– Но ты и так всегда держишь себя в руках, – сказала Анна. – Я ни разу не видела, чтобы ты вышел из себя. Даже когда я облила горячим шоколадом твой парадный белый мундир, помнишь? Ты тогда совсем не рассердился! А когда мне было четыре года и я споткнулась и налетела на твоего друга, полномочного посла чего-то там, и он вывихнул себе запястье? Ты тогда попросил его не сердиться и объяснил, что это всего лишь моя обычная манера здороваться.

Король рассмеялся и погладил ее по голове.

– Наверное, я просто становлюсь брюзгой с возрастом, – пошутил он. – Теряю форму. Ну, а скоро ты обнаружишь, что я разговариваю сам с собой или ругаюсь с портретами в нашей галерее.

Видя, что к ее отцу возвращается нормальное добродушное настроение, Анна улыбнулась и чуть расслабила напряженные плечи.

– Уж я позабочусь, чтобы ты не дошел до таких глупостей, – заверила она его. – Знаете, я ведь тоже могла бы поехать с вами в это ваше путешествие на будущей неделе. Ну, знаете, чтобы присмотреть за вами, убедиться, что вы в порядке… – Она умоляюще сложила вместе ладони и приподняла их к лицу. – Пожалуйста?..

– Милая моя, ты же знаешь, что мы не можем взять тебя с собой, – мягко возразила ее мать. – Мы бы и сами были рады. Но ты должна остаться здесь, со своей сестрой.

– Зачем? – пожала плечами Анна. – Не думаю, что она станет разговаривать со мной, пока вас не будет.

– Ты должна быть терпеливой с Эльзой, – покачала головой королева. – Знаешь, у нее сейчас очень трудное время.

Анна закатила глаза.

– Ну, если «трудное время» означает нежелание иметь хоть какое-то дело со мной, то я вас понимаю.

Ее родители обменялись взглядами, значения которых она не поняла. А потом вместе потянулись к ней и крепко обняли. Анна растаяла в родных объятиях, но в глубине души ей было все же немного не по себе – и от того, как странно вела себя Эльза, и от того, что ее мать явно тревожилась и тосковала из-за нее.

– Я очень люблю тебя, Анна, – ласково сказала королева, целуя дочь в макушку. – И всегда буду тебя любить. И Эльза тоже. На свой лад.

Отец игриво ущипнул дочь за щеку.

– Почему бы нам не устроить кое-что особенное, когда мы вернемся, а? Для всех нас, вместе с Эльзой. Как только ей станет немного лучше.

Анна отпрянула, радостно глянув на отца.

– Правда? – воскликнула она, всплеснув руками. – Это было бы просто потрясающе!

– Что ж, тогда поговорим об этом после нашего возвращения, – кивнул король, пожимая ей плечо. – А теперь мне нужно увидеться с Каем, обсудить, как идут сборы. Ну а вам, мои красавицы, хорошего дня. – Наклонившись к королеве, он нежно поцеловал ее в губы. – Буду скучать по тебе до следующей встречи, – негромко сказал он и направился к двери.

Анна не отрываясь смотрела на мать, пока та провожала взглядом отца. Тревога и напряжение оставили ее, и теперь в глазах королевы были только любовь и нежность.

– Хотела бы я так же полюбить кого-нибудь, как ты любишь папу, – сказала Анна, помолчав немного.

– Я тоже желаю тебе этого, Анна, – с улыбкой сказала ей мать. – Тот, кого ты полюбишь, будет очень счастливым человеком. Таким же, как я, благодаря твоей любви. Ну а теперь, – сказала она, непринужденно меняя тему, – как насчет того, чтобы стащить из кухни печенье? Мне кажется, немного сладкого пойдет тебе на пользу.

Анна энергично закивала, тут же забыв про свое намерение отправиться на конюшню. Ее мать редко баловала себя всякими лакомствами, и Анна не собиралась упускать такой случай. Ведь до отъезда родителей оставалось всего несколько дней, а значит, стоит провести с мамой как можно больше времени. Просияв, она подхватила мать под руку и потянула ее к двери.

– Пойдем же! – заторопилась она. – Кажется, Кук собирался сегодня печь миндальное печенье…

Южные острова едва ли можно было счесть оплотом тишины и покоя. Семь островов, которые составляли это удаленное королевство, располагались прямо посреди моря, где не было гор, способных прикрыть их от бушующих ветров, и не было песчаных пляжей, способных смягчить ревущий прибой. Все острова, кроме одного, на котором и располагалась королевская резиденция, по сути, представляли собой голые скалы, над которыми витал вездесущий запах морской соли.

Королевский замок, безусловно, считался подлинной жемчужиной Южных островов. Когда люди, впервые оказавшиеся на этом архипелаге, видели длинные, приземистые, уходящие за горизонт массивные стены, они поначалу принимали их за какое-то морское чудовище. Замок был выстроен из гладкого, блестящего черного камня, который добывали исключительно на Южных островах. Единственными отверстиями во всей внешней стене замка были четыре окна, выходившие на северную сторону – ту сторону, где располагалось ближайшее соседнее королевство. Это делало замок неприступным, но при этом действительно придавало ему сходство с морским змеем. Люди, родившиеся и выросшие на Южных островах, обожали этот замок и считали его очень красивым. В целом они находили определенное величие уже в том, что королевству удалось не только выжить, но даже достичь определенного процветания в столь суровом и негостеприимном краю.

Но на взгляд принца Ханса, младшего сына короля Южных островов, дворец был безобразен. Просто уродлив, и страшен к тому же. И он ненавидел его так же, как ненавидел каждый дюйм каждого из семи островов. Для него не имело значения, что море вокруг них давало щедрые уловы, а скульптуры из на редкость твердого черного островного камня были в большой цене на материке. И ему было наплевать, что его отец благодаря всему этому нажил несметные богатства, превосходившие всякое воображение. Для него Южные острова, а вместе с ними и замок, были тюрьмой, а родной отец – жестоким тюремщиком.

Последние двадцать минут Ханс топтался перед высокими дверями Большого зала, пытаясь заставить себя войти. День клонился к вечеру, и привычный ветер немного улегся. Обычно в замке ничего не было слышно, кроме вечного завывания ветров, и сейчас Ханс с удивлением обнаружил, насколько ясно можно разобрать доносящиеся из-за закрытых дверей звуки. Громче всего, конечно, звучал голос его отца. Его трудно было не услышать. Низкий, уверенный голос, резкие рубленые фразы. Король не любил тратить слова попусту. «Ближе к делу, Ханс. Говори по существу», – окорачивал он Ханса каждый раз, когда ему казалось, что младший сын злоупотребляет его вниманием.

Бас отца время от времени перемежался голосами двенадцати старших братьев Ханса. Они были ему так же привычны, как запах соли или вой ветра, и почти так же ненавистны. Вся его жизнь прошла в тени братьев, и каждое его воспоминание было так или иначе связано хотя бы с одним из них.

Большинство из этих воспоминаний отнюдь не были счастливыми.

Собираясь с духом, Ханс сделал глубокий вдох. Больше всего на свете ему сейчас хотелось развернуться и уйти, но он понимал, что должен хотя бы показаться на глаза остальным. Отец потребовал, чтобы он присутствовал сегодня, а когда король чего-то требует, остальным приходится подчиняться. В данном случае ему надлежало явиться на парадный обед, последний в длинной череде похожих обедов – устроенных в честь дня рождения его матери. «Я просто войду, поздороваюсь с отцом, еще раз поздравлю маму, а потом могу убираться, – подумал Ханс. – Пять минут, не больше. Какой может быть вред от этих пяти минут?»

Он передернул плечами. В обществе его старших братьев пять минут могут оказаться очень неприятными… и очень долгими.

Выдохнув, Ханс толкнул дверь и шагнул в Большой зал. По случаю торжества его освещали тысячи свечей, от которых в зале было дымно и душно до головокружения. Во главе огромного стола восседал король, оживленно беседуя о чем-то со своим старшим сыном, Калебом. Оба мужчины были полностью поглощены друг другом, откровенно игнорируя сидящих рядом женщин. Королеву, мать Ханса, привычное пренебрежение мужа уже давно не смущало: за тридцать лет брака она привыкла с ним мириться. Она молча глядела в пространство остановившимся взглядом, одной рукой теребя тяжелое ожерелье на шее, а другой сжимая ножку бокала с вином. Заметив вошедшего сына, она приветствовала его слабой улыбкой.