Этим, конечно, пользовались.

Вокруг Леопольда I крутилось немало откровенных шарлатанов и аферистов[60].

Особенно преуспевали подмастерья, когда-то работавшие в лабораториях крупных алхимиков.

Можно было годами изображать кипучую деятельность — поиск философского камня, поражать императора взрывами, вспышками и другими химическими фокусами, а по вечерам пьянствовать с «коллегами» за счет щедрого покровителя.

Но иногда приходили люди, которые действительно что-то знали и умели…

Самое яркое событие произошло в 1675 году.

Августинский монах Венцель Зейлер услышал, что алхимики при дворе Леопольда I очень неплохо живут.

Монастырское бытие надоело хуже горькой редьки, и Зейлер решил стать алхимиком.

Один его сосед в тайне от настоятеля занимался алхимией.

Зейлер стащил у собрата по монастырю какой-то красный порошок.

С этим порошком он пришел к императору.

Леопольд I выслушал начинающего алхимика и приютил его.

На следующий день отвел в свою секретную лабораторию, находящуюся в подвале замка.

Это был мрачный подвал без окон.

Освещение — только от факелов, укрепленных на стенах.

Зейлер отлично понимал, что оказался в ситуации «или пан, или пропал»…

Как только император поймет, что он самозванец, то из этого подвала его отведут прямо на виселицу.

Собравшись с духом, монах сказал, что он окрасит медный сосуд в золото[61].

— Хорошо, начинай… — приказал Леопольд I.

По его приказу слуга принес медную чашу.

То, что стал делать Зейлер (совершать «магические» пассы вокруг чаши, бормотать скороговоркой только что придуманные заклинания…), императора разозлило — так поступали все аферисты и шарлатаны, которых ему доводилось видеть.

— Хватит! — закричал Леопольд I в гневе. — Превращай, наконец!..

Зейлер приказал бросить чашу в огонь.

Когда она раскалилась, посыпал красным порошком.

Ухватив щипцами, покрутил немного из стороны в сторону, продолжая читать «заклинания», и окунул в чан с холодной водой.

Стремительно охлаждаясь, чаша зашипела.

Обмирая, монах осмотрел медную поверхность, и не смог удержаться от крика — крика радости: в тех местах, куда попали крупицы красного порошка, блестело золото!

Порошок превратил-таки неблагородную медь в золото!!!

Чашу показал императору.

Она произвела на Леопольда I благоприятное впечатление.

— Продолжай, — сказал император.

И указал на тигль со ртутью.

Монах приказал слуге поставить тигль на огонь:

— Теперь я окрашу меркурий до цвета золота[62]!!!

Когда ртуть закипела[63], взял в руки кусок воска и облепил им пригоршню красного порошка.

Затем этот восковой шарик бросил в бурлящую ртуть.

Тут же повалили клубы густого и едкого дыма.

Все, стоящие близко к тиглю, были вынуждены, кашляя, отойти подальше.

Откашлявшись, они как-то не сразу поняли, что бурление в тигле почему-то прекратилось.

И дым (то есть пары ртути) иссяк.

Зейлер подошел к тиглю, заглянул с опаской.

Там уже явно была не ртуть, жидкий металл, а что-то твердое.

Неужели произошла трансмутация?!

Монах распорядился, чтобы слуги, качавшие воздуходувку, дали больше воздуха в огонь — температура недостаточно большая для того, чтобы расплавить содержимое тигля.

Минут двадцать в подвале царила благоговейная тишина, нарушаемая только скрипом воздушных мехов.

Да еще гудело пламя в печи…

Все молчали — император, придворные, слуги… и сам Зейлер.

Наконец содержимое тигля расплавилось.

Его перелили в плоскую чашу и дали остыть.

Затем выколотили болванку на пол.

Болванка была желтая и внешне очень походила на слиток золота.

Император приказал отнести ее в соседнюю комнату — там ждал своего часа ювелир.

Ювелир взвесил королек металла на ладони: тяжелый, как свинец.

Потом несколько раз провел им по пробному камню — куску полированного кремня.

На пробнике остался темный след.

Значит, металл мягкий.

Потом ювелир смочил след на пробнике азотной кислотой.

Эта кислота растворяет почти все металлы — кроме благородных.

Темный след практически не изменил свой оттенок.

Имперский ювелир покачал головой: почти чистое золото, высококаратное, никогда с таким раньше дело не имел — это просто невероятно!..

Леопольд I, впервые в жизни увидевший настоящий философский камень в действии, рассыпался в комплиментах.

Зейлер понял, что авантюра удалась, его не повесят…

От слов императора он совсем потерял голову и ляпнул, что готов прямо сейчас продемонстрировать еще одно чудо: превращение олова в золото.

Император немедленно распорядился принести олово, бросить в тигель и расплавить.

Тут монах опомнился, но отступать было поздно.

К его счастью — так гласит предание — красный порошок превратил олово в золото с такой же легкостью, как и ртуть.

Восхищенный Леопольд I присвоил Зейлеру звание «королевского придворного химикуса», а через год, в сентябре 1676 года, произвел в рыцари и назначил обермейстером монетного двора Богемии.

А из золота, изготовленного Зейлером, приказал чеканить золотые дукаты с надписью «Я превращен из олова в золото могуществом порошка Венцеля Зейлера»[64].

Немного позже Зейлер еще раз продемонстрировал свое алхимическое мастерство — в присутствии императора, придворных, представителей духовенства и знати.

Монах превратил три четверти серебряного памятного медальона в золото.

Для этого он несколько раз окунул медальон на три четверти в какие-то жидкости, приготовленные якобы из философского камня.

После чего вытер платком, и все присутствующие были поражены: большая часть медальона стала золотой…

Судя по всему, на этот опыт Зейлер истратил все остатки красного порошка, украденного когда-то у собрата-монаха.

Больше он не мог осуществлять трансмутацию металлов (в чем признался) и впал в немилость.

Леопольд I, истративший на Зейлера около 20 тысяч гульденов, тем не менее отнесся к нему снисходительно.

Он простил обман и заплатил за монаха его многочисленные долги перед придворными.

После чего лишил всех званий и отправил обратно в монастырь.

Неужели Зейлер избежал виселицы лишь потому, что действительно владел некоторое время настоящим философским камнем?

То есть его обман заключался только в одном: он был не алхимиком, а архимиком…

В этой истории есть как минимум два сомнительных момента, ставящие под сомнение ее достоверность.

Что за монах-алхимик жил в одном монастыре с Зейлером?

Поиск философского камня — это не стишки кропать под одеялом.

Требуется лаборатория, дорогостоящие материалы… наконец, время.

Как удалось этому монаху сочетать монастырскую жизнь с алхимическими изысканиями?

Может, он ушел из мира как раз в тот момент, когда добился своей цели, и Зейлер воспользовался готовым препаратом?

А как вообще Зейлер узнал, что собрат-монах является владельцем настоящего философского камня?

Почему Леопольд I, когда он прижал Зейлера настолько, что он во всем признался, не разыскал этого монаха-алхимика, явно совершившего Великое Деяние?

Или этот монах тоже был не алхимиком, а архимиком?

В общем, странная история…