Вопрос о будущей политической организации снова начал обсуждаться лишь в марте 1941 г., когда военные приготовления к нападению продолжались уже в течение нескольких месяцев. Несмотря на то что Гитлер все еще думал о марионеточных правительствах, теперь его планы были нацелены на установление прямого и полного немецкого контроля под руководством рейхскомиссаров, управляющих новыми сатрапиями. Можно предположить, что смещение акцента от создания новых государств, хоть и фиктивно суверенных, к зависимости от Германии было вызвано его нараставшим «головокружением от успеха». В 30-х гг. он действовал в рамках европейской системы власти, осознавая конкурирующие и уравновешивающие сочетания государств, в которых Украина или Прибалтика, зависевшие от рейха, но формально независимые, могли бы стать эффективным противовесом польской, советской или французской дипломатии; к 1941 же г. Гитлер решил, что Германия должна являться единоличным хозяином континента; ему больше не приходилось считаться с Западом как с конкурентом. Отныне он сам был себе закон.

В начале апреля военная цель была определена как достижение линии Архангельск – Астрахань («А – А»); политически (как выразился Гитлер спустя несколько месяцев) «мы должны позаботиться о том, чтобы не допустить возрождения военной мощи по эту сторону Урала». В рамках желанного советского пространства он теперь говорил о странах Прибалтики, Белоруссии и Украине как о «протекторатах». Его цели, поддержки которых он ожидал от Розенберга, кратко можно было выразить так: «Сокрушить вооруженные силы, развалить государство».

В течение следующих двух месяцев Розенберг занимал ключевую должность составителя политических планов. Благодаря этой должности он получил возможность продвигать свою собственную концепцию в отношении Востока. Его «Меморандум № 1» от 2 апреля был сосредоточен на его излюбленных идеях национальной и расовой неоднородности Советского Союза. Большевистская Россия, равно как и царская, по его мнению, была многонациональным «конгломератом», включающим в том числе ряд «инородных» (wesensfremd) национальностей. Принимая как должное цель раздробления Советского Союза, он поделил область, в которой был заинтересован рейх, на семь регионов: Великороссия («Московия»), Белоруссия, Украина и Крым, Прибалтика, Донская область, Кавказ и Туркестан.

С учетом его основной концепции он проявил большую сообразительность, чем большинство его коллег. Он утверждал, что вместо того, чтобы откладывать политические решения, Германия должна установить организацию каждой из этих семи областей в соответствии с «политическими целями, которые мы стремимся достичь». Согласно его плану, «охвостье России» не только будет изолировано от внешнего мира поясом нерусских государств, но и будет лишено обширных русскоязычных территорий, которые должны были быть отнесены к Белоруссии (Смоленск), Украине (Курск, Воронеж) и Донской области (Ростов и низовья Волги). Россию нужно было ослабить еще больше путем «полного уничтожения большевистско-еврейской государственной администрации» и «интенсивной экономической эксплуатации». Более того, присуждение «Московии» низшего статуса позволило бы другим регионам использовать ее для отселения «нежелательных элементов своего населения».

Исходя из его ранних рассуждений, в рамках германского пояса, призванного окружить «московскую Россию», стоило выделить два региона: Украину и Прибалтику. Прибалтика должна была стать частью Германии после «неизбежного изгнания наиболее крупных слоев интеллигенции… вглубь российской территории». Как и следовало ожидать, решение, пропаганда которого должна была послужить основным источником конфликта с планами Гитлера – Бормана, касалось Украины. Здесь Розенберг предложил «…развитие национальной самобытности [Eigenleben] вплоть до возможного создания отдельного государства с целью постоянного контроля над Москвой, [только на Украине либо] в союзе с Донской областью и Кавказом в форме Черноморской конфедерации; а также достижение Великого немецкого Lebensraum с востока».

Следующие несколько недель Розенберг со своими подчиненными развивали основные принципы, изложенные в этом первом меморандуме. Украина оставалась одним из предполагаемых рейхскомиссариатов. Прибалтика (Литва, Латвия, Эстония) и Белоруссия, первоначально считавшиеся двумя отдельными единицами, теперь должны были быть объединены в один рейхскомиссариат, ответственный за искусственное образование под названием «Остланд». Такое решение, основанное главным образом на соображениях административной полезности, едва ли было разумным с точки зрения долгосрочной политики Германии. Ввиду их исторического, политического и демографического характера и несовпадения в требуемом нацистской теорией обращении с ними объединение этих двух регионов в один рейхскомиссариат вызвало лишь путаницу и неразбериху.

От плана по созданию искусственной «Донской области», простиравшейся от Азовского моря до АССР Немцев Поволжья, было решено отказаться в пользу расширения Украины. В то время как «Донская область» действительно представляла бы собой искусственное образование без естественных границ, экономического единства и однородного населения, предполагаемое включение Крыма, а также русских и казачьих территорий к западу от Волги означало присуждение Украине обширных чужеродных земель.

Эти изменения не повлияли на основной план Розенберга. Он продолжал настаивать на «далеко идущей дифференциации [Nuancierung]» оккупированных районов. Германия должна была говорить об «украинском народе и его свободе», о «свободе народов Кавказа», о «спасении эстонского, латышского и литовского народов». Однако ни в коем случае нельзя было говорить о «России или о российской территории».

В преддверии немецкого вторжения план Розенберга призывал создать центральное агентство в Берлине для руководства всеми делами на оккупированном Востоке, а также сформировать четыре крупных региона (за исключением северного района, отведенного для Финляндии):

рейхскомиссариат «Остланд» (РКО);

рейхскомиссариат «Украина» (РКУ);

рейхскомиссариат «Московия» (РКМ);

рейхскомиссариат «Кавказ» (РКК).

Несколько раз Розенберг пересказывал свои основные идеи, сопоставляя их с тем, что он называл «другой концепцией» Востока: будущим объединенным российским государством (также под руководством Германии). В обращении к своему штату за два дня до начала вторжения он отрекся от этого «другого» подхода, который (по его словам) предусматривал восстановление единой российской экономики после ликвидации большевизма и который стремился к возможному союзу между промышленной Германией и аграрной «национальной» Россией – как антикапиталистической, так и европейской по мировоззрению. Розенберг решительно отверг эту точку зрения. «За силой [западного] петербургского периода скрывалось первородное русское начало, которое всегда ненавидело Европу», – заявил Розенберг. Он согласился с Гитлером в том, что «мы совершаем этот «крестовый поход» не просто для того, чтобы навсегда спасти «бедных русских» от большевизма, а для того, чтобы внедрить мировую политику Германии и обеспечить будущее германского рейха».

Свой собственный лейтмотив Розенберг надлежащим образом сформулировал следующим образом: «Поэтому о войне с целью создания неделимой России не может быть и речи».

Врагом был не только Кремль, но и великорусский народ. Розенберг презирал Россию, но в то же время боялся ее. Следовательно, сажать на российский трон национального вождя было опасно, ведь тот мог мобилизовать все имеющиеся силы против рейха. Единственным элементом на Востоке, на чью поддержку Германия должна была полагаться, были «заключенные в тюрьму» народы.

«Поэтому цель нашей политики, – он подчеркнул в сводке, – по-видимому, заключается в том, что мы должны в разумной манере и с уверенностью в своей цели восстановить стремление всех этих народов к свободе и предоставить им определенную форму государственности, то есть вырезать государственные формирования из огромной территории Советского Союза и настроить их против Москвы, чтобы на многие столетия освободить германский рейх от восточного кошмара».