В центре небольшого зала, более походившего на старый кабинет для совещаний, были расставлены стулья, на которых сидели люди разных возрастов. Девушка с содроганием отметила, что некоторые из них имели при себе странные трубки или баллоны.

– Здравствуй, – поприветствовала её милая афроамериканка, поднимаясь со своего места. – Проходи, присаживайся на свободное место. Можешь не волноваться, это не секта и допроса с пристрастием не будет, – улыбнулась женщина. – Меня зовут Найла. Найла Коулман.

– Спасибо, – пробормотала Руби. Ей казалось, что она попала в комнату, где сидели живые трупы, истерзанные жизнью и собственными мыслями. Сейчас все взгляды были обращены к ней, и девушка еле сдержалась, чтобы не сказать: «Я здесь из-за матери, ясно? Я не такая, как вы, я не нуждаюсь в мотивации!» Она отчаянно не хотела, чтобы кто-то думал, будто она сломалась, будто растратила силы и пришла сюда, потому что запуталась. Она хотела показать, что она сильная и умеет справляться. Она всегда пыталась это доказать, но люди не обращали внимания.

– Мы начнём с привычного всем ритуала приветствия, – улыбнулась женщина и тут же обратилась к Руби: – Сегодня можешь не участвовать, просто послушать.

– Хорошо, – облегчённо выдохнула она, чуть расслабившись и облокотившись на деревянную спинку.

С места поднялся парень лет четырнадцати со впалыми щеками и очень бледной, тонкой кожей.

– Привет, я Коул. Мне пятнадцать, и мой диагноз – острая лейкемия.

– Как ты чувствуешь себя? – спросила Найла.

– Подобающе, – ответил парень, и Руби усмехнулась. Если бы он чувствовал себя «подобающе», то не находился бы здесь.

– Почему ты пришёл к нам, Коул?

– Чтобы… чтобы знать, что в моей жизни всё не так уж и плохо, – пожал плечами он, и по залу разнеслись лёгкие смешки.

– Очень хорошо, – с улыбкой произнесла женщина.

Когда Коул сел, с места поднялась крупная девушка. Она не смотрела на собравшихся, только на свои руки.

– Меня зовут Денни, и мне двадцать три. У меня нервная булимия.

– Расскажи нам о своих переживаниях, – попросила ведущая.

– Я… меня раздражает, что я не хочу есть, но ем, постоянно, а потом выслушиваю насмешки на работе или в магазине, когда не могу влезть в самый большой размер джинсов. Я устала заедать всё, что чувствую, но я не могу остановиться! – Девушка торопливо закончила и села обратно. Она нервно теребила край кофты, боясь поднять глаза.

– Ты понимаешь, что ты делаешь, Денни? Ты подавляешь свои эмоции едой, пытаешься их заблокировать таким способом, а потом сама же ругаешь себя за свои действия. Это неправильно, ты должна понять, что чувствовать – не плохо.

– Плохо, когда чувствуешь так много, – тихо произнесла девушка.

– Хорошо, мы к этому еще вернёмся. Кто следующий?

С места поднялся молодой парень в темной куртке и серой шапке.

– Давайте я.

– Здравствуй, Барри. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – нерешительно ответил он, пытаясь выдавить из себя улыбку.

– Ты врёшь, – спокойно сказала Найла.

– Да, – честно ответил парень. – Сегодня я проснулся и не понял, где реальность, а где сон. Снова не понял. Я слишком запутался в своих фантазиях. Желание уйти туда становится всё сильнее и сильнее.

– Но они не реальны.

– Для меня реальны! Я устал, – достаточно резко ответил парень и опустился на стул.

– Мы обсудим это, Барри. Следующий?

– Меня зовут Сара. У меня зависимость от наркотиков, и я даже точно не помню, сколько мне лет, – произнесла девушка лет двадцати пяти, поднимаясь со стула. Такое же худое тело, как у самой Руби, такие же бегающие глаза в поисках вещи, за которую можно было бы ухватиться. – Я устала быть одна. Я понимаю, что если не брошу наркотики, то когда-нибудь умру от передоза. И я не знаю, чего хочу больше: умереть или остаться жить в чертовой халупе, которую вынуждена называть домом.

– А что для тебя истинный дом, Сара?

– Истинный дом – в моей голове. Я до него еще не дошла, но там меня определённо будет ждать настоящая семья, – ответила девушка и вернулась на место.

Барлоу дёрнулась, почувствовав, как на глаза наворачиваются слёзы. Только что эта незнакомая Сара, которая убивала себя своей наркотической зависимостью, созданной ею же самой, озвучила то, что всегда держала в голове сама Руби. Дом, до которого еще стоит дойти, но который определенно станет искуплением. Дом, в котором ждут те, кто полюбит тебя настоящей. Дом, которого на самом деле не существует.

Девушка подняла слезящиеся глаза на потолок, выкрашенный в тёмно-синюю краску и отдалённо напоминавший пасмурное небо. Ангелов на нём не было.

– Арья, может, ты хочешь высказаться? Ты молчишь уже третье занятие, – теперь Найла Коулман обратилась к худой девушке, сидящей через несколько стульев от Руби. Та ухмыльнулась и кивнула. Честно признаться, она не была особо красива, но взгляды к себе притягивала. Черные волосы, стянутые в небрежный пучок, худое лицо с сильно выделяющимися скулами, карие глаза, обрамленные густыми ресницами, и тонкие губы. Темные синяки под глазами, скорее всего от недосыпа, почему-то только украшали её, придавая образу некую таинственность, изюминку и романтичность.

Девушка не стала вставать с места, лишь сложила руки на груди и обвела собравшихся слегка надменным взглядом.

– Арья Говард, – раздался звонкий голос. – Двадцать. Анорексия. Анорексия, которая мне нравится и нисколько меня не смущает.

Некоторые ребята зашептались, недовольно глядя на девушку. Та лишь ухмыльнулась.

– Арья, почему ты ходишь к нам? – спросила у нее ведущая.

– Потому что я хочу обрести веру в жизнь и поверить в то, что каждый человек имеет право на искупление, – внезапно грустно и проникновенно произнесла Арья Говард, на что женщина лишь разочарованно покачала головой.

– Я серьёзно, Арья.

Та вновь улыбнулась, очень едко и крайне пренебрежительно.

– Я пообещала брату, что буду продолжать бороться.

– Ты не хочешь, чтобы твой брат страдал.

– Конечно, нет, – удивлённо вскинула бровь девушка.

– Значит, еще не всё в твоей жизни потеряно, – нравоучительным тоном произнесла Найла, но неприступная Арья лишь усмехнулась и покачала головой.

– Продолжайте своё занятие, будто меня здесь нет.

– Как скажешь. Но перестань думать, что ты невидимка. Человек ощущает себя частью мира, лишь когда взаимодействует с обществом, а ты сбегаешь, укрываешься. Это плохо закончится.

– Зато закончится, – с тонких губ не сходила улыбка, а ведущая начала раздражаться, но всё же сумела сдержать себя и продолжила занятие.

Все вставали со своих мест, говорили о своих проблемах, остальные внимательно слушали и старались подбодрить.

Типичные люди – пытаются спасти от забвения других, хотя сами в нём утопают.

Руби задумалась о том, какие планы у Жизни на каждого человека в отдельности? Она забирает детей, подростков, чтобы те познали в сравнении существование на грани и истину бытия. Она будто даёт шанс перед самым уходом, говоря: «На, побалуйся напоследок, пойми, сколько всего невероятного можно обрести на пороге невозврата!» Вдруг открывается дверь к упущенным возможностям, несбывшимся мечтам, ты дотягиваешься до них, заключаешь в объятия и наконец-то начинаешь понимать, что всё не так уж плохо, что на самом деле всё чудесно, но в ту же секунду осознаешь, что это последние мгновения жизни, последние минуты истинного счастья на земле. А потом? Рай? Ад?

Не существует рая, где все летают по ясному небу на розовых конях, ходят в светлых одеяниях и попивают эль из золотых чаш. Это не вечный покой. Рай – это миллионы мест для каждого человека в отдельности, воспоминания, которые прокручиваются будто старый фильм, историю которого переживаешь вновь. Рай – это люди, которые при жизни могли и не существовать, но после смерти определенно встретят тебя дома. Дома, там, куда ты так стремился.

– Руби, может, ты? – донёсся до задумавшейся девушки голос.