобильных сидений Старому Псу было трудно. Еще труднее было себе в этом признаться. И совсем невозможно опозориться перед Хозяином. Он нашел выход. За пару шагов до дверцы пёс неожиданно принялся замедлялся, потом останавливался совсем и начинал заваливаться на бок, вроде как подставляя под ласки живот. И не вовремя, и неуместно. Правда, это с точки зрения человека. Старый Пёс точно выбирал момент, когда Хозяин был на расстоянии вытянутой руки, больше того – смотрел именно на своего пса. От этого зависела быстрота реакции человека. Падать на самом деле в планы Старого Пса не входило. Поначалу, когда в поведении питомца обнаружилась эта новая «фенечка», Хозяин недовольно ворчал: «Ну ты даешь… Нашел время для нежностей. Еще в лужу бочком приляг, чистюля». Тем не менее он споро подхватывал собаку на руки, перемещал по воздуху на сиденье, обычно застеленное старым пледом.
Он был недоволен и самыми разнообразными словами выражал свое недовольство. Его можно было понять – на домашний диван пёс запрыгивал без разбега. Потом как-то сам собой этот затейливый ритуал перестал Хозяина раздражать. Из бремени он превратился в игру. «Опять добился своего, старый прохиндей», – шутливо подергал Хозяин пса за ухо, когда осознал, что произошло.
С того дня, глядя, как в паре шагов от машины Старый Пёс начинает крениться на манер получившего бортовую пробоину торпедоносца, Хозяин шутливо прикрикивал на него: «Ну-ка, существо приземленное, держать баланс!» И тем самым лишь ускорял развязку, давая понять, что собран, знает всё наперед и не оплошает. Если было сухо и хотя бы относительно чисто, Старый Пёс был готов завалиться на бок. В непогоду он смешно припадал на все четыре лапы, словно неожиданно на собаку напал самолет и пёс испугался, что тот зацепит его хищными шасси. Старый Пёс считал живот больше пригодным для вытирания об сиденье, чем бок.
В новой игре Старый Пёс умышленно рисковал – он готов был всамделишно упасть на бок, заставлял себя доверять Хозяину, притом что до такой степени никому раньше не доверял. В общем и целом доверчивость он относил к порокам, даже к болезням, сродни жидкому стулу. Одна из соседских собак страдала этим недугом и метила прогулочные маршруты, где не попадя. Старый Пёс брезгливо обходил «мины», притом что принюхиваться к другим собачьим «следам» было частью его уличных удовольствий. Выкрутасы Старого Пса при посадке в машину преследовали одну дополнительную цель: он исподволь экзаменовал Хозяина на привязанность к своей собаке, внимательность и расторопность. Это была непубличная часть игры, придуманной Старым Пса. Вскоре автор затеи научился считать, что и задумал ее только ради проверок хозяйской любви и преданности. И прибывал в полной уверенности, что это все для него, для Хозяина.
