– Это хорошо… Но плохо для тебя! – усмехнувшись, задумчиво смотрит рабовладелец на своего необычного раба. – Лучше бы ты был духом ветра, как мне сегодня порой казалось. Тогда бы оставил мне на память вот это своё доброе дело и летел восвояси. А со свободомыслящим рабом что нам теперь делать? Не продать, чтобы ты не творил такие же чудеса для других рабовладельцев. Не засечь и не выбить вселившийся в тебя дух свободы, потому что без тебя всё это рухнет. Но и держать вольнодумца, с которым всё это взлетит на воздух, опасно.

– Но я не думаю и не делаю ничего плохого! – озадаченно размышляет юноша. – Только то, что подсказывает мне дух моей души.

– Ты раб, и место твоё здесь. Но ветреный дух тянет тебя ввысь. И вот на краю этой пропасти твоя рабская душа мечется: кем ей быть и как ей жить. Поэтому, – вместе с каплями воды стряхивая с себя добродетель, сурово глядит на него рабовладелец, – всё расставим по своим местам: раба в стойло, душу вот сюда! – сжимает он свой кулак. – А ветер? Пусть себе летает. И всё будет хорошо, а главное – на пользу. Мне! – смеётся хозяин. – И тебе тоже, – хлопает он юношу по плечу, – в радость! Только не свались от неё в пропасть своеволия.

Юноша, к радости рабов, освободившихся от трудоёмкого нагнетания мехами воздуха в кузнечный горн и печь обжига керамики, теперь занимается контролем и налаживанием работы ветряных мехов. Но выход за пределы производственного комплекса ему запрещён, и он, мастеря из высушенных растительных листьев, оперённых настоящими перьями, модели птиц, изучает их летательные свойства в аэродинамической трубе коридора. А затем выпускает их из выходного воздушного проёма, радостно наблюдая, как они взмывают в восходящих потоках выходящего из мехов воздуха.

Но ему не доводится видеть дальнейшей судьбы его рукотворных птиц, которые, воспаряя в потоках воздуха, вместе с ними срываются в пропасть. Однако часть птиц, подхваченная поднимающимися из пропасти струями воздуха, снова взлетает над плато. А здесь, где восходящие из пропасти ветра сталкиваются с дующими над плоскогорьем, птицы, бессильно кувыркаясь, падают вниз. Прямо во внутренний дворик усадьбы, под ноги удивлённо разглядывающей их девушки.

Она, проследовав взглядом за полётом птиц, видит, как они подлетают, падают в ущелье. А затем они взмывают оттуда и попадают к ней, но уже не живыми, а подобиями птиц, потрясающими её воображение тем, что их ни собрать из тлена, ни взять в руки невозможно. И девушка, отчаянно вскрикивая, перебегает по палисаднику вслед за падающими и разбивающимися птицами.

Этот шум привлекает внимание рабовладельца, проходящего мимо в сопровождении взволнованных обитателей.

– Это духи ущелья смерти! – кричат они.

– Отец, это духи птиц, падающих в ущелье! – трепетно показывает ему девушка бестелесные оболочки и крылья загадочных птиц.

– Это не птицы и не духи! А колдовство чьего-то духа! – возвещает он. – Пойдёмте к Птаху! Он общается с духами воздуха! – призывают окружающие. – Может, он что-нибудь знает? – направляются они к мастерским.

Пугливо вглядываясь в небо, оглядываясь на пропасть и обсуждая происходящее, толпа рабов и надсмотрщиков во главе с рабовладельцем вваливается в мастерскую, где юноша, регулируя заслонками тягу воздуха в воздуховодах, таинственно регулирует силу пламени и жара в горне.

– Птах! Из пропасти к нам прилетают и падают таинственные птицы! – обращаются пришедшие к нему. – Ты не знаешь? Ты должен знать, что это такое! – показывают они ему останки неведомых птиц.

Птах поражён происходящим не менее пришедших к нему. Но, не обращая внимания на них, он впирается взглядом и проходит к дочери хозяина. Она, наслышанная об одержимости рода и чудесных способностях юноши, исподволь разглядывает его. Когда он протягивает руку к выглядывающей из-под её рук птице, девушка вздрагивает. А птица выпархивает и кружится над ними, смотрящими друг на друга с оторопелостью, переходящей в очарованность.

– Ах!!! – вскрикивают все присутствующие, поражённые увиденным чудом.

– Он колдун, управляющий жизнью! – бросаются прочь надзиратели.

– Он повелитель духов! И вселит в нас дух свободы! – падают перед ним рабы на колени.

– Одни повелевают духами, другие поклоняются им. А я – владетель рабов, ваших душ и духов! – озираясь, приходит в себя рабовладелец. – Потому главное – чтобы рабы не оперялись, их души не окрылялись, а свободомыслие не вылуплялось! Для этого всех вас нужно держать на привязи и в клетках. Пошли, Эя! – Он берёт дочь за руку и, распихивая рабов, пытается поймать или выгнать прочь голубку. Но та, взлетев на шест под крышей, лишь воркуя, глядит на эту сутолоку.

Произошедшее событие ничего не изменило и не имело практического значения в жизни поселения, но оно стало знаменательным явлением того и тех сил, которые своим появлением изменили у жителей посёлка взгляды, надежды и тревоги, направленные не только в небесную высь и глубь пропасти, но и друг на друга и в себя.

На следующее утро рабовладелец, разыскивая дочь, входит в палисадник. Здесь его дочь задумчиво перебирает невесомые оперения и крылья вчерашних птиц.

– Это что за хандра? – подходит к ней отец. – Гони от себя этот дух вольнодумства! От него только ветер в голове, пропасть в душе и слёзы во взгляде в будущее! – сгребает он в сторону её рукоделие. – Тешься своими, а не небесными птицами! – подходит он к клетке, которая оказывается пустой. – Я же посылал за твоей голубкой! Не принесли?

– А она улетела… – грустно отвечает девушка. – Не сидится ей в моей клетке. Любовь и воля! Что дороже? – Её глаза наполняются слезами.

– Ещё наловим! Не печалься, – поглаживает он её по волосам.

– Это опять будет неволя для них и рабство для меня… – безутешно вздыхает дочь.

– Для этого и есть моя любовь и воля! – взрывается отец. – Чтобы ты не становилась рабыней чьей-то свободы. И Птах пусть правит духами ветров, а не людей! – сердито направляется он на выход.

А дочь продолжает отрешённо перебирать разбившиеся части птиц. Пока не собирает одну целиком и, оглядываясь, куда бы её пристроить, машинально не помещает её в клетку и закрывает дверцу, мечтательно любуясь птицей и собой.

– Ой! – вдруг спохватывается девушка. – Что же я делаю? – Эя срывает запоры и достаёт птицу. – Я рабыня своей любви! А он и они – невольники! – Выбегает она из усадьбы.

Прибежав в мастерскую, она, тревожно озираясь, не находит Птаха. Но вдруг слышит знакомое воркование и видит свою голубку, которая, выглянув из подвешенной наверху корзины, обрадованно слетает к гостье. Девушка страстно ласкает и ласкается со своей любимой подругой. Однако, как только она вышла из мастерской, голубка встревоженно забилась в её объятиях, а освободившись, улетает прочь. Эя огорчённо и даже сердито возвращается за ней в мастерскую. Но при взгляде в корзину, где голубка, оказывается, уже не одна, а в паре с голубем самодовольно обустраивает своё гнездо, ей становится понятно стремление птицы из её благоустроенной клетки к своему гнезду. Но почему под крышей этого, а не её дома? – опять взывает эгоизм девушки. – Ах, да! Мне самой здесь свободней и радостней, чем под крышей того дома… И где же тот, кто свил это гнездо? – признавшись сама себе в цели своего визита, продолжает она поиски Птаха.

Обходя помещения, на свой вопросительный взгляд девушка слышит:

– Ты ищешь свою птицу, которую он оживил, или душу? Они в безопасности, где он собирает волю ветра, чтобы вдохнуть в наши души и сделать их вольными, – сокровенно шепчут ей работающие рабы, показывая взглядами на заветную дверь. – Он колдует с духами ветров, чтобы унести наши души. Не ходи туда, а то и твоя душа станет ветреной! – предостерегают надзиратели, преграждая путь к двери, вибрирующей от перепадов давления и гула, царящего за ней.

Девушка во внезапно охватившей её нерешительности переминается. Но затем (по-хозяйски, как отмечают надзиратели) решительно открывает дверь.

Здесь, в потоках ветра и дыма, в сумерках коридора, наполненного страхами и неведомостью пути, ей панически хочется броситься обратно к двери. Но потоки ветра, увлекая за собой, не дают даже оглянуться назад, а мерцающие впереди блики света призывно манят к себе. И девушка безоглядно бросается к нему.