Я улыбнулась, положив ладонь на твою руку. В твоих глазах в последний раз мелькнуло что-то, пытавшееся воспротивиться надвигающемуся сну, но голова медленно опустилась на подушку, кисть руки обмякла и легла на простыню. Ты опять уснул.

Иногда мне хотелось последовать за тобой, чтобы узнать, что происходит там, за границей пустоты твоего мира. Но, почему-то, я никогда не могла позволить себе этого сделать. Словно запертая в картонной коробке, я раз за разом проводила ночи на подоконнике, смотря на твой мирный сон, и раз за разом бессильно опускались на колени кисти рук в попытке побороть свое необузданное любопытство.

Я настолько привыкла к тебе, что уже и не могла помыслить о том, что проведу очередную ночь где-то в другом месте. Не то чтобы я преследовала тебя. Нет, вовсе нет. Просто мне более ничего не было интересно, именно поэтому я оставалась. Еще на ночь. И еще. И еще. Ты притягивал меня слово магнит, и мне не хотелось этому сопротивляться.

Даже если ты был не один.

Иногда ты приводил женщин, красивых женщин, умных женщин. Они смотрели на тебя то деловито, будто ты был их жертвой, то с надеждой, будто бы были влюблены в тебя, то с ненавистью, будто бы знали, что не получат тебя никогда. Но каждый раз, когда ты засыпал, они тянули к тебе свои тонкие руки, желая получить хоть каплю заботы и тепла, каких были лишены. Бывало, совершенно неосознанно, ты обнимал их за худые плечи, и они благодарно прижимались ближе.

В такие ночи я сидела на кухне, обхватив руками колени, и думала, все думала ни о чем, смотря в никуда. Почему-то именно в такие моменты я еще сильнее ощущала то, что я чужая в этом мире. Зачем я еще здесь?.. Почему бесцельно брожу по твоей квартире, не имея возможности уйти?..

На эти вопросы у меня не было ответа. Впрочем, может, у тебя были?..

Кто знает. Я все равно не могла спросить. А если бы я могла… Что бы ты ответил мне?

Ночи тянулись бесконечной чередой закатов. Лишь спустя время я начала понимать, что, почему-то, стала просыпаться чуть позже, чем обычно. Хотя, откровенно говоря, я не придавала этому особого значения. Ведь я все так же имела возможность быть с тобой, как бы изощренно это ни звучало. Постепенно я все лучше изучала привычки, повадки, свойственные твоей животной натуре. Это было похоже на то, если бы я изучала поведение прекрасного и редкого зверя, сородичи которого давно вымерли, а он остался жив, словно памятник минувшим временам. Редкий хищник, все еще скалящий клыки лишь потому, что по-другому просто не умеет. Ты был безмерно одинок в созданном тобой мирке, однако этот мирок был твой, и, пожалуй, это все искупало.

Один раз я уронила чашку, нечаянно задела. Честно говоря, я и сама не знаю, как это вышло. Обычно пальцы лишь свободно проскальзывали через нее, однако в этот раз все было по-другому. За упругим толчком в ладонь послышался звон разбивающейся керамики. Черный кофе неровным пятном расползался по линолеуму, подбирая под себя квадратные сантиметры кухни. Медленно твоя рука нашарила кухонное полотенце, ты присел на корточки, кинув его на пол, задумчиво подушечками пальцев дотронулся до еще теплого кофе, поднял взгляд на… Меня?

Ты смотрел прямо, открыто, пепельные пряди небрежно падали на глаза, но не скрывали внимательного взора. Кажется, внутри меня творилось нечто странное, будто что-то оборвалось и ухнуло вниз. Я не понимала, что происходит, но ощущение было настолько ново, что не было возможности даже шевельнуться.

Тихий вздох, ты поднялся, качая головой, чуть потирая веки, точно отгоняя наваждение, сел обратно, запрокинув голову и смотря в потолок. Нет, ты не видел меня, ты бы не смог. Но я никак не могла понять, плохо это или хорошо. Интересно, почему?

Когда размышления о чем-то, что мне вряд ли суждено понять, охватывали тебя, ты забывал о течении времени. Иногда я просыпалась и, не обнаружив тебя в спальне, по тонкому запаху табака понимала, в каком ты настроении. Обычно ты сидел на кухне, смотря куда-то за горизонт, большая кружка с остывшим чаем покоилась в ладонях, глотал его совершенно машинально, даже не понимая, что напиток холодный. Полуистлевшая сигарета небрежно пристраивалась к пепельнице, ее серый пепел вот-вот норовил сорваться вниз, однако с отчаянным упорством продолжал цепляться за хрупкую форму, как за последний признак жизни. Ты редко курил. И если курил, то всегда один и всегда в таком настроении, длинным вечером, перетекавшим в ночь.

Стальной взгляд не теплел, нет. Но пронзительно-серебряный лед глаз словно смягчался, окутываемый лохмотьями туманных воспоминаний. Что было в них? Не знаю. Однажды я слышала, как, крепко сжав кулаки, ты бросил в пустоту: “Прости”. Перед кем ты извинялся и за что?

Наверное, это типично для людей - винить себя в чем-то. Глупые. Они ведь и не осознают, что никто и никогда не бывает полностью виноватым. Как никто и никогда не бывает полностью невиновным. Глупые. Так почему я так привязалась к одному из них?

Знаешь, бывало, я пыталась понять, кто я. Но я не могла видеть своего отражения в зеркале. Даже мои руки… Я чувствовала их, ощущала, но не видела.

Я – то, что есть, и чего нет. Пустота, появившаяся из неизбежности, скрывающейся за безысходностью. Возможно, я – всего лишь то, что было создано твоим воображением в попытке увидеть себя со стороны. А, может, я – всего лишь то, что было создано моим воображением в попытке увидеть тебя. Одну вещь я знала точно: что-то меня держит рядом с тобой. А, значит, ты причина моего существования.

========== 2. Знакомство с призраком ==========

Ты знаешь, что снежинки очень красивы? Они обладают удивительно правильной четкой формой, заключающейся в бесконечном переплетении кружев и хрустальных нитей. Когда я смотрю, как они кружат за окном, мне думается, что под их покровом можно забыть о любых невзгодах. Теплые объятия примут с радостью, убаюкают, разрешат остаться с ними, под ними. Ты не заметишь, как уснешь, даже не будет холодно. Только красота и спокойствие. Возможно, именно этого ты и хотел бы.

Зимой ты работал меньше, поэтому мог чаще бывать дома, а, следовательно, больше ночей проводить со мной. Твой график окончательно сбился, ты не спал ночами, и мои руки обнимали тебя, когда ты в очередной раз бессмысленно стоял у окна. Я хотела заговорить с тобой, но не знала, как осуществить это. Может, то было и к лучшему, что пальцы более не могли сдвинуть кружку, а лицо примерещиться во сне. По крайней мере, мое бездействие не могло испугать тебя больше, чем мои действия. Так, вполне вероятно, что лучше оставить все как есть. Но мне было неспокойно. Далекий и невидимый маятник пришел в движение, с каждым днем это понималось все отчетливее. Я не могла объяснить, что это значит, и тем более не могла рассказать, как это работает. Но я знала, что время уходит, терять же его больше нельзя. И тогда я решилась.

Я оставила тебе послание на зеркале в ванной. От меня всегда веет холодом, я прочертила, как могла, надпись, ты бы увидел ее, как только помещение наполнилось бы горячим воздухом. Оставалось лишь дождаться этого момента. Впрочем, он не заставил себя ждать.

Твои волосы сыпались на пол. Твои прекрасные пепельные волосы срезанными перьями опадали вниз, веером рассыпаясь на кафельной плитке. Ты резал их грубо, с силой, четко, но аккуратно, сжимая в ладони ручки ножниц, ровняя, не отрывая спокойно-непроницаемого взгляда темных глаз от зеркала. Горячий туман давно рассеялся, однако слабые черты еще были различимы. И там, где они были наиболее заметны, отражение казалось яснее и ярче, чем было на самом деле. “Посмотри на меня”.

И ты смотрел. И бессмысленно срезал слишком отросшую челку. И не давал рукам дрожать. И смотрел.

А я смотрела на тебя, обнимая невидимыми руками за талию и пряча лицо в, наверное, теплом свитере. Наверное.