— Лорел. — я падаю перед ним на колени. Здоровой рукой тянусь к лицу, собираясь убрать скотч. — Лорел… — голос подводит, кровь все покидает меня. Рукав толстовки пропитался ею насквозь. Боли уже почти нет, есть только туман в голове и образ Лорела передо мной.

Движение получается неаккуратным. Я наверняка причиняю Лорелу боль, срывая проклятый скотч с его лица. На тонкой липучей ленте остаются его волосы, я это вижу. Но он не издает ни единого звука. Только тяжело вдыхает воздух ртом и тянется лицом ко мне, словно бы пытаясь убедиться, что это точно я.

— Мортем, Боже… — он сбивается, останавливается, шумно выдыхает. Смотрит на меня с ужасом и тревогой. И голос так дрожит, а губы поджаты.

Он так волнуется за меня… Как я могу сомневаться в нем, Боже, как?

— Не волнуйся, я в порядке, правда. — рука, возможно, скоро отвалится к чертям собачьим или я откину копыта от кровопотери. Но если Лорел цел, мне все равно. — Давай-ка я тебя развяжу, хорошо? — шум битвы за стенами комнаты нарастает.

Я слышу крик Селины и вой вендиго. Вопль Евы достигает моих ушей. Грохот, стук, звон — все смешалось, создав немыслимый саундтрек для самого зубодробительного боевика в истории Голливуда. Скале-Джонсу и Сильвестру Сталлоне и не снилось. Но я не должен обращать на это внимания. Передо мной Лорел, и только он сейчас имеет значение. Я пытаюсь передвинуть его — ногами Грехем помогает мне, двигаясь по велению моих дрожащих пальцев. Попутно ощупываю узел на его запястьях. Крепкий, одной рукой не развяжу ни за что. Надо будет ждать помощи.

— Твою мать! — отчаянный вопль Селины пропитан болью.

Я поворачиваюсь, желая знать, что происходит. И именно в этот момент вендиго достигает первой победы. Вместе с Селиной он катится по полу, заваливая ее на него. Торжествующий рев настолько громкий, что в ушах закладывать начинает. Взмах когтистой лап заканчивается визгом Селины. Все происходит слишком быстро. Мгновение — Селина распростерлась на полу, не в силах противостоять озверевшему чудовищу. Второе — тварь поворачивается ко мне. Задними ногами вендиго отталкивается от пола и летит в нашу с Лорелом сторону. И клыки его нацелены на связанного могильщика, а черные бусинки глаз полны предвкушения.

Нет… Не позволю! Я не дам его ранить!

Я закрываю Лорела собой, лицом к лицу сталкиваясь с чудовищем. Черная тяжесть все ближе, а затем снова накрывает всем своим весом. Когти передних лап вонзаются в плечи, а задних — разрывают джинсы и кожу бедер. Алые от крови клыки смыкаются на моей шее. Крика выдавить не получается — кожа стремительно рвется под клыками вендиго. Тьма и кровь застилают взор, я пытаюсь биться в крепкой хватке когтей и зубов. Я хочу ударить существо руками, смахнуть его с себя ногами, но сил не хватает. Мои потуги кажутся бесполезными и невозможными. Тяжесть слишком большая, боль слишком сильная, я слишком слаб…

Неужели я… Умру? Вот так? От клыков какой-то твари из иного мира, прямо на глазах Лорела? Этого не может быть. Так ведь не должно быть. Я должен умереть не так — от отравления алкоголем, от передоза, от холода. Что-то из этого — мерзкого и неправильного, аморального. Я не могу умереть как герой — закрывая собой любимого человека. Это не моя судьба. Не может быть моей судьбой… Я должен был умереть как бесполезная последняя мразь. Но я умираю сейчас.

Нет, я ведь не хочу! Мне столько надо узнать! Я должен поговорить с Лорелом. Я должен сказать ему… Сказать ему, что люблю его, что не могу без него. Я должен узнать правду — возможно, сломаться из-за нее, но узнать. А Гейл… Я ведь обещал ему джин-тоник и прогулку завтра…

Почему же так больно, Боже?

— Мортем! — крик Лорела звенит от ужаса.

Нет! Я хочу жить! Я хочу жить ради Лорела! Ради Гейла! Не убивай меня! Не убивай, пожалуйста! Не забирай меня к себе! Я молю несуществующего Бога о пощаде, которую он не может мне предоставить.

А затем… Затем начинается магия.

Мне кажется, что с небес спустился ангел. Света нет, но мне все равно чудится небесное тепло и лучи ворот Рая, как в глупой религиозной повести, одной из тех, что заставлял читать меня Гарольд. Голос такой спокойный и тихий, словно бы нет сейчас боя, словно бы не грозит нам всем опасность и смерть. В нем нет ни капли тревоги — только невыплаканные слезы и глубокая любовь. Высокий голос, невероятная песня, тихие напевы спустившегося с небес ангела. Колыбельная проникает в мое умирающее сознание и захватывает его с головой, унося прочь разбивающую вдребезги боль.

— Пусть сам свет утонет в грезах… — я знаю, кому принадлежит этот голос. Я слышал его каждый день своей жизни вот уже как… Пять месяцев? Шесть? Я помню его по своим снам и по своим грезам — там он шептал мне слова любви. А здесь… Здесь мой ангел поет самую прекрасную песню из всех, что я слышал. — Время не гоня… — мне не нужно умирать, чтобы понять все.

Паззл наконец собрался, но расколотому миру хуже не стало.

Лорел срывает голос, выдавливая из себя каждое слово. И песня его совершает чудо — под тихую мелодию отчаяния и горя вендиго разжимает челюсти. Я падаю на землю — почти не могу пошевелиться, как всегда бесполезен. Тело не слушается. Я едва могу смотреть в потолок. Дышать так тяжело… Все, что я могу, так это наблюдать, как под надрывное пение Лорела существо отступает назад, словно зачарованное. Я тоже зачарован — голос моего ангела еще держит меня в сознании, хотя на губах булькает кровь, а с каждым выдохом из горла выливается еще больше алого.

— Харон? — отчаянный вой Селины поверх волшебной мелодии. — Черт!

Звон металла. Все оправдалось. Крик твари. Я был прав. Черная кровь смешивается на полу с моей. Лорел врал мне так долго…

Но я спас его. И только это имеет значение сейчас, когда смертный холод охватывает конечности.

— Я буду… — хрип прерывает прелестную песнь жизни. — Тебя жда… — он не заканчивает. Давится окончанием слова и задыхается.

Что с ним? Двигайся, тело! Я должен знать, что с ним! Почему я проваливаюсь во тьму? Я должен быть с Лорелом! Я не хочу его бросать! Нет… Не хочу… Я не хочу умирать!

— Какого черта?! — крик Селины повторяется. Она плачет? — Какого черта, Харон?!

— Не сейчас… — почему ты так хрипишь, Лорел? Я ведь тебя спас? — Помоги… Помоги Мортему.

Я чувствую тепло ладоней на своих плечах. Поднимаю мутный взгляд вверх, пытаясь сделать еще вздох. Взволнованное лицо Лорела прямо надо мной — глаза пусты, а на бледных губах пузырится темная, почти черная кровь. Она же струится из его носа тонким потоком. И это черное марево — все, что достигает моего угасающего сознания. Я так хочу коснуться тебя. Но у меня нет сил. Руки не слушаются. Коснись меня. Поцелуй меня. Будь со мной… Пожалуйста, хотя бы в этот последний момент.

— Держись, Мортем, ты только держись. — его теплые ладони на моих щеках. Начинается новая песня — я вижу, как шевелятся его губы и как он закашливается, силясь продолжать.

Но я больше не могу. Черное и алое сильнее. Темнота захватывает — я погружаюсь в нее, тону в ней так стремительно.

Сознание покидает меня. И боли больше нет. Остаются только родной голос и песня, которая преследует меня даже там, куда не дотягиваются лучи летнего солнца.

========== Объяснения ==========

Пробуждение становится сущим мучением. Я словно бы выбираюсь из очень вязкой грязи, которая настолько крепко вцепилась в каждый сантиметр тела, что даже вдохнуть воздух полной грудью трудно. Тело все болит, я нахожусь на грани между реальным и вымышленным. Смутные звуки, неяркий свет через защиту закрытых век, ускользающие отголоски памяти — вот все, что у меня есть. Я знаю, что должен выбраться из тьмы. И правда пытаюсь это сделать.

Но стоит мне только приоткрыть глаза, как их обжигает слишком ярким светом. Я дергаю рукой, желая прикрыть глаза ею, но получаю такой сильный заряд боли, что даже пальцы ног поджимаются. Сдерживая нецензурщину, я закрываю глаза. Слезы боли слепляют ресницы, в груди замирает рваный выдох.