Мой читатель помнит: эта красавица ради любви к Соколову перед войной старательно снабжала российские спецслужбы важными документами, почерпнутыми на время из сейфа мужа. На гостье было надето шелковое платье, которое туго обтягивало ее фигуру, подчеркивая соблазнительные прелести.

Гений сыска искренне удивился:

– Вот это сюрприз! Каким образом ты здесь?

Вера Аркадьевна рассмеялась:

– Ишь какой хитрый! Тебе все расскажешь, ты к девушке сразу интерес потеряешь…

– Заблуждаетесь, сударыня! К такой красивой девушке у меня всегда интерес жгучий.

Вера Аркадьевна прильнула к уху сыщика, дыхнула:

– У тебя, конечно, прослушивают?

Соколов согласно кивнул:

– Надеюсь!

Она подумала, махнула рукой:

– Пусть знают, все равно завтра-послезавтра меня сцапают.

– Ты опять что-нибудь натворила?

– Ничего плохого! Наоборот, я сделала много хорошего для российской разведки. Жизнью рисковала – ты знаешь о моих приключениях в Глогнитце, когда в гостинице «Адлер» я укокошила предателя Гершау…

– Как не помнить! Только счастливый случай помог тебе избежать суда и расстрела.

– Вот теперь имею от российской разведки «благодарность»!

– Что случилось, Вера? Ведь бежав из Австро-Венгрии, ты оказалась в Берлине?

– Я и прибыла к тебе из этого величественного, но мрачного города.

И дальше гений сыска услыхал потрясающую историю.

Вера Аркадьевна простодушно рассказывала:

– Я очень хотела обнять тебя, мой богатырь! Пойми, я очень-очень о тебе страдала! – На глазах блеснули слезинки. – Я от долгой разлуки могла даже умереть. Не понимаешь, пупсик? Да, вы, мужчины, очень умные, как сами о себе думаете. Но есть хоть один, кто разгадал тайну женского сердечка: почему мы готовы положить свою жизнь за возлюбленного? Отвечаю: потому что мы умеем любить по-настоящему.

– Как ты из враждебного Берлина проникла в Россию? – удивился Соколов.

– Помог мой любящий муженек, которому я сказала: «Соскучилась по родственникам! Если не поможешь съездить, то уйду от тебя к Альфреду Тирпицу – адмирал давно за мной ухлестывает!» – «Он старый!» – «Настоящая женщина из любого старика может сделать доброго молодца!»

– Твой Лауниц напугался угрозы?

– Еще как! Мужчина только тогда дорожит женщиной, когда боится ее потерять! Я попала на территорию Российской империи с паспортом гражданки Швейцарии Софьи Бланк. Моя заветная мечта сбылась – я с тобой! Но за мной охотятся…

Соколов улыбнулся:

– Чую, у тебя были потрясающие приключения?

Она покрутила хорошенькой головкой, проворковала:

– Еще какие! Жаль, что ты книги не пишешь, такой роман накатал бы – другим не снилось. Я приехала в Москву – тебя не застала. По телефону горничная Лушка сказала: «Барин в Петербурге!» У меня в Москве были разные дела. Остановилась в гостинице Гунста, что в доме номер пять по Хрущевскому переулку. Два дня жила тихо и мирно, навещала своих бедных и бестолковых родственничков, ходила по магазинам.

– В охранное отделение к Мартынову не заглянула?

– Нет, и это было моей роковой ошибкой. Качу в саночках с Солянки, где свою тетку навестила, к Театральной площади. И замечаю: за мной сани как привязанные болтаются, в ней наружник ковриком прикрывается. Подкатила к «Мюр и Мерилизу», кое-что из галантереи купить. В Берлине магазины опустели, а я не могу к возлюбленному в застиранном исподнем появиться! Купила пустяков разных: кружева, ленточки, в отдел белья на втором этаже заглянула. Ну конечно, шляпку взяла – с перьями, очень модная в нынешнем сезоне. Хожу по магазину – филер тут как тут. Думаю: плохи дела! То ли случайно привязался, то ли от гостиницы следит – не понять.

У Соколова весельем искрились глаза.

– И что сделала ты, опытная разведчица?

– Решила от филера соскочить. Я в толпу затесалась, пробежала несколько залов и выскочила на Неглинку. Не пошла к своему извозчику, а села в сани к другому, поехала на Арбат. Ну, думаю, слава богу, освободилась от хвоста! На Арбате юркнула в Торговый дом Кандырина, накупила себе панталон: для каждого дня – мадаполамовые и нансуковые, для выхода – батистовые с шитьем и кружевами. Вот, погляди! – Задрала подол платья, показала удивительно стройные ноги и роскошные панталоны. – Нравятся?

– Очень!

– Знаю вас, мужиков! То, что под панталонами, нравится еще больше. Вышла из отдела дамского белья, гляжу – наискосок, саженях в десяти, знаешь, возле мужского трикотажа, опять наружник, теперь другой. И делает вид, что газету читает, а сам ее кверху ногами держит. Нырнула я в обувной отдел – это на первом этаже, там выход на хозяйственный двор. Я прошла по всем служебным помещениям, никто не остановил меня, выскочила в Староконюшенный переулок и в гостиницу бегом. Радуюсь: избавилась от слежки!

Соколов не пропускал ни слова.

– И что случилось дальше?

– Вечером в ресторан спустилась – в углу, недалеко от буфета, морда штампованная сидит, делает вид, что в стену глаза пялит, а я уже знаю, кто ему интересен. Думаю: надо в гостинице переночевать, а утром десятичасовым поездом бежать в Питер!

Вдруг в девять утра долбят в дверь: «Откройте!» На пороге два молодца в котелках и в одинаковых английских пальто. Сразу догадалась, что за воробьи под мою застреху попали. Говорю: «Молодые люди! Вы что, из одного сиротского приюта?» Они вежливость изображают, расшаркиваются: «Простите, мадам, наш ранний визит. Полковник Мартынов очень будет рад сейчас же вас видеть! Авто внизу». Ну, думаю, не спится начальнику охранного отделения! Авто повезло меня на Тверской бульвар, а молодцы остались. – Вера Аркадьевна вытаращила глазищи на Соколова. – Как думаешь, что эти балбесы стали делать?

– Негласный обыск?

– Именно! Эти поганцы рылись в моих вещах и даже не сумели положить толком на место парфюмерию. Итак, приехала в охранное отделение…

– И что Мартынов?

– Этот гнусный тип вскочил с кресла, бегает вокруг меня и ругается: «У нас, Вера Аркадьевна, сложились с вами доверительные отношения, мы вам премии выплачивали, а вы наплевали на свои обязательства. Как вы посмели тайком нарушить государственную границу? И ни словом не информировали нас об этом. Вы кто, германская шпионка? При нынешнем военном положении – суд и к стенке! Фон Лауниц наш злейший враг! А вы – его супруга. Муж и жена – одна сатана. В лучшем случае вы будете объявлены персоной нон грата и выдворены из пределов Российской империи!» И приказал: «Никуда не выходите из гостиницы! Вы, сударыня, под домашним арестом. И не думайте бежать. Тут же – в Лефортовскую военную тюрьму, на нары! Распишитесь, вот постановление о невыезде. Завтра утром увидимся, у меня есть к вам вопросы». Поставила я закорючку и плюнула в глаза Мартынову: «Вот тебе, козел с пробором! Отблагодарил за верную службу!»

– Но как тебе удалось бежать из Москвы?

Вера Аркадьевна махнула рукой:

– Из Берлина бежала, а тут – тьфу, одно веселье! Двух стражников посадили прямо в моем номере. Я занималась своими делами: читала, рисовала, на пианино одним пальцем Баха играла, делала гимнастику, спала после обеда, блюда за казенный счет по карте в номер приносили. Когда было часов девять вечера, я даю деньги одному из стражников: «Сделайте, сударь, для дамы одолжение: принесите из „Праги" ужин на троих, вместе вкушать будем, и две-три бутылки дорогих вин. Нынче я угощаю». Он только за порог, я стала переодеваться – все на глазах своего сторожа. Парнишка как увидал меня раздетой, так затрясся, сам молоденький, нецелованный. А я все продумала, не таких вокруг пальца обводила. Говорю: «Ну, дурачок, иди скорей в ванную комнату, напусти теплой воды, приведи себя в порядок!

Прямо в воде любовью побалую тебя. Не пробовал? Зря! Торопись, пока твой товарищ не пришел!» Он только разделся да в воду залез, я дверь в ванную комнату снаружи на задвижку, а одежду его в окно вышвырнула. Он долбит в дверь, орет, да никто его не слышит. Сама манто накинула, схватила баул да деру. На углу – извозчик. Он довез меня до вокзала… и я прикатила сюда. Давай скорей ляжем в постель, пока меня опять не арестовали.