– Я же сказал: пасть к моим ногам или в пропасть!

И от своей участи ты, тварь, теперь не убежишь и не улетишь!

Раб, взмахами крыльев удерживаясь на краю обрыва, обречённо оглядывается на ущелье, но, с надеждой всмотревшись в лица собратьев, плюёт под ноги тирану:

– Природа дала мне волю к свободе! И пусть ещё не возросли силы, чтобы взлететь к ней, но я уже не раб, не тварь и ползать не буду!

– Будешь! Или лети. Ты свободен! – приставляет рабовладелец к его груди остриё клинка, глядя на который, раб, подбирая крылья, медленно приседает.

Рабовладелец, считая его поверженным, победоносно поднимает меч. Однако раб, собрав всю свою волю и силы, расправляет крылья, подпрыгивает и с победным взглядом ногой выбивает оружие из его руки. Сам же с криком: «Теперь я свободен! А ты безоружен против меня!» срывается в пропасть под стенания рабов, назидательный хохот надзирателей и нестерпимый крик его сынишки, бросившегося на спасение отца.

– Вот и освободились! Мы от него, а он от нас, – резюмирует рабовладелец. – Душа его отлетела в небеса, нечисть – в пропасть! А вы чего стоите?! – негодующе оглядывает он толпу рабов. – Все за работу!

Эта трагедия стремления отца к свободе и передавшиеся от него воля и устремлённость к ней навсегда запали в душу его ребёнка, метавшегося и летавшего в своих снах. А когда он подрос, то начал, бегая и размахивая руками, как птицы, тренироваться летать. Мать запрещала, соплеменники сочувствовали ей и ему. Но посмеивались над мальчиком и даже считали, что он свихнулся после гибели родителя. А он твердил: «Отец собрал и передал мне всю свою волю. Теперь я должен набраться сил, чтобы летать и быть свободным!»

И тогда рабовладелец определяет его на изнуряющую, особенно в условиях их жаркого климата, работу по качанию мехов для нагнетания воздуха в кузнечный горн и печь обжига керамической мастерской. Здесь юноша, обрадовавшись, что работа с мехами напоминает движения крыльев птиц, и тренирует мышцы, дни напролёт взмахами рук качает меха. А по ночам он конструирует и изготавливает из подсобных материалов крылья, с которыми, пытаясь взлететь и кувыркаясь в порывах ветра, бегает по пустырю. Или ломает их и собственные рёбра, прыгая с крыши. Окружающие поражаются настойчивости юноши и передавшейся ему от отца одержимости свободой. Но всё больше смеются и подтрунивают над его чудачествами.

С течением времени вместе с матерью уже и беременная жена сердито бранит и уговаривает его, ради неё и их будущих детей, прекратить издеваться над собой и быть посмешищем.

– Ты помешанный и сумасшедший! – кричит она ему.

– Я окрылённый и одержимый! – самоотверженно твердит он.

И только рабовладелец удовлетворительно похлопывает его по плечам во время тренировок с качанием мехов:

– Не ленись и трудись. Это послужит избавлению тебя от других мыслей и уроком другим, в безумстве освобождения от рабства. А главное – увеличению моих доходов!

Проходят годы. И уже его подрастающий сынишка помогает отцу ставить примочки и ремонтировать крылья после очередных неудачных экспериментов. А тот со злобной растерянностью ощупывает свои развитые, мощные мышцы и огромные крылья, причитая:

– Ну почему! Почему они не летят?

– Почему же? Птицы летают, – отвечает ребёнок.

– А я человек! Но чтобы быть свободным как птица, хочу, как они, летать!

– Для этого, наверное, нужно быть или стать птицей… – делает сынишка вывод из своих размышлений.

Таким образом, всё последующее время отец, накачивая мышцы, остервенело качает меха, а подрастающий юноша, подбираясь к птицам и спугивая их, наблюдает, как они взлетают. По ночам сын, препарируя тушки птиц, изучает строение мышц, сухожилий и устройство их тела, измеряя, делая пометки и рисунки на глиняных дощечках. А отец раз за разом конструирует, ломает и ремонтирует самодельные крылья. Сын вынужден прерывать свои занятия, чтобы после неудачных прыжков с крыши помогать ему подняться с земли и затаскивать израненного отца в жилище.

Однажды уже состарившийся отец начал задыхаться и, потеряв сознание, упал во время работы с мехами. Его приносят в хижину и кладут на лежанку. Но он, очнувшись ночью, упорно силясь, встаёт, надевает крылья и направляется к лестнице, ведущей на крышу. Но, едва держась на ногах и поднявшись лишь на несколько ступенек, взмахивает крыльями и со стоном падает вниз.

Не тревожа и не снимая с него крыльев, жена с детьми переносят его на лежанку, где подраненной птицей, мечась и летая в бреду, он пролежал до утра.

С восходом солнца, распределяя рабов на работы, к хижине со свитой надзирателей подходит рабовладелец. И застаёт раба, пытающегося встать с лежанки, но, словно птица с перебитыми крыльями, путавшегося в них. Завидев рабовладельца, он, оттолкнув домочадцев, старается горделиво приосаниться. Но являет собой зрелище беспомощной растрёпанной птицы с бессильно повисшими крыльями и безутешным взглядом загнанного в угол раба, сокрушённого годами и несчастьями вожделения свободы.

– Допрыгался?! – окидывает его взглядом хозяин. – Если раньше ты был смешон, то теперь – жалок! Бессмысленность твоей жизни делает её и тебя бесполезными. И теперь, когда ты непригоден для качания мехов, будешь, как и хотел, пугалом, распугивающим птиц в огороде!

Слёзы выступают на глазах свободолюбивого раба. Надзиратели, недоумённо пытаясь разгадать, не шутит ли хозяин, смеются: «А вдруг улетит?»

Но хозяин, осмотрев мастерски изготовленное чучело птицы и глиняные таблички, выходит прочь, поманив за собой не смеющего противиться сына раба. А надзиратели хватают человека-птицу под крылья и тащат его к новому месту работы.

Рабовладелец с юношей обходят владения.

– Ты, Птах, говорят, понял, что вместо того чтобы летать, лучше научиться считать и записывать счёт? – спрашивает его хозяин.

– Я понял и, учась считать, учусь учитывать то, что есть. Чтобы исходя из этого рассчитывать то, что будет или может быть, – отвечает он, сосредоточившись на своих мыслях и не замечая крайнего удивления хозяина.

– Куда это тебя понесло? Спустись на землю! – поворачивает он юношу к себе.

– Ах да, я здесь! – встрепенувшись, возвращается тот к земным мыслям. – Вот, к примеру, наблюдая за работой отца, я высчитал, что меха захватывают воздух и через узкую щель дуют его в горн. Но то же самое делает и ветер, создавая сквозняк. Нужно только создать ему пути и условия, чтобы он направлял свои силы на полезное дело. Тогда бы не нужны были и рабы. – Он смотрит на хозяина.

– Ну что ж, правильно! Лучше стоять на земле и своими помыслами служить мне, чем витать в облаках и ломать шею, – удовлетворённо похлопывает его рабовладелец. – Только чтобы ветер не гулял в голове и не кружил её, а шея была целее, нужно держать их в узде и ярме.

– Ярмо, сковывая силы природы и волю человека, делает их рабскими! – по-мальчишески искренне противоречит тот.

– Для того чтобы они не своевольничали и выполняли волю своего владыки, – оторопев от наивной прямолинейности, пытается пояснить хозяин.

– Но я подсчитал, что пользы от этого не будет, потому как лишённый воли ветер перестаёт быть ветром, а человек – человеком, и становятся пустыми мехами, с прикованными к ним безвольными рабами.

– Которые беспрекословно служат моей воле и обогащению! – уточняет рабовладелец.

– На качание и битие которых ваших сил уходит гораздо больше, чем если бы вы создали условия для их свободной жизни на общую пользу. Ведь стихия ветра и человека рождены для свободы, и они всегда будут стремиться к ней, разрушая вашу власть и оковы, – своевольно и поражая собеседника, взлетает мысль юноши.

– Увы, даже если вас освободить, то вы всё равно станете рабами! – отмахивается от его свободомыслия рабовладелец.

– Почему? – не видит он причин этого.

– Потому, что для вас вовсе не значит стать свободным, оказавшись на свободе, где вас – бессильных, безоружных – тут же настигнет и наденет ярмо другой рабовладелец! – уже сердито ставит на место своего раба рабовладелец.