В овраге немцами была протоптана тропа, по которой они удирали еще в темноте во время завязавшейся перестрелки. Опомнившись, фрицы поняли, что их не преследуют, и, видимо, один из офицеров приказал унтеру с отделением солдат разместиться в овине и вести за нами наблюдение. Место очень удобное, кругом поле, видимость хорошая, и незаметно к ним подобраться трудно.
Однако получилось так, что наш разведчик заметил немца, вышедшего из овина в сторону оврага, видимо, с донесением к своему офицеру. По немцу был открыт огонь, не исключено, что он был ранен, к нему поспешили другие солдаты, огонь усилился, фрицы поняли, что их обнаружили. Унтер-офицер, по-видимому, троих оставил для продолжения наблюдения, а всем остальным приказал бежать к оврагу, чтобы заставить нас поверить, что из овина ушли все. Но затея эта, как видим, провалилась.
Раненого немца подобрали, он дал полезную информацию. В овине немцы приготовились к круговой обороне, но нервы у них не выдержали, и дело до этого не дошло. Осмотрели их наблюдательный пункт, пора было возвращаться. Когда вышли в поле, я посмотрел в бинокль в сторону грейдера, проходившего вдалеке по полю, вверх на безымянную высоту.
На высоте стоял немецкий бронетранспортер, от него по направлению к нашему хутору, метрах в трехстах, виднелась перевернутая машина. Мы предположили, что бронетранспортер оставлен немцами из каких-то соображений. Через поле направились к нему. Будь там снайпер в засаде, на открытом поле подпустил бы нас поближе и перестрелял всех как куропаток. Но снайпера там не было.
Когда подошли к подбитой машине, обнаружили сидевшего около нее старшего лейтенанта. Я спросил, что он тут делает. Он ответил, что еще на хуторе заметил этот бронетранспортер, долго за ним наблюдал и решил, что он брошен немцами утром после боя, возможно, неисправен или кончилось горючее. Когда подошел к этой машине, появилось сомнение, а вдруг за бронетранспортером засада, а потом увидел нас и решил подождать. Он — зампотех батальона, всякие запчасти им нужны, а потом можно будет отчитаться за этот бронетранспортер как захваченный в бою. Мы перекурили и решили разведчиков оставить здесь и осмотреть бронетранспортер. В голове промелькнула мысль, что фрицы могли организовать засаду и мы попадем в лапы немцам, как тот несчастный старший лейтенант из ОКРСМЕРШа. К счастью, бронетранспортер был действительно брошен. В нем все было исправно: пулемет, ходовая часть, мотор, но был пуст бак, горючее кончилось. В машине лежали гранаты, лыжи, термос с кофе и несколько бутылок шнапса. Мы пытались ее завести, зажигание работало нормально.
Открыли банки с рыбными консервами, выпили по бутылке шнапса, потеряли бдительность. Беспечность нам чуть не обошлась ценой собственной жизни. Погода стояла чудесная, сияло солнце, переливаясь, сверкал снег. Хорошая закуска, тепло «разнежили» нас, и мы ударились в воспоминания. Лейтенант рассказал о своей жизни, поведал, что успел жениться, а вот толком пожить с женой ему не пришлось.
Я ему рассказал о Тюмени, увлечении охотой: ружье мне купили, еще когда учился в пятом классе.
Вдруг к бронетранспортеру подъехала легковая машина с немецкими офицерами, судя по витым погонам, чины были крупные. Машина остановилась, мы растерялись, растерялись и немцы. Я схватил по глупости гранату вместо автомата, а мой напарник выхватил пистолет, так как его автомат лежал в стороне, а о пулемете мы даже не вспомнили.
Немцы поняли, кто мы, шофер дал газу, машина рванула с места в сторону хутора, который мы заняли еще утром. Я бросил немецкую гранату с длинной деревянной ручкой, она долго крутилась и, когда машина была уже далеко, взорвалась, не причинив фрицам никакого вреда. Мой напарник стрелял из пистолета по машине, но, насколько успешно, мы так и не узнали. Легковая машина промчалась мимо опрокинутого грузовика, где оставались наши разведчики. Нас поразило, что они не среагировали на выстрелы и разрыв гранаты. Потом они путано объясняли, что выстрелов не слышали. Но, видимо, дело обстояло так: когда мы ушли к бронетранспортеру, они расположились на солнечной стороне за опрокинутой машиной и уснули. Машина же, не сбавляя скорости, приближалась к нашему хутору. На окраине у домов стояла замаскированная противотанковая пушка и располагался пост наблюдения. Стоявшие в засаде солдаты видели мчавшуюся немецкую машину, но сигнала тревоги не подали и огня не открыли. Они приняли ее за свою, хотя должны были засомневаться, ведь машина двигалась из немецкого тыла.
Немцы на машине промчались через наш хутор и, свернув в сторону, спокойно уехали обратно в свое расположение.
Мы возвращались домой, как оплеванные, пропустить такую удачу… Немцы были бы в наших руках, если бы мы не оказались растяпами. Удача отвернулась от нас, и все из-за нашего разгильдяйства. О том, что произошло с нами, доложить в штаб не решились. Эту машину всегда вспоминаю, когда мыслями возвращаюсь к войне. Витые погоны и испуганные лица немецких офицеров до сих пор представляю отчетливо.
После «визита» фрицев и благополучного их возвращения возобновились налеты пикировщиков на хутор. Особо ожесточенно бомбили они подбитые бронетранспортеры, танки и грузовики, расставленные на окраине хутора. С высотки, неподалеку от брошенного бронетранспортера, хутор начал обстреливаться немецким танком. По нему ударили тяжелые минометы, и он вынужден был убраться восвояси.
После ужина я собрал свободных от нарядов разведчиков, провел разбор проведенных нами операций и на нашем примере показал, как легко упустить «удачу» и расстаться с жизнью из-за беспечности, из-за несоблюдения фронтовых законов. Солдатам приказал отдыхать, предупредив, что ночью пойдем в немецкий тыл.
Вместе с командиром роты отправились в штаб бригады к заместителю начальника штаба по разведке. Майор Погребной ввел нас в курс оперативной обстановки и поставил задачу. По агентурным данным и наблюдениям воздушных разведчиков, за Донцом в районе трех крупных населенных пунктов были сосредоточены значительные немецкие силы с большой численностью пехоты, танков и артиллерии. По всей вероятности, они собирались нанести нам удар в стыке нашей бригады и соседней дивизии. «Это вот здесь», — он показал на карте. «Теперь смотрите сюда, здесь тоже сосредоточились немцы, но их задача, как мы предполагаем, будет другая. Они постараются нанести отвлекающий удар для обеспечения прорыва на стыке наших соединений. Ваша задача: переправиться через Донец (он указал место), там вас будут ждать, если возникнут осложнения, прикроют огнем и постараются отвлечь фрицев на себя». Карандаш бежал по карте от высоты к высоте через овраги и балки, к перекресткам дорог, через лесные сколки. «Вот здесь на высоте, возможно, сохранился тригонометрический пункт. Это очень удобное место для наблюдения за противником. С вышки в радиусе 3–5 километров вам, как на ладони, будут видны интересующие нас населенные пункты. Старайтесь тщательно вести наблюдение, не привлекая внимания немцев и не ввязываясь в драку. Фрицы тоже знают об этом тригопункте, он обозначен на их картах, поэтому подойдите к опушке этого лесного сколка по оврагу и внимательно пронаблюдайте за вышкой. Если на ней никого не обнаружите, действуйте по обстановке, но на обратном пути постарайтесь прихватить „языка“».
Мы отправились в путь. В излучине Донца нас действительно встретила группа прикрытия, но в ней уже не было необходимости. В этом месте к Донцу ночью подошли соседняя бригада и пехотный полк, усиленный тремя батареями противотанковых пушек, сюда же подходил танковый батальон с десантом.
Одним словом, командир нашего корпуса решил упредить немцев, занять оборону на высоком берегу Донца, не дожидаясь результатов нашей разведки. Возможностей для получения оперативных данных о переднем крае немецкой обороны у него имелось достаточно. Действия нашей разведроты были только одним из звеньев огромного механизма танкового корпуса. В нем была отработана целая система по сбору разведданных.
