… Чёрт, может, это оно.

Он поворачивается и идёт обратно в туалет. Там всё ещё никого. Там есть вентиляция. Он достаточно ловкий. Он пролезет. У него получится… это глупо.

Бросая последний взгляд по сторонам, он паутиной срывает решётку. Берёт её с собой наверх и пытается закрепить её изнутри. Ему придётся побродить тут немного – сейчас он смотрит в противоположную от нужного направления сторону – он может потеряться и пропустить автобус, и всё может быть напрасно, и ему надо спешить, это так глупо…

Прекрати думать, приказывает он себе, и так и поступает.

Тут тесно, двигаться быстро тяжело, и это даже близко нельзя назвать приятным времяпрепровождением. Он чувствует липнущие к нему клубы пыли, и ему не раз приходится останавливаться, чтобы подавить чих. Вся обстановка – настоящий ад для его рецепторов. Но ему надо продолжать движение, надо…

Здесь.

Питер смотрит сквозь решётку, пробивающиеся лучи света дают ему освещение. Кругом, конечно же, есть люди, но они далеко. Рядом с ним никого нет. Если он не наделает шума, то сможет спуститься на землю и… и что тогда?

Он прикусывает губу. Смотрит на часы. Десять минут. Десять минут, чтобы что-то придумать и воплотить в жизнь.

Питер осматривает вокзал, находит взглядом автобус с “Лос-Анджелес” на табло. Смотрит на этот путеводный маяк, поднимает взгляд немного выше и…

Опускает глаза вновь на землю, на людей внизу. Никто не смотрит наверх на него, естественно. Потому что какой смысл?

Без шума.

Питер дёргает решётку, пока она не поддаётся. Он держится за неё, вылазит, прижимаясь к стене прямо под самой крышей. Пытается поместить решётку на место, паутиной закрепляя края.

Вокруг всё серое. Он несказанно рад, что на нём почти вся одежда чёрного или серого цвета.

Питер переползает на крышу. Никто не смотрит наверх. Он ползёт по потолку. Никто не смотрит наверх. Его сердце всё ещё бьётся ровно и спокойно. Никто не смотрит наверх, никто не смотрит наверх, никто не смотрит наверх.

Он прыгает на крышу нужного автобуса, приземляясь с глухим ударом. Всем телом прижимается к металлической поверхности и ждёт с минуту.

Никто не смотрит наверх.

Питер пододвигается к аварийному люку на крыше. Просовывает пальцы под него и легко дёргает на себя. С тихим скрипом тот открывается – его однозначно редко, если вообще хоть раз, использовали – и Питер плавно проскальзывает внутрь. Люк встаёт на своё место за ним. Он тут же падает на пол и, не слыша никаких посторонних звуков, начинает ползти к ступенькам – чтобы снова добраться до нижнего этажа автобуса, в самый конец, где нет никаких окон и никто не захочет сидеть (судя по прошлому разу). И тогда, возможно, просто возможно, у него получится расслабиться на два дня.

Когда первые пассажиры начинают посадку, он уже сидит в дальнем углу автобуса.

Опустив голову, упираясь подбородком в грудь, спрятав голову под капюшоном, таким огромным, что он скрывает почти всё лицо, свернувшись в уголке, Питер засыпает.

Тусклый, едва заметный свет встречает Питера, когда он открывает глаза. Он слегка поднимает голову, оглядывается по сторонам и тут же вспоминает, где находится.

Ну. В некотором смысле. Потому что он в автобусе, автобус движется, сейчас ночь, и всё, что он может видеть в окне впереди – это простирающуюся сквозь пустоту дорогу.

Ого, думает он, как только к нему приходит осознание ситуации. Теперь действительно нет пути назад.

Он позволяет себе снова отключиться.

Когда он в следующий раз просыпается, то видит встающее из-за горизонта солнце. Он смотрит на часы, затем открывает на телефоне снимки экрана. Из них он узнаёт: нельзя сказать точно, где именно он сейчас в Штатах, но к концу дня он должен прибыть в Калифорнию.

Питер откидывается на сидении. В автобусе тихо; тут есть другие люди – те же это люди, что садились вместе с ним, или нет, он не может сказать наверняка – но все вокруг, в основном, либо спят, либо находятся в состоянии полудрёмы. Теперь, однако, когда достаточно адреналина начало циркулировать по венам, он не уверен, что сможет снова заснуть.

Может, сон не лучшая идея, ведь ему относительно скоро надо будет выходить – он не мог добраться так далеко только ради того, чтобы его поймали. И, может, ему он не нужен, потому что он пролежал в отключке большую часть поездки. И это, наверное, лучшее, что могло с ним случиться.

Его живот урчит, и он вздыхает. Руки всё ещё обнимают сумку, словно бы это может как-то успокоить голод. Он отпускает её, выпрямляется, внезапно чувствуя непреодолимую жажду.

Может, так он заставит тело думать, что ему не нужно есть, решает Питер. По крайней мере, на какое-то время. Хотелось надеяться, что до конца дня. Хотелось надеяться, что ещё дольше.

Питер тихо встаёт и идёт в сторону автобусного туалета прямо рядом с ним. Он складывает руки под краном и пьёт из них, проводит в кабинке бог знает сколько времени, пока не чувствует себя лучше. Когда он выходит, Квентин сидит на соседнем с ним кресле и смотрит на него.

Питер кивает ему, протискиваясь мимо – его вытянутых ног на самом деле тут нет, но всё же, это было бы грубо, верно? – к своему месту в углу, поднимает сумку и наматывает одну из верёвок на руку. Почти приехали, думает он.

– Ты не задумывался, что потратил всю свою удачу, чтобы сюда добраться? – спрашивает Квентин.

Питер бросает на него удивлённый взгляд. Удачу?

– Может, для каждого есть некоторое ограниченное количество. Может, тебе повезло так далеко зайти. Может, как только ты окажешься на месте, всё пойдёт под откос.

Думаю, после всего произошедшего я заслуживаю больше удачи, чем лишь на это.

Квентин откидывается на спинку сидения.

– Да, может, – с долей сомнения говорит он.

Питер с любопытством смотрит на него Словно бы Квентин знает что-то, чего не знает он сам, что абсолютно невозможно – он лишь часть его сознания. Что-то, что пытается помочь ему разобраться во всём, в тоже время ведя себя как образ предыдущей психологической пытки. Это… Ему нужно двигаться, в этом суть, Питеру нужно освободиться от его влияния, но сейчас, наверное, он ведёт самый естественный разговор, который у него был с момента, как всё полетело в ад.

Если он… Если мистер Бэк окажется хоть немного таким, тогда Питер будет знать, что сделал верный выбор.

Как думаешь, какой он? спрашивает Питер. Квентин опускает на него взгляд. Он всё ещё одет в белое. Ночью этот цвет слепил бы глаз; в рассветном свете он мягкий, успокаивающий. Питер осознаёт, что уже какое-то время не чувствовал себя ребёнком. С тех пор, как встретил мистера Бэка. Настоящего. Того, который обращался с ним, как…

– Человек, который пытался тебя убить и затем раскрыл твою личность всему миру? Кто знает, – говорит Квентин.

Питер закатывает глаза и несильно пихает его в плечо. Я знаю, что то, что я делаю, глупо, но я должен, думает он. И тоже одаривает Квентина улыбкой. Его настрой изменился: чем ближе они подъезжают к Калифорнии, тем меньше он корит себя – скорее видит во всей ситуации беззлобную иронию. Проще оставаться в хорошем расположении духа, если есть надежда, что на горизонте тебя что-то ждёт .

Квентин улыбается ему в ответ.

– Скорее всего совсем не такой, каким ты сейчас представляешь меня.

Да, думает Питер, и его улыбка тускнеет. Но, может, у нас получится добиться такого общения. По крайней мере, я в это верю. Я знаю, что изначально всё, по сути, было хорошо продуманным сценарием, но… порой мне казалось, что он сожалеет. Прежде чем он узнал, что я узнал. Может, это было правдой.

– Может, – соглашается Квентин. – Думаю, ты узнаешь.

Солнце висит высоко над горизонтом. Питер замолкает, чувствуя умиротворение среди собственных мыслей. Он знает, что не может ни на что не опереться, но всё же склоняет тело в сторону Квентина вместо стенки автобуса. Он может просто смотреть вперёд, наблюдая за людьми из-под нависающего капюшона, и совсем скоро он будет в Лос-Анджелесе – он ни разу там не был! Это уже так волнительно – и ему придётся думать, что делать дальше.