Ева не удержалась от смеха.

– Ты что, дурак? Нас это уже коснулось. До сего дня мы ни разу не были в одежде, когда ты сюда приходил.

Аквамариновые глаза потемнели.

– Я готов снять с тебя этот костюм.

Ну конечно. Грэм не делает завуалированных обещаний. Но сию минуту секса не будет.

Ева протянула руку у него за спиной и открыла дверь.

– Поговори с братом, а про мой костюм поговорим позже.

Грэм перевел взгляд на треугольный вырез жакета, потом на ее губы.

– Когда я вернусь, то хочу, чтобы ты все еще была в нем.

Наградив ее быстрым и жарким поцелуем, он ушел. Ева прижалась спиной к двери. Как такое может сочетаться: тошнота от беременности и волнение от этого мужчины?

Одно очевидно: она ничего ему не скажет, пока не поймет, какова его позиция в наследственном деле, и пока она не сделает УЗИ. Они продолжат встречаться как прежде, у них будет секс, и они сделают вид, что мир вокруг не существует.

Грэм смотрел на брата и думал о том, как ему осточертела эта история с отцовством, которая просто их съедает.

– Скажи, так решил ты или тебя допекла эта женщина? Она ведь наш враг, – приставал к нему Брукс.

– Ты никогда не отличался мстительностью, – произнес Грэм, глядя на брата-близнеца. – Ты оскорблен и раздражен, но зачем нападать на Саттона через прессу?

Брукс схватил бокал из бара, плеснул немного бурбона[3] и сосредоточенно уставился в стакан.

– Ты с ней спишь?

Вопрос повис в воздухе. Грэм не стал отвечать прямо и в свою очередь спросил:

– Ты намерен отказаться от газетных публикаций? Если ты хочешь, чтобы Ева нам помогла или ее сестры помогли, то нам не стоит вести себя так, словно мы хотим их уничтожить.

Брукс со стуком поставил стакан на полированную крышку бара.

– Нельзя быть верным и любовнице, и семье. Твоя неразборчивость выйдет тебе боком.

Грэм подошел к высоким окнам, смотрящим на раскинувшийся внизу город.

– Я прекрасно сочетаю дела и личную жизнь без твоих замечаний.

– Если ты думаешь, что постель с кем-то из Уинчестеров не нанесет вреда нашей семье, значит, похоть затмила тебе разум больше, чем я считал. Мы ведь договорились, что ты будешь держаться от нее подальше?

Грэм сжал кулаки. Это его брат, брат-близнец. Они так похожи и в то же время разные. Брукс – общительный, хваткий, предприимчивый и… приземленный человек. А он, Грэм, и общительный, и предприимчивый, но помимо этого любит наслаждаться жизнью и женщинами. Ему частенько говорили, что его обаяние помогает ему выигрывать в суде и покорять женщин. И ему это нравилось.

Он не готов отказываться от того, что есть у них с Евой. С какой стати? Он никогда не испытывал ничего подобного тому, что происходило между ними, и он не допустит, чтобы фигура Саттона Уинчестера встала между ними. Он найдет способ это уладить: сыграет роль миротворца, а своего добьется. Он ведь мастер в таких делах, разве нет?

– Мы ни о чем не договаривались, – заявил Грэм. – Ева и я – мы взрослые люди. Что такое верность семье, я осознаю и не допущу ничего, что могло бы помешать Карсону получить свое законное наследство, а Саттону – сообщить нам имя нашего отца. Но нападать на него через прессу не стоит. Нам надо действовать мягче, сдержаннее, чтобы добиться желаемого результата.

Брукс поднял брови:

– И как ты собираешься это сделать?

Грэм отвернулся от окна:

– Прекратить газетную атаку и перейти к законному судопроизводству.

Брукс от удивления открыл рот, но Грэм не дал ему возразить:

– Оставь это мне. Пусть страдает Саттон, но не его дочери – это не обязательно. Они все равно пострадают, но мы можем ослабить удар. Саттон еще жив, мы обратимся непосредственно к нему и будем действовать жестко. Представим доказательство, которое обнаружил Роуман, и пусть Саттон сделает выбор. Скажем ему, что мы обратимся в прессу со всеми фактами и списками женщин, заявивших, что родили от него ребенка, либо он внесет Карсона в завещание, как знак доброй воли, и отдаст ему долю в наследстве. Я потребую, чтобы он назвал имя нашего отца, независимо от того, как он решит поступить с другими проблемами. Я ни за что не отступлюсь от этого вопроса.

Брукс задумчиво вертел в пальцах стакан с бурбоном. Грэм был уверен, что сможет добиться желаемого результата. Ева поймет его, раз они не будут нападать на ее отца. Черт. Он восхищался дочерней преданностью… такому подонку.

– Попробуем поступить по-твоему. – Брукс облокотился о крышку бара и взглянул на Грэма. – Но уж не забывай, пожалуйста, на чьей ты стороне.

Грэм кивнул:

– Я никогда не забываю, за кого бьюсь. Вы с Карсоном у меня на первом месте.

– Ладно. Но я хочу обсудить и другую тему.

– Потребуется для этого еще бурбона?

Пожав плечами, Брукс уселся на кожаный диван.

– Мы поговорим с Саттоном все втроем: Карсон, ты, я. Саттону хуже с каждым днем. Я понимаю, что, возможно, это жестоко пойти к нему и надавить на него, но мы должны.

Мать умерла всего три месяца назад, унеся с собой в могилу секрет о том, кто их отец. Грэм понятия не имел, почему она им не сказала. Сначала он думал, что это Саттон, а она стыдилась и боялась в этом признаться. Но анализ ДНК доказал, что только Карсон его сын. Брукс с Грэмом так ничего и не узнали про себя.

С одной стороны, им ужасно хотелось узнать, кто же их отец, а с другой – Грэм был рад, что старый пройдоха не имеет к нему отношения. Не говоря уже о том, что это оставляло свободу действий, чем он и воспользовался. Он получил результаты ДНК прямо накануне благотворительного гала-приема в пользу детской больницы. И в ту же ночь соблазнил Еву. Она была великолепной в облегающем платье золотого цвета. Медово-каштановые волосы, убранные в высокую прическу, растрепались, когда он наконец привез ее в свой пентхаус. У них едва хватило терпения не наброситься друг на друга в такси.

– Хорошо, мы пойдем втроем, – сказал Грэм, вернувшись в сегодняшний день. Он сделает это ради братьев, а они все трое – единая команда. – Знаю, что Саттон сильно сдал.

Брукс злорадно усмехнулся:

– Я на это рассчитываю.

День тянулся бесконечно, и наконец, чуть не плача от усталости, Ева добралась домой и погрузилась в ванну. Все симптомы первой беременности вернулись с новой силой: постоянное желание отдохнуть, внезапная тошнота, повышенная нервозность. Утомительно было держать себя в руках на работе. Когда кто-то из недавно приобретенной компании в Барселоне выразил сочувствие по поводу болезни отца, она растерялась. К счастью, разговор происходил по телефону, а не по видеосвязи, и никто не увидел, что глаза у нее наполнились слезами. Ей удалось справиться с голосом и поблагодарить нормальным тоном.

Почему люди ведут себя так, будто он уже умер? Это так тяжело и неприятно слушать. Отец жив, хотя очень болен.

Ева опустила руку вниз под лавандовую пену на плоский живот. Дети – это благословение божье, невинность, которую они с Грэмом создали… это ни с чем не сравнить. Еве хотелось рассказать отцу, но прежде она обязана поговорить с Грэмом.

Только бы ребенок не превратился в жертву семейной вражды! За это придется биться, но Ева отметала мысли о том, что это невозможно. Грэм верен своей семье – это очевидно. А как он отнесется к ребенку? Как отнесется к ней?

Она не хотела его постоянного присутствия в своей жизни. У нее планы, цели, карьера на таком взлете, о чем она и не мечтала. Она стала президентом компании, когда отец больше не смог возглавлять «Элитную недвижимость». Зачем ей эта карьера за счет здоровья отца, его жизни?

Зазвонил сотовый, и Ева вздрогнула. Надо было оставить телефон в сумке, но последнее время она держала его рядом – вдруг сообщат об отце.

Телефон лежал на краю ванны. Бросив взгляд на экран, Ева увидела имя Норы. Плохо с отцом? Ева вытерла полотенцем руки и прочитала сообщение.