Сталь зазвенела как песня, воздух раскрасили искры — лезвие проскользило по черным когтям. Муза приняла удар сдержанно. Она отмеряла силу так, чтобы не покалечить, и это раздражало. Зай сцепил зубы, когда механический хвост протащил его назад. Голень задела с грохотом рухнувший стол. Удивительно, но боли не было. Алькалиновая таблетка еще не выветрилась, она давала возможность сражаться с сомброй на равных.

— Как ты выжила?

Крыло чернильным росчерком пронеслось над макушкой скорее с целью припугнуть, чем ранить. Зай пригнулся, атаковав с разворота. Меч пролетел вдоль лопаток там, где секундой раньше находилась Муза. Но теперь от движения только всколыхнулся осенним листом красный зонт, прибитый куском стекла.

— «Не считай меня живой, — говорит она, — я умерла в тот день».

Со второго этажа упал кукла. Из его груди вывалились провода и шестеренки, по паркету растеклось масло. Наверху орудовало две сомбры, и вряд ли Восьмой был готов сражаться против них, пусть даже и с Айшей. Он и с одной смог бы справиться с трудом…

Хвост со свистом обвил ногу и поднял в воздух. Зай полоснул по нему, обрубив отросток. Брызнула черная кровь. Муза издала короткий вскрик, выгнувшись и раскрыв рот с острыми зубами. Она потеряла последнее сходство с человеком. Сейчас в ней угадывалось только дикое животное, целиком покрытое доспехом.

Зай перекатился через голову, отбросив попавший под ступню мундштук. Муза раскинула руки — и они вновь обросли крыльями, соединив спину и запястья. Из вязкой жижи на свет прорвались механические части, скрутившись гайками. Она взмахнула — ветер ударил в лицо. Зай спрятал веки за ладонью от грязи и пыли. Краем глаза он увидел, как на втором этаже Айша кружит с сомброй, напоминавшей огромную ящерицу. Сомбра выплевывала длинный язык и перебирала короткими лапами, догоняя. Айша уклонялась. Из нее мог бы выйти неплохой охотник, но, по счастью, с ней этого не случилось. Путь охотника никто не выбирал.

— Что он сделал с тобой?

Муза выпрямилась. Обрубленный хвост свернулся спиралью по ноге. Теперь Зай не сомневался: Тутти специально оставил Райви в живых. Но разве это можно было назвать жизнью?

К горлу подкатил комок. Под топот и крик бегущих Зай ринулся в атаку. Сомбра предупредительно подняла руку и отбросила лезвие вправо, дав Заю проскочить мимо. Она его недооценивала. Когда-то давно Райви вела себя также во время их тренировок.

— Отвечай!

Новый взмах пришелся по крылу. Муза замешкалась, и располосованное крыло безжизненно обвисло. Провода заискрились оголенными нервами. Они надрывали механизмы и тесно переплетались с живой тканью, мясом, заменяя вены. Муза неторопливо повернула голову, качнулись золотые трубки.

— «Он забрал мою душу», — сказала она.

— Что?

Со второго этажа с воем свалилась сомбра. Куски стекла пронзили ее, штырь прошил грудь. Сомбра с всхлипом ухватилась за него в попытке подтянуться. Восьмой остановился на остатках балкона, лезвие алебарды заляпалось в черном. Глаза напарника безумно горели, на щеках проступили красные пятна. Он глубоко и беспокойно дышал, смотря вниз.

— «Мою душу, мои глаза, он забрал все в тот день. Меня не существует», — говорит она. Ее теперь нет, есть мы. Мы и есть она. Мы сомбра.

— Да о чем ты?!

Зай сжал рукоять до побелевших костяшек. С крыла Музы сорвались две иглы, пришлось увиливать. Зай нырнул к полу, проехав по паркету, и ударил под колено сомбры. Ее левая нога оторвалась. Муза пошатнулась, взмахнув руками будто сломанная кукла. Чтобы не упасть, она удержалась за край стола.

— «Мир не таков, каким ты привык его видеть. Тутти хотел перемен. И поэтому он забрал все… Он хотел стать полноценным», — так говорит она. Мы были разные, но стали вместе. Он соединил нас и соединил себя.

Провода мокрыми слизняками вывалились из раны. Они объяли отделенную конечность и подволокли обратно, припаяв ее. Сверху наросли свинцовые чешуйки. Сомбры не умели регенерировать так быстро. Зай застыл, вглядываясь в Музу. Отовсюду доносились крики, рушился потолок, гремели выстрелы — прибыло подкрепление. А ему было все равно. Он видел только ее. Муза подошла совсем без страха, коснулась блестящими металлом пальцами. Зай безвольно сжал ее запястье. Меч упал под ноги. Сердце пропустило пару ударов, брови вымученно изогнулись. Зай словно разом постарел на десяток лет, совсем как в ту ночь.

— «Твои волосы окрасились пеплом, когда я умерла? Я никогда не желала тебе такой жизни. Ты так несчастен», — сказала она.

— Райви…

Время остановилось. Из-под маски смотрели незнакомые алые глаза, но улыбка — улыбка была ее. Муза подняла ладонь Зая и приложила к своей щеке. Керамика оказалась теплой как настоящая кожа. Разбитые дрожью фаланги подцепили ее край. Муза не стала препятствовать, когда маска слетела вниз, открыв лицо. Совсем не изменилась. В освещенном зале, стоя посреди хаоса, обломков и непрекращающихся боев, они просто смотрели друг на друга.

— «Не плачь, мой милый зайчик», — говорит она.

— Ненавижу, когда ты меня так называешь.

Ложь. Он бы все отдал, лишь бы услышать это имя от нее еще раз. Имя, которое дала она. Это все было неправильно, жутко и нетерпимо. И все же он не мог отбросить ее руку и заставить себя не плакать. Слезы стекали к подбородку, мешаясь с грязью и кровью.

— Зачем ты убила Викторию?

— Ты привязался. Мы сделали одолжение.

Зай лающе рассмеялся и закрыл ладонью глаза. Звуки вернулись. Люди и куклы, сомбры ожили, вступив в яростный бой между собой. Завертелся вихрь алых зонтов, вскинутый очередным падением стекла. Зай хрипло выдохнул. Губы исказила тень усмешки, сотканной из невысказанной боли.

— Ты не она.

Где-то далеко закричала Айша. Зай хотел повернуться, но Муза удержала его за подбородок.

— Нет. Мы лучше. Мы поможем тебе.

Она приникла ко рту нежным поцелуем с трупным запахом. Крыло распахнулось вместе с поднятой рукой, ощерилось лезвиями и опустилось так медленно, словно мир заледенел, а оно было единственным, что осталось в нем подвижным. Резкая боль отозвалась в предплечье невыносимым взрывом нервов. Таким, от которого можно остолбенеть, не поняв, что произошло.

— Теперь ты свободен. Ты можешь пойти с нами.

Стало удивительно легко. Зай опустил взгляд: левая кисть с часами Аркуса валялась на полу, растопырив пальцы. Чуть ниже локтя сиял алым обрубок. Черная слизь понемногу глушила его насыщенный цвет.

В глазах помутнело. Новая волна боли подкатила с опозданием и поднялась к горлу тошнотой. Зай покачнулся. Муза ласково поймала его в объятия как мать, баюкающая неугомонного сына.

— Мы покажем тебе настоящий мир, она заберет тебя. Лето поможет.

Слова озарили молнией. Зай осознал, что потерял руку и связь с Аркусом, значит, стал бесполезен. Что сейчас его обнимает сомбра и что Восьмой все еще сражается. Что хаос кругом не кончается, а тело ослабло и меча нет. Идеальная ловушка.

— Нет… Не хочу. Так не должно быть.

С дирижабля упали толстые тросы. Муза ухватилась за один, и их потащило вверх. Лето забрал Лили. Зай ошалело мотнул головой, пытаясь прийти в себя — обрубок зарос черной коркой, обуглив мясо. Боль отступила, на плечи навалилась усталость.

— «Моей души больше нет», — сказала она. Но теперь есть наша.

На втором этаже запыхавшийся Восьмой сражался с сомброй, прыгающей за ним по столам. Он крутил алебардой, вынуждая тварь отступить, но с каждым разом она подбиралась ближе. Стоя на краю обвала, Восьмой увидел Музу. Он замешкал, и сомбра воспользовалась шансом, ринувшись на него со спины.

— Пригнись!

При крике легкие обожгло жаром. Зай вытянул правую руку в попытке спасти напарника. Пальцы просеяли воздух, не дотянувшись до спиральных отростков. Отростки заключили Восьмого в тюрьму пастью мухоловки. По их краям прорезались иглы, сомкнувшись механическим гребнем. Единственное, что мешало им захлопнуться, так это алебарда. Она удерживала стенки металлических челюстей поперек. Восьмой, задыхаясь, провернул лезвие, чтобы разрезать пополам темницу, но колючий язык перехватил движение, сплюнув наконечник наружу.