Сидящий на спине коня Ториас, вдруг с силой дал скакуну шенкеля и мигом исчез из виду. Барлейт только покачал головой. Но сердце отчего-то дрогнуло — жест сына показался каким-то чересчур дерганным. Словно он увидел… кобыла взошла на возвышенность, обращая взор лорда на его домен. Красная Гряда, к которой по склону неслась тонкая фигурка всадника. Да что с ним такое? Нахмурившись, лорд Сотар посмотрел вправо, на озерный поселок… и, побледнев, громко скомандовал:

— За мной!

Кавалькада серо-стальных наездников во главе с одетым в красное Сотаром стремглав неслась к замку. Лежащий поблизости от него поселок зиял черными пепелищами. Ворота открыты, на зубчатых стенах ни души. Прямо за мостом у ворот лежал разбросавший в стороны руки труп в зеленом шерстяном дублете. Лицо мертвеца было разрублено и обезображено, но он совершенно точно не принадлежал к обитателям Гряды. Рысь, словно чувствуя, как колотится сердце наездника, летела вперед без всякого принуждения, оторвавшись от свиты. В мгновение ока она преодолела, отбарабанив лихую чечетку, опущенный через ров мост и перескочив покойника, влетела во двор.

Первым, что бросилось в глаза лорда, были каменные плиты мостовой, перемазанные алой кровью. Брошенный Ториасом конь сиротливо бродил среди обломков деревянных ящиков, каких-то рваных тряпок и оружия. Возле казармы, с забрызганной мозгом дверью, валялся один из хозяйских сундуков с разбитой крышкой. Рядом, еще два тела — одно в кольчуге, другое — переломленное по виду ударом палицы, — в распоротом зеленом дублете, точь-в-точь как у лежавшего возле моста. Барлейт с бешеным лицом спрыгнул с коня, больно ударившись пятками о камни, и бросился к внутренним покоям, перескакивая у двери, через груду глиняных черепков, оставшихся, по всей видимости, от выброшенной из окон утвари.

В сенном коридоре, боком к входу стоял воин с топором. Барлейт с рыком бросился на него, выхватив из ножен саблю. Но тот, вместо нападения испуганно попятился, заслоняясь от удара:

— Лорд Сотар!

Голос был знакомым. Только теперь Сотар различил, на одежде бело-красную шахматную клетку. Его собственные цвета. Сокол опустил оружие и рявкнул:

— Что здесь произошло!

Воин беспомощно пожал плечами, указывая на дверь, ведущую в недра замка:

— Не знаю, лорд. Там Башивир наверху с ребятами, может, кто из них знает.

Значит, Плут жив. Это известие обрадовало Сотара.

— Мои жена и сын? Где они?

— Я ничего не знаю, лорд. С утра здесь стою, все бегают, носятся туда-сюда. За лекарем посылали…

Дослушивать его Сотар не стал. Толкнув дверь, он вошел в свой дом и, не мешкая, стал подниматься к личным покоям жены, на третьем этаже. Повсюду царил разгром. Сломанная, варварски порубленная мебель, черные пятна гари на стенах и полу, где пытались устроить пожар, сорванные с окон и растоптанные грязными сапогами занавеси. Встречающиеся на пути воины, робко опускали глаза и сторонились лорда. Проходя мимо гостевого зала, он заметил, как двое парней изучают частично сожженный в камине родовой вымпел. Слуг, как и оставленных на хозяйстве людей Зевуса Барлейт не встречал. Зато во множестве натыкался на кровавые лужи, очевидно оставшиеся после убранных с дороги тел.

… Перед покоями жены стояли шестеро, спешно отступивших с пути лорда воинов. Сотар помедлил, остановив взгляд на лежащей среди мусора, выбитой двери, и шагнул внутрь. Здесь гулял сквозняк. Трусливо дрожала, косо висящая поперек окна темная занавесь. Полный беспорядок, полный разгром. У спрятанной под альковом кровати сосредоточенно возился седой как лунь старичок в сером халате. Рядом с ним молча, стоял опустивший руки Ториас. На кровати кто-то неподвижно лежал.

— Лорд Сотар, — шагнул к нему, стоявший поодаль рослый жилистый мужчина с хитроватыми узкими глазами, бритой почти целиком, за исключением претенциозного чуба, головой и тонкими обрамляющими лицо усами. От Башивира тянуло усталостью, на нем была дорожная одежда, покрытая порядочным слоем грязи и пыли.

Барлейт даже не глянул на верного слугу. Он медленно подошел к алькову, глядя в болезненно-бледное лицо Штеффарда. Сын лежал без сознания, на разобранной кровати, почти голый. Руки, голени, живот, ребра, грудь, плечи. Везде были наложены вымоченные в травяных настоях повязки. Кое-где они уже набрались крови и побагровели. По щеке тянулась длинная ссадина.

— Как он?

Лекарь, не переставая щупать чуткими пальцами висящую плетью руку, соболезнующим голосом ответил:

— Его били, мой лорд. Множество переломов. Есть риск, что задеты внутренние органы. Я наложил компрессы, и распорядился насчет повязок. Пытаюсь давать ему способствующие выздоровлению препараты, — в его голосе послышались извиняющиеся нотки: — Но я не Бог-Прародитель. И у меня здесь очень многого нет.

Барлейт кивнул, показывая, что понял и ненадолго замолчал. Время словно остановилось. Трепетала, похожая на черное крыло занавесь на окне.

— Где моя жена? — наконец спросил Сокол, роняя каждое слово по отдельности.

— Когда мы пришли, все было кончено, мой лорд, — ответил Башивир. — Почти все жители замка истреблены. Те, кто еще жив плохи.

— Где моя жена?

— Её, — Плут искал слова. — Её, среди остальных не нашли. Мы обыскали все.

— Как это произошло? — спокойствию, с которым задал этот вопрос Барлейт, мог бы позавидовать айсберг. Сотник глядел только на Штеффарда. Только на него. Стоящий рядом Ториас кусал губы.

— В селе говорят, приезжал большой отряд. Богатая одежда, по виду знатные господа и прислуживающие им воины. Очень большой отряд, — беспокойно говорил Башивир. — Что произошло, люди не знают. Здесь в замке нашлись только мертвые или умирающие. Мы убрали тела. Зевус, видимо отчаянно защищался — они привязали его тело за ноги и перебросили через стену. Страх во, что его превратили, только по одежде и узнали. Как только кто-нибудь очнется, мы узнаем, что здесь случилось…

— Грабеж. Налет. Убийства. Я и так вижу, что здесь произошло. Кто это сделал? — с четкостью метронома спросил Барлейт и обернулся.

Под его взором Башивир медленно встал на колени и склонил голову.

— Мой лорд. Мы виноваты. Я со своими людьми. Мы слишком задержались в пути. Возьмите мою голову, лорд. Это моя вина.

Старый лекарь перестал хлопотать вокруг тела. Повернул голову Ториас с подозрительно блестящими глазами и красным лицом, прижимающий к груди купленную на рынке шляпу. Плут перестал дышать, крепко зажмурив глаза. Он ждал. Все они ждали.

— Мне не нужна твоя голова, — голос отца, сейчас очень напомнил голос того королевского слуги. Ториаса начало трясти. — Твоя хитрость и изворотливость нужны мне. И головы тех, кто это сделал. Всех до единого, Плут, ты слышишь? Мне нужны их головы!!!

Башивир молчал.

Три дня Штеффард метался в жаре и лихорадке. Временами он начинал громко стонать и что-то выкрикивать. Кажется, звал мать. Лорд Сотар практически не отходил от сына. Передав написанный лекарем список необходимых лекарственных зелий, он отправил во все окрестные села гонцов на самых быстрых лошадях. Три дня Штеффард был зажат между жизнью и смертью, бледный и горячий как пылающий в печи уголь. За это время пришли в себя некоторые из тех, кому повезло выжить. Они рассказали все, чему были свидетелями. Назвали имена. Три дня Ториас управлял Красной Грядой, приводя разграбленную крепость в порядок.

Три дня хворь не оставляла сына лорда в покое. Лишь по их истечению, наметился перелом. Валящийся с ног лекарь каждые полчаса менял повязки и лил в раны содержимое быстро пустеющих склянок. Сотар сидел над сыном, не различая где день, а где ночь. Видевшие его лицо люди содрогались от ужаса. Вечером третьего дня жар у Штеффарда начал спадать. Ночью он впервые пришел в себя и слабый, очень слабый открыл глаза, узнавая отца. А утром четвертого дня мальчик умер.

— Где он?! — резко спросил Риккерд, бросая поводья слуге. Вышедший на крыльцо, чтобы встретить дорогого гостя хозяин поместья чуть растерялся.