Насонкин. Увы! Я сейчас буду пить на твои деньги горькую и горько плакать... Спасибо, Снежан, я знал, что под твоей внешней холодной красотой бьётся горячее доброе сердце...
Снежана. Иди, иди, не переигрывай!
Насонкин. Пока, Жанночка... Тьфу, Снежаночка!
Сделав ручкой, уходит.
Глик восьмой
Насонкин пытается открыть дверь своей квартиры, ключ не входит в скважину. Гремят запоры, дверь открывается - Анна. Смотрит совсем даже не дружелюбно. Насонкин неожиданно для самого себя приходит в восторг.
Насонкин. Аннушка! Да ты ли это? Ха, вот радость!
Анна. Опять пил?!
Насонкин (серьёзно). Ань, ну правда, хватит нам лаяться, а! Давай мириться!
Анна (пропуская его, ворчливо). Конечно, нагулялся, устал, выдохся теперь - мириться... Жена всё простит, поймёт...
Насонкин (обнимая её сзади, гладит-ласкает грудь, целует в шею). Ну хватит, хватит... Всё у нас будет хорошо!
Анна (высвобождаясь). Плети, плети словеса... Давай лучше, умывайся скорей, да за стол - голодный, поди?
Насонкин. Ух и голодный! Аки волк тамбовский! (С намёком) Надеюсь, ужин у нас - праздничный?
Анна (ворчливо). Праздничный, праздничный. Есть у меня в запасе кой-чего...
Насонкин. Ух ты! Анька, да ты, и правда, - прелесть! (Крепко обнимает)
Анна (отталкивая). Иди, иди в душ! Да и зубы получше отскобли... А то будешь на раскладушке спать!..
Насонкин, блаженно лыбясь, раздевается, бежит в ванную...
Глик девятый
Квартира. Насонкин опять вытирает голову, дезодорантится, пробует с помощью ладони свежесть дыхания, садится к компу, настраивает контакты, истово крестится.
Насонкин. Господи, благослови! (Запускает программу. Напряжённо ждёт. Начинает недоумённо осматриваться. Звонок в дверь.) Чёрт! Да какой же это гад в воскресенье роль татарина играет?!
Снимает шлем, провода, натягивает джинсы и рубашку, идёт открывать. На пороге - Джулия Робертс. Она в коричневом платье в редкий белый горошек без рукавов, с широким поясом, в каком была на ипподроме в "Красотке".
Джулия. Hi! (Смотрит с удивлением на застывшего Насонкина, говорит с чуть заметным акцентом) Можно войти?
Насонкин. Хай! Здравствуй...те! Вам сюда, сюда - проходите!
Слышно, как у соседей открывается дверь, лай-хрип большой собаки. Джулия ойкает, вскакивает в прихожую, сталкиваясь с Насонкиным, ладони её оказываются на его груди.
Джулия. Excuse me! Извините! (Смущается и начинает поправлять причёску. Что-то у неё там не получается с гребнями-заколками, Джулия вдруг выдёргивает их, встряхивает головой, распуская роскошные кудри по плечам, показывает пальцем, смущённо зачем-то поясняет) Red... Рыжая...
Насонкин. И прекрасно, что "рэд"! Это замечательно, что рыжая! Только вы не столько рыжая, сколько - бронзовая, золотая!.. Бронз, гоулдэн - ву компронэ? То есть, тьфу! Ду ю андастэнд ми? Вы понимаете? Извините, мой переводчик PROMT не ахти... Впрочем, о чём это я! Проходите в комнату...
Джулия, против американских правил, сбрасывает свои белые высококаблучные туфли, а Насонкин, напротив, быстренько суёт ноги в пляжные сандалеты на толстенной микропорке и сразу подравнивается в росте с Джулией. Она подходит к нему, вдруг привстаёт на цыпочки, взглядывает сверху вниз - с иронией:
Джулия. Комплексы?
Насонкин (краснея). Это я сказал?
Джулия. Нет, это я сказала. (Садится в кресло)
Насонкин. Осторожнее! Оно может опрокинуться!
Джулия (осматриваясь). Странно... Я не знаю, почему я здесь, но у меня такое чувство, что я должна здесь быть... И мне всё это (обводит полукруг рукой) вроде как знакомо, словно я во сне это видела... (Смотрит на Насонкина с напряжённым вниманием) И вы мне странно и смутно знакомы! Кто вы? Ведь я вас не знаю? Вы - монгол?
Насонкин (с обидой). Почему монгол?
Джулия. Ну... это... (Кончиками пальцев натягивает кожу на висках, делает себе восточные глаза) Да и язык...
Насонкин. Нормальный у меня язык - русский... Россия! Рашен! А разрез... У меня предки из Сибири, там у многих монголо-татарские глаза.
Джулия. Россия? Сибирь?.. О-о-о, никогда не бывала, а хотела! В Монголии была, недавно, кумыс пробовала - кислый... А как зовут вас? Меня Джулия; можно - Джули.
Насонкин. А можно... мне нравится - "Джул"?
Джулия. Джул?.. Так меня никто не зовёт... Что ж, если вам нравится, пожалуйста.
Насонкин. Спасибо! А меня зовут - Николай; можно - Ник.
Джулия. Нет-нет, и мне тогда не надо "Ник"! Мне там, дома, надоели Ники! Я буду вас звать - Ни-ко-лай.
Насонкин. Но по-русски это слишком официально. Ты... вы ещё бы меня по имени-отчеству величать начали - Николаем Александровичем...
Джулия. Вау, как громоздко! Не хочу! А как вас мама зовёт, подруга?
Насонкин. Коля.
Джулия. Колья? Вот это хорошо! Колья-а-а! (Смеётся своим чyдным заливистым смехом)
Насонкин. Не "колья", а Ко-ля. С кольями у нас на Руси на врагов ходят - это дубины такие.
Джулия. Ну, враги и у меня есть... Вау! Что это? (Вскакивает с кресла, подходит к столу, склоняется, рассматривая свои портреты. Край длинного платья приподымается, открывая подколенные ложбинки - кожа на них чуть светлее, в сеточке тоненьких голубых жилок... Насонкин отводит взгляд. Джулия задевает левой рукой коврик с мышью, заставка-часы пропадает с монитора, открыв её портрет на экране.) Вау! Колья? (Насонкин без слов разводит широко руками, поднимаю плечи: мол, что тут объяснять) Спасибо! (Как бы про себя) Странно, почему я говорю как-то... странно и всё понимаю?..
Насонкин (торопливо). Дело в том, что это программа-переводчик PROMT. Я её подсоединил в LOVE 2000. Раньше это был TACTIL, а теперь - LOVE... Этот толмач ПРОМТ нас переводит синхронно, словно в дублированном фильме...
Джулия почти не слушает его, смотрит ему в глаза - как-то странно, непонятно, тревожно для него. Вдруг она, качнувшись ко нему вплотную, обнимает его за шею правой рукой, тихо и нежно приникает к его губам своими, словно Анна Скотт. А Насонкин, ошеломлённый, совсем, как Хью Грант (Уильям Таккер), даже не отвечает на поцелуй - стоит по-дурацки фертом, уперев руки в боки. Мягкие нежные губы Джулии расстаются с его ("чмок!" - раздаётся трогательно и мило), и она, как бы очнувшись, чуть отшатывается от Насонкина, снимает руку. Взгляд её ласков, туманен, призывен.
Джулия. Не знаю почему, но я должна была тебя поцеловать... Странно! И - мне пора уходить...
Насонкин. Нет!
Джулия. Да! Так надо! (В прихожей Насонкин падает неловко на одно колено и помогает ей надеть королевские белые туфли - руки его ходят ходуном. Джулия нежно ерошит волосы у него на затылке и затем, когда он выпрямляется, касается указательным пальцем сначала своих губ потом его) Пока!
Насонкин. Пока! (Джулия исчезает за дверью. Насонкин некоторое время стоит с полуоткрытым ртом, затем подходит к компьютеру и давит "Reset") Невероятно! Этого не может быть!!!
Глик десятый
Квартира. Насонкин (в костюме, белой рубашке, галстуке, штиблетах), потирая руки, осматривает натюрморт фуршета на письменном столе: запотевшая "Столичная", бутылка "Мукузани", две "Балтики"-тройки, кока-кола, салат из помидоров, колбаса, сыр, торт "Причуда", астры в керамической вазе, толстая розовая свеча в подсвечнике. Кое-как, для проформы надевает шлем, прикладывает пару контактов на грудь поверх рубашки, запускает программу. Появляется Джулия: в шикарном вечернем красном платье, бриллиантовом колье в каком летала в "Красотке" на премьеру оперы в Сан-Франциско.
Насонкин (отбрасывая провода и шлем). Здравствуй, Джул!
Джулия. Hi! (Хочет скинуть туфли)
Насонкин. Не надо, не надо!
Джулия (улыбается). Что, комплексы побеждены?
Насонкин. Побеждены... Между прочим, наш величайший поэт Александр Сергеевич Пушкин был ниже красавицы жены на целых десять сантиметров и, несмотря на это, - счастлив. Вот, посмотри...те - репродукция с известной картины "Пушкин с женой на балу". (Показывает как бы случайно оказавшуюся на книгах журнальную вырезку)
