Моя старшая сестра Элла (миссис Медиссон Грин) сказала мне всего месяц или два назад, что в те времена у меня был весьма самодовольный вид. Возможно, это так, ибо я долго жил в тепличной обстановке и родные меня избаловали.
Дней пять пароход шел вдоль прекрасных зеленых берегов Юго-Восточной Африки, о которые непрестанно разбиваются высокие волны. Наконец мы достигли Порт-Наталя[22]. Дно гавани Дурбана еще не было углублено настолько, чтобы порт мог принимать океанские пароходы, и мы, помнится, с трудом пристали к берегу.
После недолгого пребывания в Дурбане мы направились в Марицбург — резиденцию губернатора. Ехали мы в экипаже, запряженном лошадьми, потому что в Натале, за исключением короткой линии на побережье, не было железных дорог. Марицбург был прелестным городком чисто голландского типа. Вдоль широких улиц, окаймленных канавами с проточной водой, росли камедные деревья.
За год, проведенный в Натале, со мной не произошло ничего достопримечательного.
Местная природа произвела на меня огромное впечатление. Пожалуй, нигде в мире, за исключением разве некоторых районов Мексики, я не видел таких прекрасных пейзажей. Великая равнина, постепенно повышающаяся и переходящая наконец в горы Кхахламба, или Драконовы горы; искрящиеся бешеные потоки; бурные грозы; степные пожары, огненными змеями извивающиеся ночами по велду[23], великолепное небо, то чисто-голубое, то расцвеченное неповторимыми красками заката, то сверкающее мириадами звезд, воздух равнин, вдыхать который что пить вино; удивительные цветы в заросших кустарником клуфс[24] или на черной почве велда весной — все это я буду помнить до конца жизни, даже если проживу тысячу лет.
Там жили зулусские кафры с бронзовой кожей, вся одежда которых состояла из умутши. Эти люди с благородной осанкой жили в краалях[25] в хижинах, напоминающих пчелиные улья. Их скот пасся в степи под присмотром подростков. С самого начала я проникся симпатией к зулусам и вскоре стал изучать этот народ и его историю.
Вот отрывок из моего письма, посланного матери из резиденции правителя Наталя 15 сентября 1875 года:
«Дорогая матушка!.. Вы, вероятно, получили уже мои письма из Дурбана и Кейптауна. Мы покинули Дурбан в десять часов утра 1 сентября и за пять с половиной часов проехали пятьдесят четыре мили по очень холмистой местности. Упряжка из четырех лошадей все время неслась галопом… Виды временами были необыкновенно красивы, но мы не могли любоваться ими из-за душившей нас пыли. Ее клубы скрывали даже дорогу, по которой мы неслись. Почетный эскорт, скакавший рядом, отнюдь не облегчал положения…»
Следующее сохранившееся письмо датировано 14 февраля 1876 года. В нем я рассказываю об охоте на антилопу — и, наверно, это описание стоит привести.
«Начну с того, что у меня все в порядке. С тех пор, как я приобрел лошадь, печень меня совершенно не беспокоит. На тех, кто ведет активный образ жизни, здешний климат влияет ничуть не хуже английского, но физические упражнения здесь совершенно необходимы. Недавно я целый день охотился за антилопами на ферме, милях в двенадцати от моего дома. Это участок плодородной земли площадью около двенадцати тысяч акров[26]. Владелец его — прекрасный парень, один из немногих, кто заботится о сохранении поголовья антилоп.
Охотятся за ними так. Трое или четверо всадников с ружьями, на хороших лошадях выезжают в степь, соблюдая дистанцию около пятидесяти ярдов[27]. Как только покажется антилопа ориби, следует придержать поводья и стрелять, не слезая с лошади, а это с непривычки трудно. Иногда антилопу удается загнать, что я и пытался сделать, но для этого нужен хороший скакун. Я немного отстал от остальных охотников и пустил лошадь в галоп, чтобы нагнать их, но она провалилась копытом в яму и упала. Меня вместе с заряженной винтовкой отбросило ярдов на пять-шесть. Едва я пришел в себя и поймал лошадь, как увидел ориби: антилопа большими прыжками молниеносно пронеслась мимо. Я повернул и поскакал за нею. Никогда еще я не участвовал в столь азартных скачках! Ветром неслись мы по холмам и долам. Это было довольно рискованно: высокая трава скрывала ямы. Время от времени лошадь вдруг делала резкий бросок в сторону или большой прыжок вперед. Это означало, что мы только что чуть не угодили в глубокую, а может быть и бездонную яму. При таком падении лошадь, скакавшая во весь опор, легко могла сломать ноги, а я — свернуть шею. Так мы неслись около двух миль и постепенно, хотя и очень медленно, нагоняли антилопу, но она вдруг скрылась в кустарнике. Удивительно, сколь редко человек поступает, как надо. Если бы я не оплошал, антилопа не ушла бы от меня, но я сделал совсем не то, что следует. Вместо того, чтобы спрыгнуть с коня и прикончить ее пешим, я выстрелил в кустарник, а из второго ствола — в антилопу, когда она выскочила. Антилопа была ранена тяжело, но не смертельно. Я ни за что не хотел упустить добычу и пришпорил лошадь. К моему удивлению, раненое животное сделало огромный прыжок, а мы с лошадью тут же угодили в болотную яму. Пока мы выбирались, антилопа медленно скрылась за высоткой. Можете себе представить, в каком настроении я возвращался домой.
Мы охотимся также с собаками — иногда очень удачно. На днях во время такой охоты я едва не потерял часы с цепочкой. Я несся галопом по высокой траве и вдруг почувствовал тяжесть на кончике хлыста, лежавшего на передней луке седла. Взглянув вниз, я увидел, что с хлыста свисают часы с цепочкой. Можно сказать, счастливо отделался… Особенных же новостей нет… Правда, кое-кто опасается, что, когда придет время взимать новый налог с хижин, кафры окажут сопротивление, но я в это что-то не верю…»
В письме, датированном первым днем пасхи 1876 года, упоминается епископ Коленсо и рассказывается о зулусских обычаях того времени, которые могут представить интерес…
«На днях я стал свидетелем любопытного зрелища — танца колдунов. Не берусь описывать его — настолько он странен.
Главный переводчик колонии сказал мне, что несколько лет назад побывал в стране зулусов и однажды присутствовал при «вынюхивании».
«Собралось, — рассказывал он, — тысяч пять вооруженных воинов. Неожиданно они образовали круг, в центре которого танцевали знахари, вернее, «вынюхиватели» тайных колдунов. Все присутствовавшие были бледны от страха, и не без оснований, ибо время от времени один из знахарей приближался с тихим, монотонным пением к кому-либо из стоявших в круге и слегка прикасался к нему. Воины полка королевской гвардии тут же отправляли несчастного на тот свет. Мой друг попробовал вмешаться и едва за это не поплатился жизнью»».
Главный переводчик, о котором говорится в письме, — это, если мне не изменяет память, мой покойный приятель Финней, с которым я вместе работал у сэра Теофила Шепстона[28]. Я получил от Финнея много сведений об обычаях и истории зулусов и использовал их потом в своем произведении «Нада-Лилия» и других книгах. Читатель найдет в них правдивый рассказ об этих страшных знахарях. Часто я задумывался над тем, просто ли они мошенники или обладают неведомым нам даром проницательности, пусть даже не всегда проявляющимся. Мне достоверно известны самые невероятные случаи, особенно когда дело касалось поисков пропавшего скота и другого имущества. В письме я как раз и рассказываю о том, как знахарка быстро обнаружила предмет, который я считал утраченным навеки.
