Так продолжалось уже больше месяца.
Сначала внезапно появившиеся головные боли настораживали, но девушка списывала всё на стресс и истощённость организма. После боли стали усиливаться, но ощущались иначе – будто на голову давят изнутри. Приступы стали учащаться, голова болела до безумия сильно во время спортивных нагрузок, резких движений, во время сильного наклона головы. Потом появилась тошнота, которая лишь усугубляла ситуацию. Руби не говорила об этом маме на протяжении нескольких недель, пока, наконец, та сама не заметила. Барлоу знала, что мать будет таскать ее по больницам, водить на обследования и всяческими способами пытаться уберечь своё сокровище от возможной беды. А девушка только хотела, чтобы её оставили в покое.
Руби закрыла глаза, стараясь подавить новый поток слёз. Она была вымотана, физически и эмоционально, ей нужен был полноценный отдых и покой. Постепенно, так, сидя на полу, она задремала, представляя в голове такую привычную, знакомую картину.
Вот она, вся в порезах и не затягивающихся до конца шрамах стоит перед другой девушкой – чистой, невинной, живой и улыбающейся, мечтающей о волшебной жизни, успехе и славе. Она протягивает руку, будто приглашая своё умирающее, растерзанное отражение, но малейшее прикосновение рушит его. Улыбка сходит с губ счастливой Руби Барлоу, та бросается к самой себе, только что рассыпавшейся на части, будто стекло от нечаянно прилетевшего мяча. Она отчаянно пытается собрать кусочки вместе, вернуть прошлую себя, такую родную и привычную, и неожиданно легко у неё получается! Вот в руках последний кусочек мозаики, который непременно должен встать на место, но, как только он соприкасается с другими, картинка рушится вновь, рассыпаясь на еще более мелкие осколки. Затаив дыхание, Руби Барлоу вновь начинает собирать, отчаянно стараясь вернуть всё на свои места. Она с тем же упорством собирает прошлое по частям, и каждый раз, когда почти достигает финала, картина, готовая вот-вот вновь стать цельной, рассыпается, заставляя девушку опускать руки. В последний раз, собирая себя по крупинке, до Руби Барлоу начинает доходить смысл того, как нелепо бегать за прошлым, которое на самом деле превращается в подобие пыли на ветру, унося с собой отголоски минувших событий, отголоски человека. На месте личности сейчас лишь пустота, необъятная, страждущая найти покой пустота.
Руби дёрнулась во сне и очнулась, тяжело дыша и чувствуя, как кожа покрылась мурашками, а на лбу выступили капельки холодного пота. Слишком живая картинка всплыла в её воображении, принеся с собой новую порцию отчаяния, которое сейчас перерастало лишь в усталость.
Глава 3
Выйти из ванной на разговор с мамой всё же придётся, так что Руби решила не откладывать это на потом.
Девушка прошла по коридору навстречу матери и, кивнув ей, свернула на кухню за бутылкой кока-колы. Закрывая дверцу холодильника, она вновь встретилась с взглядом, в котором читалась немая боль. Боль и жалость.
– Не нужно этого, – слегка пренебрежительно сказала девушка, почувствовав, как что-то кольнуло в груди.
– Поговорим? – предложила женщина, снимая с шеи тонкий шарф и нервно перебирая ткань между пальцами.
Руби лишь пожала плечами.
Мама вытащила из сумки небольшую брошюрку, чуть помявшуюся по краям, и дрожащими руками протянула дочери. Та приняла её, чувствуя, как все внутри стягивается в узел. Руби знала, что последует за новостью о её болезни. Лекарства, химия, стопки книг о Раке, психологические тексты, лекции о том, что нужно любить жизнь, и так далее. Карла Барлоу всеми силами будет пытаться вернуть дочери веру в счастливый финал. Ей следовало давно опустить руки. Особенно после того, что случилось полгода назад.
– Доктор посоветовал тебе прочесть это, – тихо сказала женщина, будто боясь спугнуть ее. – Это будет полезно для того, чтобы ты лучше узнала свою… свой диагноз.
– Мою болезнь? – хмыкнула девушка, но тут же наткнулась на отчаяние в глазах матери и нахмурилась. – Хорошо, я прочитаю.
Руби понимала, что выкинет брошюру в мусорку сразу, как представится возможность, но сейчас всё же посмотрела на обложку. На заднем плане была изображена женщина, которая держалась за свою голову, внутри которой сидел «демон», убивающий её, а на переднем врач с шикарной шевелюрой, показывающий руками крест. Крест, который каждый мог расценить по-разному. Смерть, вера, могила, Бог, просьба остановиться, просьба не останавливаться…
– Тебе придётся реже ходить в школу, – донесся до Руби голос матери. Девушка подняла глаза от брошюры, которая вовсе не внушала доверие и только больше раздражала. В ту же минуту буклет полетел на стол, а девушка подняла глаза на маму. Руби никогда не видела её в столь разбитом состоянии.
– Хорошо, буду ходить через день, – кивнула Барлоу, стиснув зубы, но отлично понимая, что матери тоже приходится несладко.
– Ты не сможешь посещать занятия, – еще тише, но тверже сказала женщина, опуская глаза.
– Нет, я смогу. – Внутри начало подниматься раздражение и беспричинное волнение – она не могла запретить ей видеться с друзьями или ходить на уроки! – Сделай мне так называемый «раковый бонус». Я не хочу упускать оставшееся время.
– Не говори так! – внезапно сорвалась женщина. – У тебя будет очень много времени всё наверстать, когда ты поправишься.
– Я буду ходить в школу, – упрямо повторила девушка.
– Руби, – с мольбой в глазах посмотрела Карла на дочь. – Я знаю, тебе нравится учиться, там Лили и…
– Мама. Я буду ходить в школу.
– Но у тебя не будет времени! Ты будешь ходить на процедуры, посещать курсы облучения, химиотерапию, принимать таблетки…
Женщина не успела договорить – бутылка с колой полетела на пол и разбилась, оставив на плитке медленно растекающуюся во все стороны лужицу и множество осколков. Карла вскрикнула и отступила, не отрывая взгляда от дочери.
– Почему ты мне врёшь? – жестко спросила Руби.
– О чём ты? – выдохнула женщина, и по её щеке скатилась первая слеза. Она отчаянно старалась держаться. Она отчаянно старалась показать дочери, что всё ещё может наладиться, что не всё потеряно. Она должна быть сильной ради неё, должна подарить ей веру.
– Опухоль неоперабельна, так ведь? – уже спокойнее произнесла Руби.
– Нет-нет-нет, солнышко… – Карла двинулась было навстречу, но девушка предостерегающе подняла руку.
– Опухоль неоперабельна, – утвердительно сказала она.
Напряжение между ними, казалось, мерцает, до него можно дотронуться, его можно разорвать, в него можно окунуться, будто в мягкий дым.
– Как ты узнала? – прошептала Карла.
– Ты выглядишь не особо обнадеживающе, – прямо ответила Руби. – Я не дура.
– Я не… прости меня. Я просто… я просто хотела, чтобы ты верила. Верила, что можно жить дальше… – Карла прижала руку ко рту, но сквозь нее все равно вырывались всхлипы. – Мне так жаль, солнышко.
Мать вновь потянулась к дочери в надежде обнять её, но та вновь отошла и облокотилась на столешницу.
– Никогда мне больше не ври, – попросила Руби и тут же добавила: – Хотя это будет очень короткое «никогда».
– Руби, доктор сказал, что надежда на выздоровление всё равно есть. Он специалист, на его практике было немало случаев, когда даже самые обречённые выбирались! Если мы попробуем…
– «Хуже не станет», – закончила за маму девушка. – Но я не хочу. Всё равно ведь умру.
– Не говори так, – прошептала Карла. По впалым щекам струились ручейки слёз. – Не поступай так со мной.
Она была совершенно разбита. Куда сильнее, чем дочь, до сознания которой, наверное, еще не дошёл весь смысл. Куда сильнее, чем дочь, которая, так или иначе, хотела покончить со всем этим.
Женщина тяжело опустилась на стул и закрыла лицо руками. Её тело сотрясалось в беззвучном плаче, а Руби всё так же стояла на месте, роняя крупные капли слёз.
– Это мой остаток жизни, – хриплым голосом отозвалась девушка. – Мой остаток жизни, который больше никому не принадлежит. Отдай его мне полностью, я имею на это право. И я проведу его так, как захочу.