Полицмейстер широко улыбнулся, многозначительно подмигнул губернатору и вдруг хлопнул себя по лбу:
– Ой, я забыл его вынуть из багажника! Небось перепачкал мне его, паскудник. Ну, да сам и вымоет.
Банкет продолжался.
Чистосердечное признание
События и впрямь приняли фантастический характер. В тот день, когда Соколов отправился в Казань, дежурный доложил Джунковскому:
– Находящийся под стражей за ряд вооруженных ограблений Леонид Кораблев подал прошение.
Джунковский недовольно поморщился:
– Мне зачем знать это?
– Кораблев просит о незамедлительной встрече с вами, Владимир Федорович…
– Что? А с царицей Клеопатрой он не желает встретиться?
– Нет, только с вами. Вот его прошение: «В газетах прописано про чудотворную из Казани, так это я ее умыкнул и знаю, где лежит. Следствию говорил я, что будто сжег чудотворную, а на самом деле нет, а следователь меня не слушал и в протокол не писал. Я говорил о том и тюремному священнику отцу Николаю, и его водили и показывали, но мною никто не интересуется. Я отдам вам, господин губернатор, чудотворную, только поклянитесь на распятии, что за это вы меня на все четыре стороны освободите и обещаете денег двадцать рублев. Руку к сему приложил Ленька Кораблев».
Джунковский сначала удивился, потом задумался. Он посмотрел на адъютанта:
– Я что, должен марать свой мундир, вступая в торговлю с этим типом?
Адъютант осторожно заметил:
– Но этот Кораблев заявил, что только вам, Владимир Федорович, он верит и вручит икону. Под условие освобождения… И пригрозил: «Коли губернатору икона не нужна, царю писать стану!»
– Что числится за ним?
– Три вооруженных нападения, один труп.
Джунковский задумчиво прошелся по кабинету. Встал у окна. Перед ним лежала оживленная Тверская улица с ее многочисленными пешеходами, пролетками, грузовыми подводами, красочными и аляповатыми вывесками. Не поворачиваясь, сказал:
– Пусть ко мне явится отец Николай Смирнов.
Пустые хлопоты
Часа через три, тяжело дыша, утирая пухлой ладонью с чела пот и оправляя на груди большой серебряный крест, в кабинете Джунковского появился отец Николай. Ему было чуть больше тридцати лет, телом он был грузен, лицом кругл и румян.
Джунковский начал без предисловий:
– Куда это вас водил заключенный Кораблев?
Священник, еще больше покраснев, потупил очи:
– Счел долгом, с риском для жизни своей, узнав, что чудотворный образ Смоленской Божией Матери падший грешник желает возвернуть, посетил конспиративную квартиру.
– Ну?! – Джунковский налился гневом.
– Если по порядку сказать, – заторопился отец Николай, – то оный затворник Кораблев смутил меня вяканьем, дескать, отдам чудотворную… потому как… на свободу желает. Мне корпусной дежурный передал, что Кораблев жаждет видеть меня. Я приказал доставить его в комнату свиданий. Тут он мне и глаголет: «Чудотворную, о которой в газетах пропечатано, я похитил!» Я увещевал его и стращал будущего судилища ужасами. И разбойник сотерзался страхом и рек: «В день субботний, в пору вечернюю, заходите в трактир Жолтикова, что наискось от входа в Миусское кладбище, спросите Ваньку Хлюста. Ваньке скажите, дескать, я приказал предъявить чудотворную. Он вас удовольствует». И взял с меня честное благородное слово, что наш уговор стану хранить в тайне. И еще пугал, что икону сожгут, коли на все злодеевы условия не согласимся.
– И что?
– Ревнуя об обретении чудотворной, я решился. Едва пришел в трактир и стал спрашивать Ваньку Хлюста, сразу же ко мне двое неизвестного вида мужчин подошли. Вывели меня на улицу, поставили в тихой подворотне. Молвят: «Чудотворная у нас на квартире поблизости. Не сомневайтесь, батюшка, в вашей безопасности, но позвольте, для порядку и чтобы вам не волноваться, повязку на глаза положить». Готовый на всякие скорби, аз, раб Божий, смиренно согласился. Наложили мне повязку, яко слепцу незрячему, усадили на какую-то пролетку, но вскорости выгрузили, спустили под руки по ступенькам и повязку сдернули. Узрел я воочию чудотворную икону Смоленской. Так и стоит перед моим умственным зраком: старинная, покоробленная, с углами обветшалыми, а в месте прикладывания – углубление пробитое.
– И как вы поступили?
– Осенил себя крестным знамением и приложился.
– Почему я об этой встрече узнаю от преступника?
– На другой день устным рапортом я подробно доложил о своем путешествии опасном господину тюремному инспектору, а тот, изрядно вас страшась, делу хода не дал.
Джунковский холодно сказал:
– Удивлен вашим легкомысленным поведением. Впредь такие шаги самостоятельно не предпринимайте, – и повернулся к дежурному: – Срочно отправьте Соколову в Казань от моего имени телеграмму: «Нахождение чудотворной установлено тчк Возвращайтесь срочно». Он здесь будет вести расследование.
– Слушаюсь!
Дежурный отправился выполнять приказ.
Вниз по ступеням
На склоне лет своих, в самых тягостных условиях большевизма, пережив тюремные заключения, Джунковский создал интереснейшие «Воспоминания». Они вышли в двух томах и увидели свет лишь в 1997 году. Джунковский, вспоминая историю с чудотворной иконой, писал: «Я высказал и тюремному инспектору, и священнику мое неудовольствие по этому поводу, находя недостойным для сана священника быть орудием шайки темных личностей… Я запретил отцу Николаю продолжать принимать какое-либо участие в этом деле. Зная же, что великая княгиня Елизавета Федоровна принимала очень близко к сердцу все дело о похищении иконы, я поехал ей доложить об этом случае. Великая княгиня полагала, что вполне возможно, что икона не была сожжена, а продана старообрядцам, как некоторые полагали, а потому придала значение показаниям Кораблева, который именно и утверждал это. Через некоторое время великая княгиня направила ко мне игуменью Казанского монастыря Варвару вместе с монахиней, очень хорошо знакомой с иконой, которая дала мне подробные сведения об иконе, размере ее, иконописи и т. д.».
Дело опять зашло в тупик.
* * *
Слух об исчезнувшей иконе получил громкую огласку. Многим хотелось отличиться в ее розыске.
Бывшие друзья Григория Распутина, а теперь злейшие завистники и враги – иеромонах Илиодор из Царицына и епископ Гермоген, сосланный в один из отдаленных монастырей, обратились с письменной просьбой к Джунковскому: «Многоуважаемый Владимир Федорович! Покорнейше просим устроить нам свидание с Кораблевым. Наша цель – отъять у злоумышленников православную святыню».
Джунковский разрешил свидание одному Илиодору. Тот, придя в камеру, убеждал Кораблева:
– Помогите, сударь, отыскать пропажу. В этом случае обещаю вам свое заступничество перед государем! И от себя лично пожертвую вам деньгами.
Преступник загадочно заводил глаза под потолок, что-то мычал невнятное, но дела не предлагал.
Илиодор пошел из тюрьмы прямиком к Джунковскому. Цинично заявил, осклабив зубы:
– Да что мы добиваемся этой иконы! Губернатор удивился:
– Как – что? Православная святыня! Народ ропщет…
– Вот я и говорю: поручите мне, я за хорошие деньги закажу копию – лучше прежней будет.
Джунковский от возмущения аж задохнулся:
– Как? Лучше прежней?
Он нажал кнопку электрического звонка. Вбежал дежурный:
– Вызывали, ваше превосходительство?
Джунковский ткнул пальцем:
– Спусти с лестницы этого типа в рясе. И чтобы впредь я его никогда тут не видел!
…Через мгновение приказ был в точности исполнен.
Последний приют
Как круги по воде от брошенного камня, так история пропавшей иконы обрастала новыми слухами. Сам государь стал требовать еженедельных докладов о ее розыске.
Преступник Кораблев вновь обратился с просьбой:
– Пусть губернатор выслушает меня! Только ему открою всю правду.
Джунковский вспоминал: