После этой неудачи Жак отступил. Уже братья стали подтрунивать над ним; но хитрец составил новый план нападения. Отступая, он снял ружье и охотничью сумку, а затем и куртку и, остановившись, обождал врага, бросился на него и накрыл его курткой.

- Ах ты злая тварь, - воскликнул он, стараясь получше завернуть животное, - я проучу тебя грозиться клещами!

Лицо мальчугана приняло такое презабавно геройское выражение, что мы не могли удержаться от смеха при виде Жаковых усилий совладать с животным.

Я поспешил на помощь Жаку и, после нескольких ударов обухом топора по куртке, убедился, что неприятель уже безопасен. Но и мертвый он сохранил угрожающий вид.

- Как называют это злое животное? - спросил Жак.

- Это, - ответил я, - краб кокосовый, и, право, мне приходит на мысль учредить орден скорлупняков и сделать тебя кавалером его. Вот, уже твоя вторая битва с этими животными. Сегодня ты проявил более отваги и присутствия духа, чем в первой стычке; я даже сомневаюсь, чтобы без придуманного тобою средства тебе удалось завладеть своим неприятелем, потому что кокосовый краб так же отважен, как и хитер, и даже может быть опасен, - по крайней мере, ребенку. Однако, я не верю рассказу, будто этот краб достаточно силен для того, чтобы вскрывать срезанные им с дерева орехи; скорее он рассчитывает, что они разобьются при падении, или сосет сок сквозь дырочки, находящиеся у хвоста ореха.

Освежившись молоком нескольких орехов, мы сложили остальные, а также и краба, на сани и отправились дальше. Мы продвигались медленно, потому что по мере того, как углублялись в лес, путь наш все больше и больше загораживался хворостом, и мы должны были прокладывать себе дорогу топорами. Эрнест, с обычной своей наблюдательностью, заметил, что из некоторых срубленных нами лиан сочилась чистая вода. Он вздумал отведать ее и нашел неуступающей лучшей ключевой воде.

Другие дети уже бросились на лианы и стали сосать их концы, не умея извлечь столько воды, сколько бы им желалось. Я должен был напомнить им способ, уже употребленный нами для высасывания сока из сахарного тростника. Дети поспешили сделать на лианах надрезы, чтобы входящий воздух облегчал высасывание жидкости, и вскоре все совершенно утолили жажду.

После нескольких минут ходьбы мы достигли леса с тыквами и сделали привал на том самом месте, где мы с Фрицем уже раз так приятно отдыхали.

Набрав большое число тыкв, мы принялись более или менее искусно изготовлять из них различную утварь. Показав детям, как изготовлять сосуды для молока и сточные формы для сыров, я вырезал хорошенькую чашку для яиц, намереваясь подарить ее нашей хозяйке. Мы не забыли вырезать и тарелки, и суповые миски. Даже для кур и голубей были вырезаны такие хорошенькие гнезда, что Франсуа сожалел, что он недостаточно мал, чтобы поместиться в такой же колыбельке.

Изготовляя эти различные предметы, Эрнест и Жак вздумали сварить краба по способу дикарей, то есть согрев воду при помощи камней, накаленных на огне. Они устроили уже чан из огромной тыквы. Но, принимаясь разводить огонь, они заметили, что у нас нет воды. А так как мне казалось, что в первую прогулку по этим местам я видел где-то вблизи источник, то дети и кинулись в разные стороны отыскивать его. Едва ушли они, как мы услышали голос Эрнеста, который кричал во все горло:

"Дикая свинья! дикая свинья! кабан".

Я вскочил, побежал на голос и вскоре встретил возвратившегося Эрнеста. Не замедлил я увидеть, сквозь чащу, и животное, которое, по-видимому, спасалось бегством. Я пустил вслед ему собак, которых подстрекнул голосом. Они побежали с лаем.

- Вот где, папа, - говорил Эрнест, храбро идя за мной, - увидел я это страшилище, которое глухо хрюкало.

На указанном месте я увидел несколько клубней, лежавших на только что взрытой земле.

- Не удивительно, что животное хрюкало: ты помешал ему есть.

Лай и возня собак известили меня, что они настигли животное, и потому, предоставив Эрнесту рассматривать клубни, я направился к месту схватки.

Фриц, догнавший меня, шел подле. Мы подходили осторожно, держа палец на спуске ружья.

Но как же удивились мы и как расхохотались, когда в животном, которому собаки с обеих сторон заступили дорогу, мы узнали нашу домашнюю свинью, которая, освободившись от своих шумливых преследователей, подошла к нам и даже пыталась ласкаться.

Само собой разумеется, что Эрнест подвергся почти бесконечным насмешкам за ужас, который овладел им при виде страшилища. Наши шутки продолжались бы, если б трусишка, успокоившись, не обратил наше внимание на маленькие яблочки, найденные им в траве.

Фриц, с обычной ему привычкой судить о предметах по первому взгляду, выразил опасение, чтобы это не были плоды маншинеля, о котором я недавно говорил и от ядовитых плодов которого предостерегал детей. Но так как свинья отнюдь не отказывалась от найденных плодов, то я решил отложить суждение о них до того времени, когда будет известно и мнение Кнопса. И потому я собрал несколько штук этих плодов и представил их нашему маленькому оценщику.

В это время Жак, который также отправился искать воды, возвращаясь, закричал нам.

- Папа, папа! Я встретил крокодила!..

- Крокодила! - повторил я со смехом, - в месте, где мы не можем найти капли воды! Ты, дружок, сошел с ума!

- Уверяю тебя, папа, - возразил совершенно испуганный ребенок, - он лежит там, растянувшись на скале и греясь на солнце.

Еще более убежденный в том, что мой ветреник болтает вздор, я отправился с Фрицем к указанному месту и не замедлил признать, что животное, сочтенное Эрнестом за крокодила, было большая зеленая ящерица, называемая игуаной, которая, хотя довольно велика, опасна только тогда, когда бывает раздражена, и которой мясо очень ценится индейцами.

Фриц, по своей всегдашней привычке, уже прицелился в животное.

- Торопишься, - сказал я, поднимая его оружие, - игуана очень живуча, и ты можешь потерять заряд и прогнать животное, которым, мне кажется, мы можем овладеть, благодаря его сну.

Я срезал в кустах хлыст и к концу его привязал бечевку со стягивающейся петлей. Взяв его в левую руку, а в правую палочку, я осторожно приблизился к ящерице, которая продолжала спать. Когда я подошел к ней на длину хлыста, я, к великому изумлению детей, принялся насвистывать знакомую мне песенку.

Игуана проснулась, стала с удивлением озираться и, по-видимому, жадно прислушивалась к раздававшимся звукам. Я продолжал свистеть, и хотя моя музыка не могла быть очень гармонична, я вскоре увидел, что животное впадает в какой-то судорожный восторг. Воспользовавшись этим его состоянием, чтобы накинуть игуане петлю на шею, я сильно дернул за бечевку, и петля стянула нашу новую добычу.

Дети подняли радостный крик и сильно изумлялись способу, которым я овладел игуаной.

Я сознался, что только прибег к средству, весьма употребительному в Западной Индии.

Так как мы не намерены были бросить свою добычу, то я взвалил игуану себе на спину. Жак, желая помочь мне, поддерживал хвост ящерицы. В такой обстановке я походил на восточного государя, идущего в сопровождении пажа, который несет конец его плаща, унизанного изумрудами.

Жена, которую мы оставили одну с Франсуа, начинала тревожиться нашим отсутствием; она слегка побранила нас и удивилась тому, что мы возвращались без воды; но вид игуаны оправдал нас.

Когда мы рассказали подробности своей охоты, жена сообщила нам, что во время нашего отсутствия найденные нами и положенные под деревом подозрительные плоды соблазнили Кнопса, что он украл несколько штук и с удовольствием съел их.

Я сам поднес одно яблоко нашей дрохве, которую мы привязали к дереву, и она жадно проглотила плод. Это убедило меня, что мы могли без опасения есть найденные плоды. Они показались всем очень вкусными, и я пришел к заключению, что мы нашли гуявы, весьма ценимые жителями Западной Индии.

Однако гуявы не могли утолить нашего голода, возбужденного прогулкой, и потому мы должны были прибегнуть к запасам, взятым нами из Соколиного Гнезда, так как варить Жакового рака было уже некогда.