– Почему же только сейчас я вдруг почувствовала что-то типа раскаяния? Вот что значит препарировать память. Это занятие может принести неутешительные и нелепые результаты. Еще не хватало покаяться в измене мужу, с которым рассталась почти 20 лет назад. Да я даже не могу припомнить ни одного лица, ни имени людей из той группы на Аляске. В памяти только победоносно сверкающий всюду белый снег.
«Поздно пить боржоми, когда почки отвалились», – со злой иронией выговорила Лиза дурацкую поговорочку, оставшуюся с московских посиделок. Решительно тряхнув головой, она вылила в бокал последние капли коньяка из небольшой сувенирной бутылки. – У Гошки все же устроилось в конце концов. Мы вместе уехали в Штаты. Мы считались хорошей семейной парой. И нам действительно было интересно вместе. Было бы еще лучше, если бы не его любовные притязания. «Если бы, да кабы…,» – совсем как деревенская баба вздохнула Лиза, намечая, какую следующую коллекционную бутылку открыть.
Лиза ни разу не пожалела о том, что ушла, умчалась от своего мужа. Да, Гошка любил ее. Но его обожание, его любовь, постоянное физическое хотение давили на нее, ущемляя, как ей казалось, ее личностную свободу, вызывали такие приступы раздражения и даже истерики, что потом она была противна самой себе. А потому злилась еще больше. А главное, она сама тогда еще жаждала любить, а он все повторял, что его любви хватит на двоих. Когда они расстались, Лиза почувствовала почти забытую радость и легкость бытия, подъем творческих и душевных сил и такое ощущение свободы, которое она испытывала, пожалуй, только в детстве на каникулах. Лиза убежала, не оглядываясь, очень редко вспоминала о Георгии, а если встречала, случайно и ненадолго, никогда не стремилась возобновить отношений. Она с огромным удовольствием пустилась в самостоятельное плавание, где давным-давно и пребывала. До весны прошлого года. Оказалось, что сумасбродные ветры, которые столько лет дули ей в паруса и уводили ее, как она была уверена, все дальше от Георгия, лишь приближали ее к нему. Вот уж, действительно, неисповедимы пути Господни.
После расставания какое-то время Гошка пытался восстановить отношения с Лизой, хотя бы в рамках совместного ужина, похода в театр, прогулки, но Лиза решительно отвергла эти варианты.
«Уходя-уходи», – напомнила она известный постулат, которого придерживалась всегда и со всеми, а не только при расставании с мужем.
Спустя лет пять они случайно встретились.
Удачное получение паспорта с канадским гражданством позволяло ей без особых визовых проблем менять города и страны. И она, перелетев океан, моталась по центральной Европе, выбрав в конце концов для пребывания Швецию. В то время здесь было райское место для иностранцев. Толерантные шведы, воспитанные на своей широко-демократичной конституции, предоставляли практически всем иностранцам возможность бесплатно учить свой язык, а многих эмигрантов обеспечивали еще и социальным жильем, выдавали ежемесячное пособие по безработице, которого вполне хватало на пропитание.
Прилетев в Орладно, аэропорт Стокгольма, Лиза неожиданно увидела Гошку. Она сразу поняла, что не стоит беспокоиться необходимостью долгого общения. Каждый был связан своим собственным расписанием, маршрутом и не мог задерживаться на этом случайном «перекрестке». Гошка делал пересадку для вылета в Нью-Йорк, а Лиза, наоборот, прилетела в Швецию, чтобы обосноваться здесь на длительный срок. Они находились в одном месте, в здании аэропорта, но в коридорах, разделенных прозрачным и непреодолимым барьером: он двигался в зал для транзитных пассажиров, а она, пройдя пограничный контроль, уже вступала на территорию королевства.
Гий не один раз говорил ей, что он на расстоянии до километра физически ощущает ее присутствие. В подтверждение тому.
Он, в самом деле, заметил Лизу среди спешащей толпы и стал барабанить в стеклянную перегородку. Они стояли напротив друг друга, обтекаемые потоком людей, пытаясь мимикой и жестами сказать, что все здорово, все в порядке, изобразить радость встречи и обещание писать и звонить. Это была скорее шутка. Ведь никто из них двоих никогда не знал точно, где каждый окажется через месяц-два, а тем более год. Но тогда Лизе удалось дать понять, что постарается задержаться здесь, в Швеции.
И она задержалась. Довольно быстро освоив нетрудный шведский язык на курсах при Стокгольмском университете, она подружилась с преподавателем – Ларсом. Этот швед, не в пример большинству соотечественников, обладал каким-то космополитическим чувством юмора, возможно благодаря тому, что ему ежедневно приходилось общаться с представителями самых разных народов. Как-то за кофе Лиза рассказала ему несколько анекдотов, старых, вывезенных ею еще из Союза, но вполне остроумных и не потерявших своей актуальности. Ларс ржал как конь, остался очень доволен и пригласил Лизу на вечеринку. Так она попала в круг стокгольмской богемы, где и познакомилась с Чарли, молодым успешным фотографом. Лиза подозревала, что на самом деле его звали Свен или Туре, но в силу своего англофильства, он выбрал для жития имя Чарли. Одевался он исключительно в английских магазинах Стокгольма или специально выезжал в Лондон для полной экипировки. Сам он объяснял свои довольно частые поездки туда желанием подышать туманным воздухом Темзы и окунуться в среду языка. Он и правда, блестяще знал английский и постоянно ввертывал в родную шведскую речь английские идиомы. В первый же вечер после пива и танцев, он сказал, что хочет с ней «делать секс» и пригласил к себе. Нравы тогда в Швеции были свободными и необременительными, хотя слухи о скабрезностях в так называемой шведской семье, оказались более чем преувеличены. Нет, семья в Швеции, особенно если были дети, считалась, как и положено в протестантской стране, важной основой государства. После первой ночи Лиза перебралась к нему и некоторое время жила с ним, жила у него.
– С чего угораздило этого сноба влюбиться в меня, до сих пор не пойму, – подумала Лиза, снова потянувшись за сигаретой и привычно, как остывший чай, отхлебнула коньяк уже из новой бутылки.
Продолжалась связь с Чарли недолго. Уже с первой совместной ночи ее стал раздражать, потом все больше, вопрос, который швед неизменно задавал ей в постели: «А ю реди?» – «Ты готова?».
Подобная деталь, какая-то мелочь любовных отношений, неважная для других, не редко становились для нее основной причиной в принятии радикальных решений в плане дальнейшего сосуществования. Общение могло прекратиться, едва начавшись, только из-за того, например, что партнер некрасиво и суетно раздевается, или наоборот, полный желания, не забывает, однако, аккуратно развешивать одежду, или надоедает излишней говорливостью, или вдруг начинает смущенно подхихикивать.
Швед стал доставать ее своей влюбленностью не хуже Гошки в свое время, и Лиза поняла, что пора «линять». Окончательное решение пришло, когда в минуту особой близости Чарли старомодно предложил ей руку и сердце на всю оставшуюся жизнь. И она ушла, как и в других случаях, без утомительных выяснений отношений, не дав возможности задать вопросы, на которые у нее не нашлось бы вразумительных ответов. Просто однажды рано утром она выпрыгнула из совместной кровати, не разбудив беднягу Чарли, закрыла за собой дверь, не оставив никакой записки, не позвонив и резко отклонив просьбы объясниться, когда он позвонил сам.
Был еще подобный случай. Уже в Италии. Два сезона Лиза работала стендистом на международных выставках в Милане и Болонье. Как-то после заключения выгодного контракта по поставкам текстиля из тосканского Прато, участники сделки были приглашены на ужин. Застолье проходило на яхте, стоящей на приколе в Ливорно на Лигурийском побережье. Франческо, хозяин яхты, был местным плейбоем, знатоком еды и напитков. Сыры были изысканными, питье в изобилии. Уставшие после работы, расслабленные успешным завершением дел, бизнесмены быстро захмелели. И пошло веселье. Лиза не помнила, каким образом, и почему к рассвету она очутилась в объятьях Франческо. Спустя минуты после взаимного оргазма он встал с кровати, принял позу футболиста при пенальти, кокетливо прикрыл двумя руками пах и сказал, игриво пританцовывая и гримасничая: «Прости, мамочка, я очень хочу сделать пи-пи. Можно я выйду?». Наверное, он был уверен, что это смешно и остроумно, а Лиза, кивнув головой, улыбнулась, точно зная, что наутро уйдет от него. И она ушла. Позже от общего знакомого она услышала, что Франческо неожиданно заинтересовался русской литературой, классикой и вскоре даже прослыл в своем кругу знатоком загадочной русской души.
