Один из них, молодой человек по имени Броунригг, попал в еще большую беду. Мы с ним и еще одной нашей спутницей любовались второй пирамидой, как вдруг он объявил, что намерен взобраться по пирамиде до гранитной облицовки, которая еще покрывала футов сто до вершины.

Броунригг был блестящим спортсменом и не страдал головокружениями, а потому мы его не удерживали. Он полез вверх, а мы следили за ним, пока он не достиг облицовки. До этого так высоко поднимались всего восемь или девять белых людей — разумеется с помощью проводников. К нашему удивлению, Броунригг вдруг снял башмаки. А потом полез вверх по полированному граниту облицовки. Он полз от трещины к трещине и благополучно достиг вершины, где в честь своего восхождения исполнил нечто вроде военной пляски. Отдохнув, он начал спускаться.

С того места, где я стоял, — а оно находилось на несколько сот футов ниже вершины пирамиды — мне было видно, что он сначала спускался, как и следовало, лицом вперед, но потом почему-то повернулся к нам спиной, лицом к наклонной грани пирамиды. Тут я испугался. Вскоре я увидел, что, спустившись всего на тридцать-сорок футов, он стал нащупывать ногой в носке какую-нибудь щель. Но ему это никак не удавалось, и он подтянул ногу обратно — дотянуться до трещины он мог бы, только опустившись еще ниже. Он делал эти попытки еще дважды или трижды, а затем застыл на облицовке, раскинув руки, словно распятый.

Я в ужасе глядел на него: кроме нас троих, кругом никого не было. Но вдруг мимо меня промчался араб в белом одеянии. Это был шейх пирамид[68]. Не произнеся ни слова, он полез наверх с бешеной энергией напуганной кошки. Преодолев нижнюю, более легкую для подъема часть пирамиды, он достиг облицовки, которая также не представляла для него трудности, поскольку он знал наизусть, куда ставить пальцы ног, а головокружения боялся не больше, чем орел или горный козел. Вскоре он оказался прямо под Броунриггом и что-то сказал ему. Вслед за этим до нас донесся с высоты слабый голос.

— Если ты дотронешься до меня, я тебя сброшу вниз, — проговорил голос.

Да, распятый на этой страшной высоте, Броунригг в истинно британской манере грозился сбросить вниз своего спасителя.

Я зажмурился, а когда снова открыл глаза, то увидел, что шейх уже поставил стопу Броунригга в трещину, находившуюся чуть ниже. Я так и не узнал, как это ему удалось. Благодаря великодушию шейха головокружительный спуск закончился успешно. Через несколько минут очень бледный, дрожащий Броунригг, тяжело дыша, стоял на песке возле нас, араб же, обливаясь потом, прыгал вокруг и поносил его и нас на родном языке, пока мы его не утихомирили крупным бакшишем. Броунригг, который никогда еще не был так близок к смерти, рассказал мне потом, что произошло. Обычно он не боялся высоты, но, спускаясь лицом вперед, видел перед собой только триста футов пустого пространства, потому что толстая облицовка скрывала от него нижнюю грань части пирамиды. Он повернулся, однако почувствовал себя совершенно беспомощным — он не мог ни нащупать ногой точку опоры, ни подняться наверх. Если бы бдительный араб не заметил вовремя, что происходит, Броунригг через несколько минут сорвался бы и разбился бы вдребезги у наших ног. Когда я вспоминаю эту сцену, мороз продирает меня по коже.

Из Египта я отплыл, направляясь к Кипру, на старой посудине, где под моей койкой семейство крыс устроило себе гнездо. То была моя первая встреча с этим восхитительным романтическим островом, по которому волна за волной прокатились все цивилизации, пока наконец не явился турок, ну а у него, как говорится, «трава не растет под ногами». А уж за турком милосердием Божьим был ниспослан туда британец.

Из резиденции губернатора в Никосии я совершил несколько вылазок в глубь острова в обществе миссис Колдуэлл, сестры сэра Генри Булвера, и ее дочерей. Мы побывали в Фамагусте, чудесном, обнесенном стенами средневековом городе, который построили и укрепили венецианцы. Турки взяли его после ужасающей осады. Подробное ее описание читатель найдет в моей книге «Зимнее паломничество», написанной много лет спустя, после вторичного посещения Кипра.

Как ни удивительно, в 1887 году здесь еще были видны следы осады, хотя с тех пор прошло более трех веков. Повсюду, например, валялись ядра, выпущенные турецкой артиллерией. Я пишу эти строки, а в левой руке держу одно из них. На нем как бы оспины — не то следы времени, не то результат литейного брака.

Я рассчитывал, что после многих лет тяжкого труда смогу по-настоящему отдохнуть на этом прекрасном острове Венеры. Но отдых, к сожалению, не для меня, так уж всегда получается. Я начал работать в девятнадцать лет, не считая времени, истраченного ранее на учение, и сейчас, в пятьдесят шесть, продолжаю трудиться. Я твердо и, мне кажется, с достаточным основанием надеюсь на то, что не отойду от общественных и личных дел, пока хватит здоровья и разума или пока не умру. Уповаю, что это случится раньше, чем я лишусь здоровья и рассудка.

Полагаю, что некоторым студентам, изучающим историю Южной Африки, доставило бы удовольствие прочитать о событиях, связанных с бурским восстанием 1881 года, его причинах и следствиях. Поэтому на последующих страницах данного издания вы найдете репринтные части книги, которая была написана мной еще в 1882 году. Мне могут возразить, что данный материал уже устарел, но я бы взял на себя смелость заявить, что как раз по этой причине он представляет определенную историческую ценность. История, о которой пойдет речь в данной книге, была написана активным участником тех волнующих и печальных событий, развитие которых заставило автора вернуться на родину в Англию и сразу же по прибытии взяться за перо. От первоначальной горстки людей, имеющих отношение к аннексии Трансвааля сэром Т. Шепстоном в 1877 году, к числу которых принадлежал и автор, в настоящее время мало кто остался в живых. Когда уйдут и они, любое дальнейшее изучение фактов, связанных с событиями, непосредственными свидетелями которых они являлись, станет невозможным; хотя оно невозможно уже сейчас, так как спустя двадцать лет человеческая память вряд ли способна сохранить все детали сложных перипетий политической борьбы, даже если сделать попытку в этом направлении. Именно по причине последствий печальных событий, обрушившихся на нас, о чем пойдет речь на этих страницах, я осмеливаюсь вновь придать их гласности с тем, чтобы все, кого это заинтересует, смогли прочесть и найти в событиях 1881 года истинные причины войны 1899 года.

Выше вы прочитали: «о чем пойдет речь на этих страницах». Вот перед вами пара выдержек, взятых мной практически наугад, которые подтверждают истинность этих слов: «Мне кажется, что это вопрос, достойный внимания тех, от кого в настоящий момент зависит судьба империи. Они зашли слишком далеко, и в этой связи было бы разумным продвинуться чуть дальше и отдать предпочтение плану полного вывода всех войск с территории Южной Африки, оставив за собой лишь Столовую бухту[69]. Если они этого не сделают, то вполне возможно, что в один прекрасный день они могут быть поставлены перед фактом нового восстания в Трансваале, только в этот раз в десятки раз более крупного по своим масштабам, и тогда им с трудом удастся удержать даже Столовую бухту».

Еще одна выдержка: «Что касается этой страны, то в настоящий момент занавес упал на южноафриканской сцене; когда он поднимется вновь, есть полное основание опасаться, что за ним зритель увидит полный беспорядок, который, если не предпринять в будущем разумных и последовательных действий, может перерасти в состояние хаоса».

Еще одна цитата. Как-то раз во время обсуждения многочисленных проблем Южной Африки я высказал такую мысль: «В отношениях с ними нужно вести себя более разумно и взвешенно, чем это было принято до сих пор, в противном случае британскому налогоплательщику еще не раз придется услышать об этой стране и ее войнах».