На лице Саона явственно читалось облегчение. Славик Арсентьев выглядел осунувшимся и уставшим. Ему и Иде сильно досталось в этой погоне за Свитком. Один потерял брата, вторая – любимого.

Пол. Пол выглядел холодным и равнодушным. Отстранённым. Брат сделал всё от него зависящее, чтобы не получить обратно божественную Силу. Хоть и хотел вернуть её. Какой бог этого не хочет?

И был ещё один взгляд. Я кожей чувствовала присутствие папахена. Знала, что он смотрит на меня и выжидает. Окажусь ли я послушной марионеткой в его руках, как и все остальные? Или как обычно, проявлю своеволие, с которым папахен давно научился справляться. И выигрывать. Я поняла, что как я ни поступи, он давно это предугадал. Вот, и как быть?!

Зелёный огонь дошёл, наконец, до груди, обжигая кожу и проникая глубже, в тело. Этого я уже не понимала, заорав от боли и заметавшись на каменном алтаре.

Ида, Дита, Дельфион и Саон держали меня за руки и ноги. Кажется, Ида плакала, и даже Дита выглядела испуганной.

Я не видела, как в этот момент все три Свитка распахнулись и исчезли, оставив вместо себя только зелёный свет, который терзал и калечил моё тело. Я слабо ощутила чьи-то руки на своих висках и поняла, что Пол осторожно, но крепко держит мою голову.

Неожиданно пришла мысль, что можно не терпеть всё это, а отдать кому-то.

В голове прозвучал голос папахена:

– Артемида, дочь моя, будь благоразумной. И помни: ты обещала.

Я попыталась покачать головой, потому как ничего папику не обещала, но сделать это не удалось. Пол держал меня крепко.

– Пол! – позвала я его еле слышно, потому что с детства привыкла звать брата всегда, когда мне было больно, – брат! Аполлон, сын Латаны!

В тот же миг я раздвоилась – тело осталось лежать на каменном алтаре, а я взвилась в воздух и устремилась к брату.

Аполлон тоже поднялся над пыльным полом древнего храма, охваченный золотистым сиянием, только в отличие от меня, брат не раздваивался. Слабое несовершенное человеческое тело преображалось на глазах.

Чуть изменились черты лица, раздвинулись очертания тела, которое приобрело внутреннее сияние, серые холодные глаза окрасились знакомой и родной бирюзой. Коротко стриженные, пепельные волосы с седыми нитями, сменились золотистым каскадом кудрей за могучей спиной.

Аполлон протянул мне навстречу сильные, покрытые железными мускулами, руки, но я была бесплотна, и ни я, ни он не могли коснуться друг друга.

Надо сказать, что брат выглядел обескураженным.

– Почему… мне? – спросил он.

И мерцая, пытаясь положить ладонь на его щёку, я ответила.

– Потому что всё это время ты защищал меня. Как я могла этого не понимать!

– И ты не злишься из-за своей Ни’иды?

– Вся моя свита отвернулась от меня. Ты думал, что она тоже – предательница, и решил поступить с ней, как с Калли.

– Как ты узнала?

Я пожала плечами. Тоже мне сложность!

– Андрей не хотел делать её Зависимой. Но не мог ослушаться твоего приказа. И сделал её вампиром. Ты за это выгнал его из группы? Ведь тогда, в «7», он не выступал с вами?

– Как догадалась, что это был мой приказ?

– Это ведь она столкнула меня тогда под поезд? Готова поспорить, что в тот же день она стала вампиром.

– Сестрёнка…

– Помнишь? – перебила я его, – «Я вытащу тебя?»… Ты обещал, братик. Я буду ждать…

В это время что-то с силой дёрнуло меня назад, и я увидела, что мое тело, оставшееся лежать на алтаре, проседает вниз. Плачущая Ида держит меня за руку, но у нимфы не хватает сил удержать меня.

Рывком я оказалась на алтаре, ощутив, что начинаю падать – как тогда, когда меня изгнали на Землю. Только сейчас, когда я была в теле, я физически ощущала это падение. И могу сказать, что это очень, просто нечеловечески больно!

– Молодец, дочь, – сказал появившийся из воздуха, как чёрт из коробочки, папахен. – Всё правильно сделала, лучшего исхода событий и желать было нельзя.

Папка довольно потёр свои перекачанные ручищи.

– Ты отдала Силу Свитка Аполлону, ведь твой брат единственный, кому ты могла доверять, верно? Но ты открыла врата в Гекет, открыла собой, и сейчас они закрываются, забирая с собой мою непокорную дочь. Забирая туда, откуда твой неугомонный брат никогда не сможет тебя вытащить.

Страшная догадка озарила меня.

Вас попытаются разлучить любой ценой, – раздался в голове печальный голос Латаны.

Кажется, кое у кого это получилось.

– Не в Закрытый мир! – заорала я, понимая, что ждёт наини в гостях у демонов. То есть, понимая, что у асуров меня точно не ждёт ничего хорошего. – Не-е-е-е-т!

Афродита с Дельфион в ужасе отшатнулись от меня, в страхе, видимо, что и они провалятся во Врата.

Ида же с Саоном, наоборот, продолжали крепко держать, надеясь, видимо, что отправятся со мной. Аполлон бился о невидимую преграду, которую папахен удерживал, направив ладонь со столпом белого света в сторону брата.

Я чувствовала, что, не смотря на нечеловеческие усилия Иды и Саона, мои ладони выскальзывают из их рук, а сама я просачиваюсь сквозь камень. Было больно, но я оставалась в сознании, видимо во Вратах действуют совсем другие физические законы.

Я не собиралась смиряться с неизбежностью, просто видимо, силы оставили меня, и пальцы разжались. В следующий миг я полетела в пустоту.

Последнее, что запомнила в этом мире: полные отчаяния глаза Пола и потоки слёз, текущие по щекам Иды.

Как же так… Как же бесчеловечно разлучать меня с теми, кто составляет смысл моей жизни…

Думая так, я летела в пустоту, понимая, что в мире асуров мне просто не выжить. И лучше, если они убьют меня сразу, чем оставят мучиться отпущенный человеку век в Закрытом мире.

***

А потом я почему-то побежала по розовому песку. Побежала изо всех сил к океану, и не двигалась с места ни на шаг. У кромки воды стояла Латана и протягивала ко мне руки. Маменька что-то кричала, но шум прибоя мешал её услышать. Такой я её и запомнила – с развевающимися на ветру волосами, искажённым от страха и беспокойства лицом, что-то желающую мне сказать, докричаться… И понимающую, что она бессильна. Бессильна помочь собственному ребёнку. Наверно, поэтому я никогда не хотела детей.

***

Глава 31

… Заключительная. Она же начало новой книги

– Артемис! Арте-е-емис!

Неприятный, хотя нет, неприятный это не то слово, менее всего желаемый быть слышимым, и более всего напоминающий мне пение соседского перфоратора в воскресное утро, голос, с назойливостью того же самого перфораторного сверла с силой врезался мне в голову. Не успевшая как следует проснуться я, решила уже, что тут мне и конец придёт, а конец всё не наступал.

– Хватит притворяться! Я же вижу, что ты не спишь!

Конечно, не сплю. Поспишь тут под эти мерзостные звуки.

– Артемис!! – рявкнул голос, теряя всякое терпение.

Мои веки дрогнули, чуть не раскрывшись от испуга, но усилием воли я продолжила держать глаза закрытыми. Кому действительно нужно моё общение, тот подождёт.

Я перевернулась на бок, сминая что-то мягкое, напоминающее одеяло, только слишком для него лёгкое – и не почувствовала бы, что была накрыта, если бы не провела сейчас рукой по этому месту, где лежала.

Этой наглости голос уже не смог стерпеть.

Я почувствовала тёплую и огромную, как лопата, руку на живо отозвавшихся тупой ноющей болью рёбрах, после чего меня затрясли.

Но и это было так себе поводом, чтобы открыть, наконец, глаза.

Дело в том, что за последнее время где мне только ни доводилось просыпаться: и на Парнасе, в вотчине брата, и в древней фавн знает какой стране, где получала посвящение наини Кали, и в гостеприимном доме Гермеса, и в индийском ашраме, и даже где-то в пустыне, в гостях у Хранителей с татуированными лицами. И это, собственно, и было причиной моего нежелания вставать сейчас.

Осточертели все эти приключения, воспоминания, Посвящения и иже с ними! Вот не встану, и что папахен мне сделает?! Отшлёпает? Так после открытия Свитка и вхождения во Врата Закрытого мира я отдавала себе отчёт в том, что наини боли не боятся. Убьёт? Три ха-ха. Что-то мне подсказывало, что у папки на меня есть ещё множество, крайне подленьких и низких, планов.