Лишь пугающе правдивая строчка из песни порой залетала в голову и кружилась там, будто стая надоедливых мотыльков.

Она и правда забывала. Руби по природе своей привыкла запоминать только плохое. Девушка жила с уверенностью в том, что только боль делает человека сильнее, что только благодаря боли человек может чувствовать себя живым и настоящим. Рак принёс с собой порцию новой боли, как моральной, так и физической. Жизнь будто делала подарок, вручала и говорила: «Вот, держи, ты же так хотела этого! Почувствуй себя живой перед смертью!»

Руби казалось, что она задыхается – к горлу подступал ком, дыхание становилось прерывистым, страх всё усиливался, проникая в самые отдаленные уголки сознания. Девушка сжимала губы, стараясь не закричать от накопившихся внутри эмоций, которые становились невероятной силой, и сила эта способна была раздавить её, как давит бедного муравья нога прохожего.

Барлоу по привычке взглянула на правую руку, до сих пор сжимающую почти истлевшую сигарету – костяшки пальцев были фиолетовыми, в то время как на левой руке цвет не менялся. Чтобы не срываться на людей, девушка срывалась на стены. Она знала, что правая кисть больше никогда не приобретет нормальный оттенок на холоде или в горячей воде, но ей это даже нравилось. Она гордилась разбитыми десятки раз костяшками, которые напоминали ей о том, что она сражается. В первую очередь, с собой.

Голова вновь закружилась, ноги стали подкашиваться, а пальцы затряслись. Руби сделала последнюю затяжку и выкинула окурок в ближайший сугроб, в котором тот потонул. Может быть, всё это последствие холода, а может, Рак подступал. Болезненным для девушки стало осознание того, что за все семнадцать лет она болела от силы раз пять, имела хороший иммунитет, все показатели были в норме, и тут внезапно… Рак не подкрадывается незаметно. Он селится в организмах тех, кто бредит смертью, и начинает нещадно их разрушать. И даже если человек начинает понимать, как ошибался, романтизируя этот самый «конец», изменить ничего уже не получится. Это последний урок от жестокого существа, которое заключает тебя в свои объятия, утаскивая в пустоту.

Бредя по пустынной улице, отворачиваясь от бликов фонарей в окнах домов или на витринах, Руби думала о том, что Рак – всего лишь фикция, которую она сама себе придумала, и, если она перестанет обращать на него внимание, Рак отступит. Может, его и нет там, и всё дело в психосоматике?.. Конечно, самообманом она злоупотребляла, попросту обожала это занятие, ибо оно всегда несло за собой огромное разочарование, ставшее верным спутником девушки.

Смерть – это красиво. Красиво закрывать глаза и вспоминать все счастливые события, постепенно спускаясь по ступенькам во мрак. Красиво прощаться. Красиво держать руку любимого человека и произносить избитые фразы трясущимися от боли губами. Красиво прыгать с крыши или выходить из окна, оставляя на столе душещипательную записку. Красиво лежать в ванне, наполненной горячей водой, и глядеть на располосованные ножом руки, из которых вытекает кровь, оставляя на водной глади кошмарные узоры. Красиво накидывать петлю на шею и делать последний рывок. Смерть – это красиво.

Поэтому Рак выбрал её. Все говорят, что болезнь приходит к отчаявшимся людям, как мотивация, как показатель неминуемого, чтобы человек вновь начал бороться. Руби Барлоу считала, что Рак выбрал её, потому что знал, что нужен ей. Рак мог сподвигнуть девушку сделать нечто безумное, невероятное, потрясающее. Рак мог спасти её, но всё же дать умереть.

«Сколько человек будет плакать, когда ты умрёшь?» – пронеслось в голове.

«Насколько фальшивыми будут их слова, их слёзы?»

«Как быстро они забудут?»

«Повесят ли в школе плакаты о том, что стоит ценить свою жизнь?»

Руби засмеялась и вытащила онемевшими пальцами новую сигарету. Пламя зажигалки лизнуло кончик, и в воздух поднялось серое облачко дыма. В замёрзшие легкие резко ударил воздух, пропитанный ментолом.

Бездыханное маленькое тело запихивают в деревянный ящик. Обычно в такие дни небо плачет, поливая своими слезами прохожих и кучку людей, столпившихся у свежевскопанной могилы. Бездыханное маленькое тело в последние дни своего физического существования должно проводить в клетке под толщей земли. Вся жизнь в клетке. Вся жизнь, насыщенная мгновениями радости или её фикцией, жизнь, в которой все стремятся познать то, что в принципе познать невозможно. Тело в клетке, мысли в клетке, душа в клетке, и всё умирает!

…Визг колёс на сыром асфальте и звук клаксона, разрезающий, будто острым ножом, тишину. Руби, не оборачиваясь, чтобы не наткнуться на свирепый взгляд водителя, рванула вперёд, преодолевая оставшуюся часть дороги, которую чуть освещал красный сигнал светофора.

Девушка вскочила на тротуар и, не сдержавшись, широко улыбнулась самой себе, краем глаза поймав удивленные взгляды прохожих. Наверняка фантазии тех хватило лишь на мысль о том, что девушка решила броситься под колёса или была не в себе. Зачастую людей, которые не дорожат своей жизнью, называют безумцами, но истина в том, что настоящие безумцы те, кто чересчур зациклен на собственной безопасности, и Руби начала осознавать это еще в раннем возрасте.

Девушка, продолжавшая стоять на месте, выглядела куда более дико и пугающе, чем могла вообразить. Темные круги под глазами, безумная улыбка на тонких искусанных губах, легкая корочка льда от слёз на острых скулах, сигарета, зажатая между средним и указательным пальцами, и звонкий смех, поднимающийся откуда-то из глубины.

Люди, проходившие мимо, ускорялись, пытались не оборачиваться, но не могли удержаться от манящей возможности взглянуть на странную девушку издалека. А Руби смеялась лишь сильнее, уже не различая, что на самом деле забавно, а что жутко.

Смех, переходивший в вопли от боли. Смех на грани опустошающего отчаяния.

Мимо прошел молодой мужчина в кожаной куртке на меху. Она не была застегнута, под ней виднелся черный свитер и легкий шарф на шее. Замшевые ботинки мужчины ступили по асфальту рядом с Барлоу, и та успела заглянуть ему в лицо. Карие глаза с золотистыми крапинками, коротко стриженные волосы, ровная щетина, чуть пухлые губы и широкие брови, слегка выгибающиеся в верхней точке. Он выглядел ухоженно, богато и даже аристократично, и Руби была полна уверенности, что и манеры его столь же хороши, как и внешний вид. Наверняка этот мужчина пользовался большим успехом у женщин.

Внезапно в голове девушки возникла мысль, которая в ту же секунду превратилась в острую стрелу и с неимоверной болью вонзилась в сердце.

«Интересно, отец был таким же?»

Молния сверкнула среди темного неба, но через мгновение тучи разошлись, уступая место простому сероватому полотну. В душе девушки всё вновь вернулось на свои места.

Она ругала себя за то, что так неосторожно ведет себя на улице. Лоуренс был слишком мал, многие люди знали друг друга в лицо, и кто угодно мог бы счесть её совершенно неадекватной.

«Держи подобные истерики на замке! Улица – не место для эмоций. Чувствовать будешь дома, где ты предоставлена себе и стенам!» – ругала себя девушка.

Никто не должен был видеть её слёз. Никто не должен был думать, что она не в порядке. Никто не должен был подозревать, что у неё всерьёз есть какие-либо проблемы.

«Им не важны твои чувства, они скорее зароют тебя заживо в сырую землю, чем протянут руку. Для них заразиться какой-либо ерундой куда страшнее, чем вымереть всем разом…» – шептала Руби самой себе, не отрывая взгляда от носков потрепанных ботинок.

Снег перестал валить с неба, тёмные улицы стали наполняться людьми, выбегающими из бутиков, ресторанов или офисов. Весна подступала медленно и неотвратимо, как Рак, меняющий жизнь и восприятие Руби Барлоу.