Чуть склонив голову набок, Блэк присмотрелся к Флорес ещё внимательнее, чем прежде.
— Я не хочу «связывать» себя браком, — ответил он, наконец, — когда я один — я свободен.
— Ой, да перестань, — усмехнулась Пенелопа, повернувшись на бок, повторяя позу взрослого волшебника, — не поверю, что ты даже не думал об этом.
— Думал, конечно! — возразил Сириус, как что-то очевидное.
— Спорим, ты даже придумал имена своим детям? — Пенни задорно улыбалась. Она смотрела на мужчину перед собой, но видела лишь подростка, у которого начался переходный возраст. Иногда Сириус действительно вёл себя не так, как это стоило бы делать взрослому человеку. Но это было довольно оправдано — он потерял свою юность. В прямом смысле. Двенадцать лет в одиночной камере затоптали росток, который только-только проростал наружу. И сейчас Блэк отчаянно пытался вернуть упущенное время. Стоит ли говорить, что с Пенни он чувствовал себя таким же беззаботным и счастливым подростком? Гонки на мётлах, споры, проделки и всё это помогало ему ненадолго вернуться в семидесятые года и прожить двенадцать лет заново. На некоторое время он мог забыться, перестать волноваться, что делал и сейчас. Лежать посреди поляны вдвоём и болтать обо всякой ерунде, когда вас явно ищут — в этом было что-то дурманящее. Хотя последняя тема для разговора была явно не ерундой…
— Кассиопея. — Блэк вновь улёгся на спину, устремив свой взор на небо, на котром уже более отчётливо были видны созвездия. Десять вечера.
— Что? — переспросила Пенелопа.
— Кассиопея, — повторил Бродяга. — Я хочу назвать так свою дочь.
Пенни улыбнулась, подумав о том, как же она желает счастья этому человеку. Ей действительно хотелось, чтобы он был счастливым. Чтобы нашёл себе жену (не менее безбашенную, чем он сам), а затем назвал свою дочь Кассиопеей. У неё были бы длинные, чёрные волосы и пронзительно-серые, как у отца, глаза. Это Пенелопа знала точно.
Внезапно, она резко обняла Блэка, а тот на несколько секунд опешил.
— Что это за резкие порывы нежности? — хрипло рассмеялся он, обнимая рыжеволосую в ответ.
— Я просто люблю тебя, Бродяга, — вместо ответа усмехнулась Пенни, коснувшись губами колючей щеки мужчины и оставив на ней мимолётный поцелуй.
***
Мрак окутывает одну из комнат величественного особняка, надёжно скрывая её от посторонних глаз. Видимо, некоторое время назад здесь прошёлся наиужаснейший ураган: на письменном столе творится разгром, стул валяется на полу перевёрнутым, по всей комнате разбросаны вещи, хлам и осколки от чего-то. На не заправленной кровати сидит светловолосый парень. Спина его сгорблена, локти покоятся на напряжённых коленях, а лицо зарыто в ладони. Он сидит неподвижно, слышно лишь его тихое, неровное дыхание.
В звенящую тишину комнаты врывается звонкий стук в окно, за которым слышны лишь раскаты грома и песни дождя.
Медленно, Драко Малфой отрывает руки от своего лица. Уставшие глаза и тёмные круги под ними совсем не красят его.
Драко встаёт с кровати и медленно подходит к окну. Как только окно было открыто, в комнату влетела мокрая до ниточки сипуха. Она отряхивается, а холодные капли попадают на мятую рубашку парня. Он стоит, не двигаясь. Ему не нужно читать письмо, чтобы понять, от кого оно.
Резко вырывая письмо из клюва птицы, он грубо приказывает:
— Убирайся!
Понка, не ожидавшая такого поведения от волшебника, испуганно съёживается, делая робкие шажки назад.
— Я сказал: пошла вон!
Малфой открывает окно, и грубо подталкивает птицу навстречу грозе.
Вспышка молнии озаряет тёмную комнату, и в это самое мгновение Драко обессилено опускает руки. Лицо его начинает содрогаться в беззвучном плаче. Он медленно опускается на пол и облокачивается о стол, прижав мятую бумажку к лицу. Парень резко запрокидывает голову, издавая поистине нечеловечный звук — что-то среднее между рыком и всхлипом.
Внезапно, он начинает смеяться, в то время как слёзы застилают глаза. По всей комнате раздаётся безумный смех, смешанный с плачем.
Закатав рукав на левой руке, Драко видит ненавистную метку. Череп, вокруг которого обвивается змея — то, что он ненавидит больше всего. Чуть ниже на запястье видны совсем свежие следы от лезвия. Блондин берёт валяющуюся на полу волшебную палочку и подносит её к венам. Секунда — и на его запястье не ни единого пореза. Но чёрная метка всё же осталась, ведь её уже ничем не сотрёшь.
Раскаты грома в ту ночь были необычайно сильными.
What if, what if we run away?
What if, what if we left today?
What if, we say goodbye to safe and sound?
And what if, what if we’re hard to find?
What if, what if we lost our minds
What if, what if we fall behind, never found.
And when the lights start flashing like a photobooth
And the stars exploding, we’ll be fireproof.
My youth, my youth is yours
(Моя юность, моя юность теперь твоя,)
Trippin’ on skies, sippin’ waterfalls
(Гуляем по небесам, утоляя жажду в водопадах.)
My youth, my youth is yours
(Моя юность, моя юность теперь твоя,)
Runaway now and forevermore
(Давай убежим сейчас и навсегда.)
My youth, my youth is yours
(Моя юность, моя юность теперь твоя,)
A truth so loud you can’t ignore
(Правда так очевидна, что её нельзя игнорировать.)
My youth, my youth, my youth
(Моя юность, моя юность, моя юность,)
My youth is yours.
(Моя юность твоя.)
What if, what if we start to drive
What if, what if we close our eyes.
What if, speeding through red lights to paradise.
Cause we got time runnin’ on
Before our bodies turn to souls
Cross your fingers, here we go
Oh, oh, oh…
And when the lights start flashing like a photobooth
And the stars exploding, we’ll be fireproof.
My youth, my youth is yours
(Моя юность, моя юность теперь твоя,)
Trippin’ on skies, sippin’ waterfalls
(Гуляем по небесам, утоляя жажду в водопадах.)
My youth, my youth is yours
(Моя юность, моя юность теперь твоя,)
Runaway now and forevermore
(Давай убежим сейчас и навсегда.)
My youth, my youth is yours
(Моя юность, моя юность теперь твоя,)
A truth so loud you can’t ignore
(Правда так очевидна, что её нельзя игнорировать.)
My youth, my youth, my youth
(Моя юность, моя юность, моя юность,)
My youth is yours
(Моя юность твоя.)
Oh, oh, oh
(О, о, о,)
My youth is yours
(Моя юность твоя,)
Oh, oh, oh
(О, о, о,)
My youth is yours.
(Моя юность твоя.)
========== Глава XXIII - «Держись от меня подальше». ==========
Джиневра Уизли поднималась по узкой лестнице в доме на площади Гриммо 12. Девушке не терпелось увидеть удивлённое лицо Гарри, который совершенно точно не ожидал увидеть её здесь.
Волнительно пройдясь вдоль многочисленных комнат, она увидела нужную — надпись «Гарри» свидетельствовала об этом.
Пытаясь не завизжать от волнения, Джинни приоткрыла дверь и заглянула в комнату. То, что она там увидела, повергло её в шок.
Гарри (её любимый Гарри!) нежно обнимал её лучшую подругу, а та буквально повисла на его шее и, почему-то, плакала.
В этот момент внутри Джиневры что-то треснуло. Возможно, это была её надежда на то, что Гарри ответит на её чувства взаимностью, или это с треском порвалась её с Пенелопой дружба.
На глаза девушки начали наворачиваться слёзы, и она с болью и ненавистью одновременно смотрела на то, как парень её мечты обнимается с её лучшей подругой.
Уизли собралась уйти, но дурацкая скрипучая половица обломала все её планы.
— Джинни? — удивлённо спросил Гарри.
— Что ты здесь делаешь? — тут же отскочила от него Пенни. — И…как давно ты стоишь за дверью?
— Достаточно, чтобы всё понять. — проговорила Джинни, с ненавистью глядя на подругу. — Не буду вам мешать.
Уизли с громким хлопком закрыла дверь, после чего послышались её быстрые удаляющиеся шаги.
