— И все-таки ты очень забавный. Такой упертый. Ты хоть от кого-нибудь помощь принимаешь? Признаешь хотя бы сам, что устал и не в силах быть сильным? — его что, на пафосные речи пробило? Только их не хватало.

— Да. Да. И… Да, на все да. — я не хочу с ним спорить. Больше. Не в таком состоянии.

Может, он хотел спросить, кому оказана такая честь — видеть меня слабым. Может, желал узнать, почему тогда я так себя веду с ним. Но ответов он не получит — я совершаю первый шаг вперед. Движения рваные, тяжелые, но при этом стремительные. Сомнию приходится шагнуть за мной. Молча, без единого вопроса.

Вот так, заноза в моей заднице. Еще чуть-чуть, еще пара районов и я никогда больше не услышу о вас. Вернусь к своей привычной жизни. Интересно, пригласят ли меня сегодня друзья погулять? Я не откажусь встретиться с ними и пойти надавать люлей Водосточным крысам. А может, даже и алконавтам, решившим, что наши базы отличное место для ночевки!

У меня впереди целый интересный день. Но я не могу не думать о строгом взгляде Сомния из-под солнцезащитных очков. Этот взгляд был слишком похож на тот, что встретил меня в подворотне. И я хочу не думать о том, почему. В конце концов, это не мои проблемы.

Так почему я не могу перестать думать и сопоставлять?

***

И вот, мы возвращаемся в квартиру к Селине. С Сомнием мы больше не разговаривали — молчал он, молчал и я. Охоты говорить не было, а Сомний так и вовсе нахмурился и глубоко погрузился в свои мысли. Серьезно, он даже на меня не смотрел больше, разве что злобно пырил вперед и поджимал губы.

Но вот, мое лечение. Сомний открывает дверь своими ключами, словно бы нарочно гремя погромче. От этого звука в моей и без того больной голове что-то начинает взрываться и клокотать. Но я лишь крепче стискиваю зубы и молча прохожу в квартиру.

— Вы уже вернулись? — нам навстречу из комнаты вылетает Ева. Растрепанная, взъерошенная и в майке швами наружу.

— Да… Ева, ты в порядке? У тебя одежда наоборот. — а еще губы красные. И, кажется, я догадываюсь, почему.

— Ох, черт. — Ева шипит сквозь зубы, а Сомний рядом со мной фыркает.

— Что, у Селины опять недотрах? — значит, я правильно подумал? Ох бля. Щеки вспыхивают от мысли о том, что мы с Сомнием прервали.

— А ты вообще заткнись, разрушитель романтики! — а вот и Селина из комнаты орет. Знать не хочу, почему она к нам не выходит.

— Ладно, Бог с вами. Где Мартина? — с шоком от того, что я только что узнал, я совсем забыл о жаре в солнечном сплетении. Черт. Серьезно, ну кто бы мог знать, что эти две — из нашего лагеря?

— В магазин вышла, скоро вернется. — Ева поправляет майку и убирает волосы с лица. И наконец ее взгляд центрируется на мне. — Что? Что ты на меня так смотришь?

— Да ничего… Совсем-совсем ничего… — но по нагловатой усмешке на губах Евы я понимаю, что скоро меня начнут опрашивать.

— Сомний, иди-ка ты поболтай с Селиной, у нее для тебя было что-то важное. А я пока разберусь с Мортемом. — ну нет, не надо. Не хочу разбираться с ЛГБТ-стороной Селины и Евы.

Мой хмурый провожатый только пожимает плечами и молча проходит в комнату, даже не начиная спор. А Ева в это же время подхватывает меня под руку и тащит на кухню.

— Мортем, как все прошло? — начинает с далекого, почти насильно усаживая на стул. Ухмыляется, но взгляд у нее тяжелый.

— Нормально. Совершенно нормально. — не буду даже и заикаться о том, что ответ Сомния на историю с Потрошителем мне не понравился.

— О, хорошо. Прости, что тебе пришлось узнать о наших с Селиной отношениях больше, чем того стоило. — недолго она тянула. Ожидаемо, если честно. — Надеюсь, у тебя нет с этим проблем?

— Нет конечно! — но смешок у меня получается рваным и сорванным. Блин, я не могу даже скрыть свою ориентацию от этой женщины! Хорошо, что никто меня об этом еще не расспрашивал с таким взглядом и такой крепкой хваткой, я же безбожно спалюсь!

— Врешь же? — мне остается только кивнуть. — Гомофоб? Или…

— Или. — какой смысл скрывать? Она же из наших.

— А вот это уже интересно. — брови ее дергаются, ухмылка становится мягче, а взгляд смешливее. — Дай угадаю, кто твой партнер. Тот мужик, с которым ты на пикник ходил, я права?

— Почти. Правда, он об этом не знает. — мне остается разве что отвечать, сдвинув ноги и отводя взгляд. Хорошо хоть, что я привык к дому Евы и Селины, иначе было бы еще хуже.

— Фух… — она наконец отстраняется, выпрямляясь. — Ну и отлично. Не для тебя, правда, но хотя бы гомофобных всплесков не будет. Ненавижу это дело. В конце концов, если бы не оно, вряд ли бы я здесь сейчас оказалась.

Я смотрю на нее и молчу. Не только потому, что не знаю, что сказать, но еще и потому, что жду какого-нибудь продолжения. Мне даже интересно, выражает ли мое замученное лицо ту заинтересованность, что сейчас таится внутри моей головы?

— Что ты на меня так смотришь? — но, очевидно, оно не выражает. Потому что Ева моего интереса не понимает.

— А как к этому относятся остальные из нас? Сомний там… — окей, тогда я сам задам интересующий меня вопрос. Вообще, он сформировался слишком стремительно, чтобы я мог обдумать его хорошенько, но да черт с этим.

— Сомний более чем нормально. В Примумнатус нет каких-либо предрассудков по этому поводу. — Ева упирает ладони в бока, глаза ее поблескивают. Волосы все еще растрепанными волнами спадают на плечи и лицо, но она даже не пытается их смахнуть.

— Это как? То есть: почему? — вопрос должен звучать умно, но получается глупым. Я это, несмотря на скорость работы мысли, понимаю быстро. — В смысле, у нас к этому плохо относятся, из-за многого. Ну там, детей у них развращают, пустоцветы, род не продолжат, что это вообще такое… Ну и многое другое и…

— Я поняла, не продолжай. — Ева останавливает мой поток слов простым движением руки. — В Примумнатус все иначе. У них… Другой способ рождения детей, да и отношение к… Отношениям, как бы тавтологично это не звучало.

Вот это уже интересно. Я поудобнее устраиваюсь на стуле, всем видом показывая, что хочу послушать.

— О боже… Мне тебе рассказать? — мой стремительный кивок, ее тяжелый вздох. — Ладно, ладно. Короче, у артеков иное строение, об этом я уже говорила. У них нет первичных половых признаков — пестиков там, тычинок, ну ты меня понял, я думаю. Артеки размножаются с помощью сосудов пламени, которые и дают им жизнь. Когда два артека хотят ребенка, они просто откалывают часть своего сосуда, и два родителя наполняют его пламенем жизни. Впрочем, Селина говорила, что артек может быть и один, но это мы не рассматриваем, это единичный случай, таким только верховная артек могла пользоваться. — Ева прерывается, проверяя, интересно ли мне ее еще слушать. Спешу разочаровать — интересно. Вот об этом я послушать хочу — отношения артеков мне интереснее их распрей. — В общем, из этого сосуда и рождается потом артек. То есть, пламя в сосуде развивается и через пару месяцев всплеск энергии дает начало новому Богу. Так что… Им не важно, кто там какого пола и каких родственных связей. Да и отношения у них сами по себе весьма своеобразные.

— То есть — никаких родственных связей? — у них еще и инцест нормой считается? Хо-хо-хо, да я прям на клондайк любопытностей напал!

— Хе, большая часть артеков, кроме пяти первородных — дети инцеста. — Ева тихо хихикает, замечая, как я чуть приоткрываю рот. — Пошляк мелкий, вот что тебе интересно, а? Ладно, хорошо, я в пятнадцать такая же была.

— Подожди, то есть, и Селина, и Харон, и Сомний… — я пытаюсь осмыслить это. То есть… Серьезно? Вот так?

— Смерть, отец Селины — дядя ее матери. Да и мать Селины — дочь Жизни и Природы, брата и сестры. — Ева переступает с ноги на ногу, чуть опираясь на стол одной рукой. — Харон нет — Смерть и его мать-вейма не были родней даже дальней. А вот с Сомнием история сложнее.

— Насколько сложнее? — давай загадку! Хочу услышать какую-нибудь тайну об этом парнем. Что бы прям до полной картины таинственности. Нет, ему и так этой таинственности хватает, но… В общем, я просто хочу услышать его историю.