– Я вам говорю, необходимость есть, – заверил его Третьяков.

– Это не вам решать, – огрызнулся наконец капитан.

Иван сменил тон – с холодного на звенящий металлом.

– То, что я знал покойного, никак не меняет того, что я оказался первым – и единственным – сотрудником полиции на месте преступления. И находился тут, проводя первичный осмотр в течение почти двух часов. А вы где в этот момент были? Вам ведь передали информацию о трупе.

– Мы отрабатывали и другие… – пробормотал капитан, но Иван его прервал:

– А раз я уже процессуально включился в расследование, мне неминуемо придется писать рапорт и отчет и давать оценку событиям, – тут Иван сделал выразительную паузу. – Понимаете меня, Дмитрий Павлович? Мне бы не хотелось написать в рапорте, что не все версии были отработаны. Вы же не станете отбрасывать вероятность, что тут сегодня ночью случилось нечто другое. Не ограбление.

Капитан опустил папку с бумагами и вздохнул.

– Какие еще версии? Что именно – нечто другое? Что именно, вы считаете, тут произошло?

– Я пока не знаю. Вернее, не хочу бежать впереди паровоза, потому что, как я сказал, нужно больше данных. Нужно проанализировать все. Нельзя исключать, к примеру, что с Андреем Петровичем кто-то решил расправиться.

– Вы имеете в виду… заказное убийство? – почти закричал от возмущения капитан Ком. Именно таких версий он и боялся как огня.

– Как один из вариантов – да.

– И что, по-вашему, на это указывает?

– Да хотя бы связанные руки. Временной интервал тоже. Возможно, его ждали.

– Да это все за уши притянуто. Если бы это было заказное убийство, его бы просто застрелили – и все. Не согласны?

– Я думал об этом, и нет, не согласен. Стрелять – значит, шуметь. Хоть деревня и пустая, а могли побояться поднимать шум. Потом, его могли пытать с целью выведать какие-либо сведения. Или нападение могло быть связано с его профессиональной деятельностью.

– Или – быть случайным стечением обстоятельств, ограблением, – упрямо повторил капитан и добавил едко: – К тому же, знаете ли, пожар – сомнительный способ сделать все тихо. У вас все с версиями?

– Нет, не все, – упрямо продолжил Иван. – Возможно – месть. Связать человека, а потом сжечь его заживо – это нужно быть либо совершенно черствым, лишенным не только жалости, но и элементарной способности к состраданию, либо…

– Думаете, уголовник мстит, которого ваш Морозов когда-то посадил? – кивнул капитан Ком, на этот раз чуть теплее.

– Возможно. Хотя Морозов вообще-то уже давно занимается экономическими преступлениями. Там, знаете ли, кругом белоручки, бизнесмены да банкиры. Впрочем, нужно посмотреть, кого недавно освободили. Как версия – однозначно пойдет. Кроме того, пожар – это почти всегда уничтожение следов, так? – добавил он. – Следов чего, вот что нужно узнать.

– Ну, так это экспертиза покажет, – заверил его капитан, перепрыгивая на месте с ноги на ногу. Выдерживать такой холод было решительно невозможно.

Помощь от Третьякова с неохотой, но приняли. Все равно никуда от него не денешься, а работы много. Одних опросов соседей – ворох. Всех объехали только к утру – четыре деревни и несколько отдельно стоящих домов. Слава богу, людей оказалось меньше, чем они ожидали. Стучались ко всем, но ориентировались на наличие дыма в трубе – самый верный способ определить, есть ли кто-то в доме в такой холод. Даже если во дворе нет машины, это не значит, что дом пустой. Да, в некоторых дворах стояло по четыре-пять машин, там уже собралась новогодняя компания. А кто-то приезжал вместе с кем-то, заодно, по пути, чтобы не соблазняться и в Новый год не сесть за руль пьяным. А пить собирались все и много.

Люди встречали Третьякова и выделенного ему в помощь молодого оперативника Сережу с недовольством. Коренастый, с бульдожьими глазками Сережа только подливал масла в огонь, буквально набрасываясь на людей с вопросами, и своей суетой начал раздражать Ивана еще до того, как они вошли в первый дом с дымом в трубе. Сережа явно хотел выслужиться и смотрел на московского майора с придыханием, отчего Ивану хотелось дать ему подзатыльник и отправить восвояси. Но – нельзя. Сережа был как довесок к неофициальному перемирию между капитаном Комом, имеющим тут все полномочия, и Иваном Третьяковым, не имевшим тут ничего. Удачных, информативных визитов было всего два-три. Все визиты проходили по одинаковой схеме: оперативник Сережа стучался в двери, если удавалось войти через калитку, а затем показывал удостоверение и начинал опрос. Иван Третьяков стоял сзади и слушал.

– Доброй ночи, извините за беспокойство, неотложное дело, нужно задать несколько вопросов. – Сережа говорил так же энергично, как и двигался, и уставший выше всякой нормы Иван еле сдерживался, чтобы не попросить его перестать мельтешить. – Мы выясняем, кто вызвал пожарную бригаду на пожар в доме на том конце Благинина.

– Мы вас не вызывали, – следовал стандартный ответ, и заспанные, злые люди зябко поеживались, стоя – кто в валенках на босу ногу, кто вообще в пластиковых шлепках.

Иван молчал и наблюдал, составлял список. В Благинине на момент пожара жильцы были в одиннадцати домах.

– Не нас, а пожарных. Возможно, это сделал кто-то из ваших гостей? – продолжал Сережа. – Кто-нибудь к вам сегодня вечером приезжал?

– У нас все только сегодня подтянутся, – жмурился в свете фар жилец дома на второй, параллельной улице деревни Благинино.

– Совсем никто не приезжал? А чьи машины во дворе? Может быть, у вас есть знакомый по имени Алексей? – налегал оперативник, а Иван отслеживал реакцию.

– Можем хоть внутрь зайти? Холод же собачий! – возмутился хозяин, и они втроем прошли в его прихожую.

Дом был новее, чем морозовский, но внутри все было типичным для дачных домов этих мест. Сюда явно свозилось все, что жаль выкидывать, но и хранить дома тоже невозможно. Большой серый в фиолетовых цветах диван с округлыми подушками – прямо у дверей. Два серванта с разномастной посудой. Рядом со стеной штук семь пластиковых ведер и тазов. Обычное дело.

Искали Алексея, потому что Алексеем назвался человек, который звонил по линии экстренных служб. Мог и соврать, но в большинстве подобных случаев люди все-таки называют реальное имя. Те, кому нечего скрывать, конечно. Да, формально Алексей был обязан представиться полностью, а также сообщить свой номер телефона, однако когда оператор спросила, может ли Алексей остаться и дождаться бригаду, он бросил трубку. Испугался, что придется торчать на пожаре всю ночь? Спешил куда-то? Был пьян? Последнее весьма вероятно, но люди боятся контактировать с властью вообще, и Иван по опыту знал это. Не доверяя представителям власти по самым разным причинам, звонящие не спешат оставлять свои персональные данные. Теперь Третьяков с ног сбился, чтобы найти единственного человека, который мог видеть убийцу Морозова.

– Я сам Алексей, – угрюмо ответил тот. – Но я со вчерашнего дня никуда не ходил, а машины наши – не ваше дело. От нас никто никуда не звонил. Мы ничего ни о чем не знаем. Это все?

– Хотите сказать, что и о пожаре не слышали? – тут же отреагировал оперативник Сережа, глядя на опрашиваемого с нескрываемым подозрением. Инициативный, энергичный, далеко пойдет. Убить бы, подумал Иван. Лезет вперед паровоза. Впрочем…

– Я о пожаре слышал, – с неохотой ответил он. – Я даже ходил туда, и что? Там уже были пожарные.

– А кто-то еще с вами ходил?

– А это правда, что там хозяин угорел? – спросил Алексей и посмотрел на Ивана.

– Вопросы тут задаю я, – бросил Сережа.

Иван закатил глаза и вздохнул. Затем он поймал взгляд хозяина дома и с извиняющимся видом развел руками.

– Да, к сожалению, правда. И мы, конечно, никого ни в чем не обвиняем, мы просто собираем информацию, – продолжил он, но Алексей, кажется, не услышал последнюю фразу, настолько был потрясен новостью.

– Господи, кошмар какой. Насмерть? Вот же жуткая смерть! Нет, от нас никто не звонил, правда. Мы собирались к нему зайти завтра. То бишь уже сегодня. Черт, вот ведь… Прямо под Новый год. Хотя какая разница. А вы с Никитиными говорили? Может, они чего-то знают? Или с Салатниковыми, они живут прямо рядом, – заговорил Алексей совсем другим тоном.