Гарри нервничал, ему еще никогда не приходилось купать ни то что Омегу — никого! А факт того, что все увечия на теле Луи его рук дело, только подливал масла в огонь, из-за чего мысли разбегались и не могли сосредоточиться, не позволяя нормально одеться хотя бы в кальсоны и ночную рубашку. Глоток виски помог прийти в себя и покинуть, наконец, кабинет, вернуться к Омеге, который так и сидел на краю кровати, абсолютно голый, покрытый мурашками от холодного ветра, что смешанный с дождем спокойно проникал внутрь.
— Луи’, ванна готова, — нерешительно начал Гарри, не зная толком, как обратиться. Он видит, как Омега вздрагивает, не ожидая услышать посторонних звуков, погруженный в свои мысли, а они явно были не веселые, учитывая тонкие струйки слез на щеках. Альфа тактично сделал вид, что ничего не заметил, пока Луи быстро стирал следы своей минутной слабости.
— Помогите мне встать, — он протягивает дрожащие руки, усыпанные мелкими синяками и отпечатками от крупных пальцев.
— Да, конечно, — Гарри подтягивает Омегу на себя, стараясь не разглядывать весь тот ужас, во что превратилось невинное тело, как вдруг Луи оседает в его руках, что стали единственной опорой. — Осторожнее, преле… — мужчина осекается и подхватывает Омегу, который совершенно не сопротивляется, пока Альфа несет его в ванную комнату, прижимая к себе, не позволяя большего. — Может щипать, — Гарри опускает Луи в воду, аккуратно и бережно, будто тот может разбиться, если вдруг коснется бортиков.
Омега молчит все время, пока мужчина протирает его мягким полотенцем, стирая остатки бурной ночи, что окрашивают воду в мутный красный, лишь иногда шипит от пронзающей боли, когда Альфа проходится по глубоким ранам, после чего следуют извинения и попытки разговорить Луи. Вот только тот оброс коркой равнодушия и безучастия ко всему происходящему, всматриваясь в пустоту, игнорируя усилия Гарри разрушить барьер между ними, что с каждой секундой становится все больше.
Альфа действует нежно, помогая Луи сесть на бортик, чтобы омыть бедра, которые пострадали больше всего — кровь почти сошла, от долгого пребывания в воде, но вот сперма, что покрывала тело засохшими скоплениями, снова стала вязкой и липкой, из-за чего ее пришлось долго смывать, снова и снова проводя полотенцем и ладонями по тонкой синеющей коже.
— Простите, — шептал Гарри всякий раз при виде новых увечий, но ответа не получал, чувствуя себя прислугой, которую игнорируют постоянно, даже в момент купания, который мог бы быть интимным, если бы не пренебрежение со стороны Омеги, который вел себя точно член Императорской семьи, одаривший мужчину возможностью касаться себя во время водных процедур.
Альфа вытирал Луи самыми мягкими полотенцами в доме, пытаясь заглянуть ему в глаза, которые вскоре закрылись, проявляя усталость от попыток вывести его на контакт.
Мужчина знал, что Джоанна, испугавшись несдержанности сына и его нового увлечения убегать по ночам, решила объединить два торжества в одно — помолвка и Венчание были перенесены на сегодняшний день, где соберется высший свет Парижа, родственники и друзья, дабы посмотреть, кому достался Луи, вот только Гарри не мог допустить победы Джонатана, пусть он и станет мужем.
Множество коробок заполнили пространство комнаты, куда Омега вновь был принесен на руках, разных размеров и цветов, с нижним бельем, юбками, корсетом и прочими дополнениями. Мужчина надевал на Луи все сам, униженный равнодушием, он принимал его, давая себе слово завоевать доверие снова.
Чулки из тончайшего черного шелка, кружевное белье, корсет, затянутый до невозможности туго, убивали в Гарри Альфу, точнее он сам убивал его, заглушая сексуальные порывы, рвущиеся наружу от остаточного эффекта гона, что приносил боль в паху.
Луи уже крепче стоял на ногах, вытягивая руки вверх для того, чтобы юбки беспрепятственно оказались на талии, черного бархата верхняя, без единого бантика и оборочки, подчеркивала каждый изгиб тела, выделяя их своей непревзойденной сдержанностью и красотой. Она казалась настолько тяжелой, сшита из нескольких метров ткани, заставляя Гарри кусать щеки от мысли, что снимать все это будет уже другой Альфа, буквально через десять часов.
Он открыл последнюю коробку с духами и только поднес флакон ближе к Луи, собираясь нажать на помпу, как услышал пронзительное “Нет!” — первое за час с небольшим, сказанное слово Омегой с последующим “Буду пахнуть Вами”. Мужчина не знал, что все это значит — упрек или желание показать, кто владеет этим телом. Надеясь на второе, на изящную шею было надето ожерелье из кристально чистых черных бриллиантов, что подчеркивали бледность кожи Луи и преданность Альфы, который готов положить перед ногами Омеги все свое состояние и жизнь, лишь бы получить еще один взгляд в ответ, пропитанный любопытством и кокетством.
♡ ♡ ♡
— Почему не белое платье? — спросил Луи, отвлекаясь от созерцания города за окном, тонущего в потоках первого холодного дождя, такого непривычного для осени в Париже.
— Потому что белый — это цвет невинности, — ответил Гарри, который все это время только то и делал, что смотрел на Луи, ожидая, пока он соизволит сказать хоть слово или хотя бы посмотрит на него.
— А почему не красный в таком случае? На нас обоих, — говорит Луи, и в глазах его зажигается прежний огонь, страшный озорной огонь, который не предвещает ничего хорошего ни для Гарри, ни для всего остального мира.
— Не собираюсь выказывать людям тот позор, что устроил, — фыркает Альфа с презрением самого себя, которого решил не допускать в глазах других.
— Вы чувствуете свой запах на мне? — Омега проводит пальцами, обтянутыми перчатками, по ключицам, будто показывая, откуда исходит больше всего аромата — дикого смешения двух сильнейших, что притягивают абсолютно всех.
— Только если нахожусь близко — в воде в ванной были капли масла аниса, Вы наверняка заметили…
— Попросите извозчика ехать медленнее, — Луи зажимает между зубами кончик черной ткани и стягивает его, оголяя запястье, смотря при этом прямо в распахнутые в удивлении глаза. — Поторопитесь же, Месье.
Гарри, мягко говоря, ошеломлен, но выполняет просьбу, выглядывая через приоткрытую дверь, сразу же возвращаясь на мягкий диван, усыпанный подушками, которые Омега непринужденно скидывает на пол разутой ножкой, сидя напротив с опущенными ресницами и горящими румянцем щеками. И это не стеснение, как можно было бы подумать с первого взгляда, а самое настоящее возбуждение.
— Как Вы думаете, Гарри, Джонатан достоин меня? — он наклоняется вперед и обхватывает руками все юбки разом, подтягивая их вверх, показывая черные чулки, из-за чего Альфе приходится крайне тяжело, впиваясь взглядом в искрящиеся забавой глаза.
— Думаю, нет, — хрипло отвечает он, чуть ослабевая галстук, открывая больший доступ к кислороду.
— А Вы? — Луи забирается на колени мужчины, ставя ноги по обе стороны от его бедер и помогая развязать галстук, что больше напоминал платок из приятной гладкой ткани, название которой Омега не знал, но решил спросить в будущем. Или сразу попросить платье, зачем же мелочиться?
— И я нет, — Гарри тяжело сглатывает, ощущая нарастающее напряжение в брюках, стараясь не вдыхать сильно, чувствуя усиливающийся с каждой секундой запах Омеги, его жар и касания к коже шеи, отчего вся спина покрывается мурашками, концентрируясь возбуждением внизу живота.
— Почему же? — Луи заводит руки мужчины за спину и оборачивает галстуком, затягивая их узлом не сильно физически, но давя морально, зная, что Альфа не посмеет освободиться сам.
— Я поступил подло, хоть и не контролировал это, что совершенно меня не оправдывает, — Гарри запрокидывает голову на мягкую спинку, еле сдерживая в себе стон удовольствия, когда горячие губы оставляют чувственные поцелуи на линии челюсти и горле.
— Вы правы, Месье. Вы использовали меня в своих целях, сделали своим, пометили, как дешевую шлюху, — пальчики проворно спускаются вниз и расстегивают пуговицы на брюках, высвобождая налившийся член, от прикосновения к которому Альфа стонет и непроизвольно дергается, ища большего контакта, вот только Луи не дает его, впиваясь короткими ноготками в тазобедренные косточки. — И если уж Вы и сделали из меня шлюху, то я намерен быть самой дорогой, — он шепчет это прямо в губы мужчины, еле касаясь их своими, опаляя дыханием, пронзая гордым взглядом. — Вы заплатите самую большую цену в истории, Месье, и мне плевать, если из-за этого Вы разоритесь или поплатитесь жизнью.
